Главное задание - Астахов Андрей Львович

— Может, что и так. Да только засаленный он какой-то, неухоженный. Я бы с ним ни за что не легла в постель, хоть золотом меня осыпь.

— А баронесса?

— О, первая красавица в наших краях! — Трактирщица сказала это таким тоном, что я понял — мадам Франсуаз терпеть не может хозяйку замка Гранстон. — Ее муж, барон Линч, был прекрасным человеком.

— Был?

— Он пропал без вести несколько месяцев назад. Баронесса до сих пор надеется, что он вернется к ней.

— Это было бы замечательно, — сказал я.

— Замечательно? Дорогой господин Алекто, вы не представляете себе, как они жили после свадьбы! — Трактирщица закатила глаза. — Мой муж Пьер был капитаном охраны у барона Линча, так он видел все это своими глазами. Эта… баронесса бедного мужа поедом ела. Не удивлюсь, если господин барон просто сбежал от своей женушки куда подальше.

— Я слышал, он очень сильно любил ее, — заметил я.

— А вы, мужчины, вечно влюбляетесь в таких профур. — Трактирщица наклонилась ко мне, перешла на жаркий шепот. — Он привез ее в замок четыре года назад, и первое время она ходила тише воды ниже травы, только глазки свои лазоревые долу опускала. А потом оперилась, пташка, прибрала все в свои руки. То не так, это не так. И еще, она мерзкая нимфоманка. Просто помешана на сексе. Это все в замке знают, и барон это знал. Говорят, она его прилюдно позорила — мол, что за мужик, не можешь женщину как следует попользовать. Ужасно, верно?

— Да, как я погляжу, эта баронесса Гранстон знойная штучка.

— Бесстыжая белобрысая безбожная мымра, вот кто она! — Трактирщица аж задохнулась от праведного гнева. — Говорят, в Саграморе до сих пор ходят по рукам рисунки, на которых какой-то художник изобразил баронессу голой. Бесстыдство, одно слово.

— Может, в этом и нет ничего плохого, — сказал я, улыбаясь. — В моих краях это называется эротика. Всегда приятно посмотреть на обнаженную женщину, если она красива. Ничего постыдного я в этом не вижу.

— Конечно, — с пренебрежением сказала трактирщица. — Все вы, мужчины, одинаковы. И все ваши мысли у нас между ног. Не ожидала этого от вас, господин Алекто.

— Не сердитесь, Франсуаз, я пошутил. И улыбнитесь — ага, вот так. Когда вы улыбаетесь, вы делаетесь просто неотразимой.

— Да ну вас! — Трактирщица покраснела, махнула на меня рукой. — Поздно уже, пора спать. Я вам приготовила комнату на втором этаже. Вторая дверь по коридору направо. Найдете сами, или вас проводить?

— Мне бы не хотелось отрывать вас от дел. Я сам найду свою комнату.

Мне показалось, что по ее лицу пробежало разочарование. Но я постарался оставить мадам Франсуаз надежду, и потому сказал:

— На тот случай, если вы захотите пожелать мне спокойной ночи, мадам, я оставлю дверь открытой.

Я нарочито медленно поднялся по лестнице, ведущей на второй этаж корчмы и, оглянувшись, посмотрел на мою соблазнительную хозяйку. Она поправляла свои тяжелые волосы, заколотые в сложную прическу. Вздохнув, я направился к двери своей комнаты.

Номерок оказался вполне презентабельным. В комнате было чисто, на окнах миленькие цветастые занавесочки. На столике у приличной кровати кувшин с водой и чашка, под кроватью — ночной горшок. Отдернув покрывало, я вдохнул мягкий запах свежего сена и чистого полотна. Только сейчас я понял, как же я устал за день. Хотелось только одного — раздеться, лечь и обо всем забыть.

Я разделся, аккуратно уложил одежду на стуле, растянулся на кровати и почувствовал, что сейчас заплачу от счастья. Первый день в этом мире заканчивался совсем неплохо. Я ожидал худшего…

— Ээй, господин Алекто!

Я открыл глаза. Мадам Франсуаз стояла у моей кровати, держа в руке масляный фонарь.

— Мадам?

— Я оценила вашу любезность, господин Алекто, — сказала она, помахав мне длинными накрашенными ресницами. — И пришла пожелать вам спокойной ночи.

