Пепел жизни - Харос Рина

– Сделай это, Касандра. Пусть эта жертва станет доказательством моей любви к тебе. Мы оба знаем, что мне осталось жить считаные минуты, так хоть спаси того, без кого не можешь жить.

Пять… четыре…

Я вскинула руку и пронзила тело Йенса, сжав сердце и вырвав его из груди.

Три, два…

Орк издал протяжный стон, его глаза закатились, а сам он обмяк, так и оставшись приколоченным белоснежными стрелами к дереву.

Один…

Поляна утонула в криках Бальтазара, которого кромсала и уничтожала Алкеста, перерубив косой его линию жизни. Золотистая стрела, медленно выползавшая из тела Йенса, устремилась ввысь и скрылась среди деревьев.

Я шумно выдохнула, но нестерпимая волна боли пронеслась по моему телу. Последнее, что видела перед тем, как провалиться в беспамятство, истерзанное лицо Йенса, глаза которого были прикрыты, а на губах застыла безжизненная улыбка.

Глава 51

Мулцибер

– Хватит лениться, вставай! Жители ждут своего правителя! В конце-то концов, ты должен благословить детей Селестии и Михаэля! Живе-е-ей!

Я почувствовал, как рога Клерса уперлись мне в бок, но не сдвинулся с места, позволяя сатиру властвовать мгновение. Застегнув рубашку светлого оттенка, провел руками по кремового цвета просторным штанам, которые свободно свисали вдоль ног.

– Клянусь, если бы Касандра знала, что ты за самовлюбленный сноб, никогда бы не полюбила! – Клерс никак не мог угомониться.

– Смею тебя разочаровать, но у нее не было выбора, – я обернулся и повел боком в сторону, когда Клерс пытался вновь боднуть.

– Конечно, бедная девочка… Родиться ради такого барана…

– Клееерс, – протянул я и присел на корточки перед сатиром, – все хорошо. Больше не надо обороняться.

Друг замер, но я почувствовал, как пробежала дрожь по всему телу.

Прошло четыре месяца с того события на поляне. Нить судьбы Бальтазара была уничтожена Алкестой, и Касандре пришлось убить Йенса, чтобы восстановить баланс жизни и смерти. В последний момент душа орка проникла в мое тело. Еще мгновение – и никакое бессмертие бы не спасло от того, что лишают нити судьбы, без которой ты – лишь ненужный хлам без эмоций, чувств, цели.

После смерти Йенса Касандра приняла истинную сущность. Белокурые локоны переплелись в тугие косы, которыми она истребляла врагов, изумрудного оттенка глаза стали черными, как ночное небо. Тело покрыто серебристой пыльцой, на сгибе локтя образовались шипы – коснись фея им шеи, и ты труп. Короткая ткань, прикрывавшая грудь, и юбка, доходящая до середины бедра, служили теперь Касандре одеждой.

Помимо целительства в фее проснулся дар предвидения – порой я просыпался среди ночи и видел, как она иглой касается подушечки своих пальцев, выдавливает первые капли крови и всасывает алую жидкость, закатив глаза. Поначалу это зрелище пугало, но затем я стал предлагать сам, но Касандра наотрез отказывалась. Собственная кровь помогает видеть будущее всех, кто ей дорог, в общих чертах, без деталей, и этого было достаточно. Возлюбленная объясняла, как неразумному дитяти, что моя кровь только притупит ощущения. И тогда я направлял часть своих сил, чтобы девушка восполнила резерв, а она отвечала мне взаимностью, со стоном выгибаясь под моим телом.

После того как Алкеста приняла сущность Жизни и Смерти, она забрала силы, дарованные ее сестрами, и бессмертие, которое последовало после принятия сущности. Она выделила нам семьдесят лет – достаточный промежуток времени, чтобы насытиться друг другом, если бы не одно «но» – фея и демон не могли иметь детей. Это противоречило их сущности. Но мы не оставляли попыток, и в глубине души я знал, что все не напрасно. Когда пытался выяснить у Касандры, что видит относительно нас, то она всегда отвечала уклончиво и в большинстве случаев просто уходила из комнаты, оставив меня одного.

