— Раз на небо забросили, то рано или поздно шлепнемся назад, — беспечно протараторила бабка.
— А вдруг так и будем лететь, пока рогами в Солнце не упремся, и будет тогда яичница на этом стуле… Ай, не хочу, — дед изо всех стариковских сил забил кулаком по иллюминатору.
Появился некто в скафандре, кого раньше не видели.
— Здрасьте, мил человек, — обрадовалась гостю бабка.
Человек в скафандре мучительно думал, анализировал, взвешивал «за» и «против», полемизировал сам с собой и, наконец, пришел к единому мнению:
— Понял, понял. Представление будете давать на орбитальной станции. Комики, значит.
— Это почему комики? Думаешь, горшок на голову надел, значит, все можно? — угрюмо спросил дед и привстал, сжимая в руках батон. — Я ветеран сельского труда, а не говночист какой-нибудь.
— А-ха-ха, — залился человек в скафандре, — уже репетируют потешники. Да что там, на станции, кроме комедии, показать можно? Невесомость, утечка из санузла, тараканы порхают, как птицы. Может, я, конечно, не прав, может, вы там Шекспира заделаете.
— Я тебе сейчас такую мать-перемать заделаю, — разгорячился дед. А бабка сказала кротко. — Из нас артист-клоун только ты, мил человек. Вырядился, понимаешь… А мы делом заняты, мы на вертолете в Пустомержу летим. Поскорее бы надо, картошку пора копать, а ты тут лясы с нами точишь. Шел бы баранку крутить да педали жать, а то еще не туда залетим.
— Ух и шутники, — подначил их не возражавший против репетиции человек в скафандре, — ну, добро.
— О-ооо, — по-ведьмовски завыла тут бабка. Она стала выплывать из кресла, а дед с солдатской смекалкой старался поймать ее клюкой, но при этом бранился: «Так вот ты какая, чертовка, разводу мне давай немедленно, а то еще ночью загрызешь железными зубьями».
И заварилось происшествие. Бабка «била крылами» под потолком, еще кто-то из летучих стучал палкой колбасы по шлему человека в скафандре. Многие, особенно дети, просились в туалет, другим было уже поздно. Три сестры блевали, не стесняясь. Один дядя Витя сидел скромно, без претензий. Он понимал, что оболочки, почему-то озлясь, не давали ему жизни на Земле, а теперь вообще загнали в безвоздушное пространство, и некому заступиться, некому сказать веские слова: «Цыц, черти».
То, что смахивало вначале на заблудившийся в космосе пакет из-под кефира, как следует разбухло, до размеров пирамиды — будто тьмы насосалось. На борту пирамиды была светящаяся надпись: «Гнездо-2». Похожее дядя Витя уже видел в каком-то боевике. Космонавт кончил ржать и уплыл производить точную стыковку. Тело станции входило острием прямо в дяди-Витину голову и ковыряло давно слежавшие слои мозгового вещества. Что-то там уже забурлило, запузырилось. Но тут один задорный мужик, пытавшийся пробежать по спинкам кресел, лягнул его каблуком в затылок. Мозговое вещество надолго успокоилось, излишек мыслей вылетел в спертый воздух кабины.
Примерно в это же время пилоты пригородного вертолета «Синяя птица» еще не кончили удивляться, что лететь им приходится в гордом одиночестве. Они не знали, куда могла задеваться обычная бестолковая толпа пассажиров. Но они не подозревали кое о чем более существенном для себя. Где-то на полдороге в Пустомержу, только не в воздухе, а на земле играло несколько детишек. Это были отпрыски дачников-горожан, симпатичные такие ребята в ярких костюмчиках. И игра у них была не какая-нибудь убогая, вроде пятнашек, с которой и олигофрены справятся, а интеллектуальная, делающая честь их папам и мамам.
Юное дарование в шапочке с огромным козырьком, из-под которого выглядывал недетский длинный нос, осмотрело окрестности в игрушечный бинокль.
— Дымка какая-то. А на хрена она нам нужна? Верно, Жирный?
— Спрашиваешь, — отозвался мальчик плотного сложения. — У нас, Носатый, тепловидение покуда не прорезалось.
— А ну-ка, закрой варежку. Я, кажется, слышу. Будто толстяк, вроде тебя, пыхтит на бегу. Давай-ка прицел у второго на пять градусов повыше. И проверь по индикаторам накачку у всех стволов.
— Понял, — отозвался упитанный мальчик и стал сновать между деревьев. К веткам были прихвачены клейкой лентой приспособления, в них закреплены игрушечные бластеры или «лучеметы детские», как значилось на коробках, раскиданных на траве. От бластеров тянулись проводки, которые сходились к самодельному пульту, его сжимал в руках мальчик с носом.
— Если не свалится винтокрылый друг в воздушную яму, бабахнем прямо по фонарю, — сказал главный мальчик, — ожог роговицы гарантирую. И привет тогда с того света.
— Злые, злые мальчишки, — сказала девочка, третья из их компании. — Вот я все папе расскажу.
— Эй, Жиртрест, ты ее привел. Кто у нее пахан?
— У нее папа — мент, — отвечал крепыш. — Вообще-то наклепать она может. Я как-то не подумал. Давай-ка я ей лекарство пропишу, — и он стал наводить бластер на девочку.
— Оставь удовольствие на потом, сейчас некогда. И ноги у нее длинные, в моем вкусе, в общем, надо разобраться. А вот, кстати, и сизая птичка защебетала. Рано пташечка запела. По лазерному дальномеру тысяча пятьсот… тысяча… пятьсот… пора.
Носатый нажал кнопку.
— Вот вам подарочек ко дню авиации.
Блестящие ниточки потянулись от деревьев к вертолету, как будто роща захотела поиграть с машиной. Они соединились в солнышко, которое тут же полыхнуло изо всех сил на стекле кабины.
Вертолет закачался, стал разворачиваться, но свалился набок и, болтаясь из стороны в сторону, пошел к земле. Пару раз «Синяя птица» пробовала поднять нос, но от такого курса уже не отклонилась. Раздался взрыв, как будто воздух треснул. Дети увидели из-за деревьев только шапочку огненного гриба, которая округлилась, оторвалась от ножки и прожила недолгую самостоятельную жизнь.
— Не будет здесь больше летать, — крепыш с чувством выполненного долга утер капельки со лба.
— Из тебя такой же шарик получится, только поменьше — если будешь доставлять нам хлопоты, — обернулся Носатый к девочке, — ясно, сучка младая? А теперь чеши отсюда. Куклу забрать не забудь.
Девочка вышла из оцепенения, подхватила свою игрушку и заметалась между деревьев, стараясь как можно скорее удрать.