— Боже, как мило, — я вскочил с кровати и взял ее за руки. — Тогда позвольте еще и поцелуй вместо стакана молока?

— Тысячу поцелуев, дорогой.

Я положил руки ей на талию и почувствовал, что она прямо пышет жаром — ну просто обогреватель «Де Лонжи», а не женщина. Какое-то время мы самозабвенно целовались, потом я избавил ее от корсажа, юбки и нижней кружевной рубашечки, оставив только милые кремовые чулочки. Мадам Франсуаз тем временем нашла милую забаву для своей правой ручки, и ее умелые ласки были до того в тему, что я ощутил необыкновенный прилив мужских сил и способностей.

— А как же твой муж? — шепнул я, пытаясь избавиться от последних сомнений.

— Я вдова, — прошептала она мне в ухо. — Мой бедный Пьер умер. Год тому назад.

— О! — сказал я и повалил ее на кровать.

Этой ночью я понял, что означает выражение «изголодавшаяся по любви женщина». Думаю, охи и стоны мадам Франсуаз было слышно даже в Саграморе. Милая трактирщица оказалась настолько темпераментной и изобретательной, что я просто потерял счет нашим заплывам. Никогда не думал, что мужская работоспособность настолько зависит от партнерши! После четвертого или пятого раза, когда я почувствовал, что напоминаю до капли выжатый лимон, я попытался устроить небольшой перерыв для куртуазной беседы и восстановления сил, но мадам Франсуаз нежно зажала мне рот своей мягкой горячей ладошкой и шепнула:

— Мы будем болтать или любить друг друга?

Вопрос мог иметь только один правильный ответ, и я его дал. Лишь на заре прекрасная трактирщица решила, что с меня хватит.

— Это было чу-дес-но! — шепнула она мне и, наградив последним добивающим насмерть пятнадцатиминутным поцелуем, покинула меня. Подобрала с пола свои вещи, позволила мне напоследок полюбоваться на свои ослепительные ягодицы без всяких признаков целлюлита, на свою чудесную кошачью спинку и, послав мне воздушный поцелуй, исчезла за дверью. Я остался лежать на простыне, превращенной в лохмотья, весь облепленный перьями из разорванных подушек, и все гадал, где же я сейчас нахожусь — то ли в деревенской гостинице, то ли в раю, то ли в морге.

Глава девятая. Захариус Сто Бутылок

Я проспал мертвым сном до полудня, а по пробуждении, еще раз с удовольствием вспомнив события минувшей ночи, прикинул план действий на ближайшие двенадцать часов. Все шло к тому, что мне необходимо повидаться с магом по имени Захариус. Одевшись и причесавшись, я спустился вниз и увидел, что мадам Франсуаз в нарядном цветастом платье хлопочет за стойкой, разливая по кружкам темный шипучий сидр. Я улыбнулся ей, помахал рукой. Она ответила мне лучезарной улыбкой. Похоже, мои ночные подвиги очень сильно подняли ее жизненный тонус.

— Мадам! — сказал я томно, подойдя к стойке. — Благодарю за великолепную комнату, в ней так сладко спалось! Я видел чудесные сны. Сколько я вам должен за ночлег?

— Двадцать соверенов за комнату, — сказала она. — За сны я с вас ничего не потребую.

— Сейчас меня ждут дела, — сказал я, положив монеты на стойку. — Но когда я закончу с ними, обязательно вернусь к тебе, милая Франсуаз, чтобы увидеть продолжение своих снов.

— Боюсь, господин Алекто, в моей корчме чудесные сны снятся только один раз, — ответила мадам Франсуаз, и в ее глазах появилась непонятная печаль. — Но если захотите остановиться у меня, буду рада. Прощайте, да благословят вас Бессмертные!

Я вышел из корчмы с ощущением, что меня продинамили. Ну ладно, счастье не может быть вечным. Авось, однажды прекрасная трактирщица передумает, и я смогу найти у нее не только вкусную еду и хорошую комнату… Или это мой Венец Безбрачия сработал? Если так, то в этом мире мне вполне могут обломиться лавры Дон Жуана. Гуляй не хочу, а жениться меня никто не заставит.

Заманчиво.

Я вышел из корчмы и отправился вглубь деревни. Дом Захариуса Сто Бутылок находился на западной околице Мансее, но дверь оказалась запертой. Побродив вокруг дома, я решил расспросить местных, где можно в это время найти мага.