Ей нужно было десять минут, чтобы успокоиться, пять, чтобы побыть одной. Я должен был уложиться в пятнадцать – находил Касандру около древа, которое осталось на поляне перед дворцом. В них три сестры, порожденные мойрами, вложили свои души, когда перерождались. Теперь осталось лишь одно – два остальных дерева лежали рядом и тянули иссохшие сучья и корни к собрату, оказывая безмолвную поддержку в непростой судьбе. Касандра всегда сидела около них – неважно, будь то ночь или день, – и ждала меня – я чувствовал, как необходимы ей были поддержка и любовь, и делал все, чтобы она не забывала об этом.

В тот злополучный день, когда мы встретились с Бальтазаром, я нашел Клерса в подвале, где он сидел среди винных стеллажей и истошно кричал. Мы с Касандрой едва его успокоили, а когда это произошло, он сказал, что почувствовал ту тварь, что напала на поселение сатиров тогда, в ночь смерти отца. Он испугался. И никто не мог винить его за подобное. Найдется ли множество смельчаков, что действительно согласятся взглянуть страху и смерти в глаза, оправдывая дурость смелостью? Вряд ли.

Из омута воспоминаний вырвало недовольное фырчание Клерса. Я добродушно улыбнулся, выпрямился и кивнул головой в сторону двери. Со стороны улицы слышались крики, радостный смех и звук разбивающихся бутылок вина.

Михаэль и Селестия вместе с детьми прилетели на Авантин, чтобы объединить три континента.

Я шел по многочисленным коридорам, чувствуя смутное сомнение, которое зарождалось в душе. Рыскал глазами по стенам, потолку, полу, чтобы понять источник тревоги. Клерс смиренно шел рядом и кидал на меня косые взгляды, от которых хотелось развернуть его в другую сторону или подогнать ладонью в спину, чтобы не мешал самобичеванию.

– Не нравишься ты мне.

– Да я сам себе не нравлюсь, что уж греха таить, – парировал я и ускорил шаг, когда входная дверь показалась на горизонте.

Выйдя на поляну, сощурил глаза от яркого солнца и того, что дракон выпускал в небо огненное облако, освещая небосвод заревом. Рядом с ним резвилось существо, обладающее магией воздуха, и пыталось потушить пламя, но его силы пока не раскрылись в должной мере – поток то не долетал до источника возгорания, то едва ли заставлял его дрогнуть.

На окраине леса с левой стороны стояли столы с едой и вином, справа – три трона и детская кроватка, откуда слышались громкий смех и улюлюканье. Рядом стояли Михаэль и Селестия, о чем-то активно споря. Лицо и шея мужчины покрылись фиолетовой чешуей, а с рук дриады слетали листья, гонимые ветром, которые норовили попасть возлюбленному в рот, чтобы тот наконец-то замолчал.

Чуть поодаль, обнявшись, стояли Ведас и Алкеста. Одна рука девушки была в кожаной перчатке, около другой порхали бабочки, напоминавшие упитанных шмелей. Возлюбленные просто стояли и наблюдали за тем, как жители трех континентов медленно заполняли поляну, оказавшуюся внезапно слишком тесной.

Я глазами искал Касандру, но ее нигде не было. Даже сладковато-терпкий аромат магии не витал в воздухе. Я призвал магию, чтобы найти фею, и почувствовал слабые отголоски, доносившиеся со стороны моря. Обогнув пирующую толпу, направился по следу, обходя стороной низких сущностей, которые обитали в лесу. Я шел по тропинке, не сходя с нее, ощущая, что Касандра совсем близко.

Спустя пятнадцать минут вышел на берег Мойрского моря – около воды сидела рядом с сиреной фея и смеялась. Морскую деву я узнал сразу – истерзанная душа, которая так и не нашла пристанища после насильственной смерти. Фея и сирена держались за руки и улыбались друг другу такой искренней и лучезарной улыбкой, что я непроизвольно повторил за ними. Сделав пару шагов навстречу, неосторожно наступил на сухую ветку и привлек внимание девушек – Касандра моментально обернулась и призвала магию, которая остановилась в нескольких сантиметрах около моего лица – белоснежная стрела хотела проткнуть глаз, но, хвала мойрам, возлюбленная решила отложить свою казнь. Сирена дернулась и хотела скрыться под водой, выбравшись из объятий Касандры, но, заметив меня в последний момент, помахала рукой и распахнула жабры на шее, делая глубокий вдох.