Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 181
И так, наконец, они попадают на Плот. Никто не сказал И.В., куда они едут, но именно туда они направляются – теперь это уже совершенно очевидно. Ей следовало бы испугаться. Но они бы не ехали на Плот, будь там так плохо, как о нем говорят.
Когда он еще только показывается на горизонте, И.В. почти ждет, что ее снова обмотают промышленной изолентой. А потом она догадывается, что в этом нет необходимости. Она же никому не чинила неприятностей. Ее приняли как свою, ей доверяют. Отчасти это пробуждает гордость.
И она не будет создавать проблемы на Плоту, потому что сбежать из их сектора лодчонок она может только на Плот per se. На настоящий Плот. Плот из сотен дешевых гонконгских фильмов и комиксов с реками крови. Не нужно большого воображения, чтобы представить себе, что случается на Плоту с пятнадцатилетними американскими блондинками, и здешним людям это известно.
Иногда она тревожится за мать, а потом ожесточается и думает: может, случившееся пойдет ей на пользу. Немного ее встряхнет. А именно это ей и нужно. После того как папа ушел, она замкнулась в себе, съежилась, будто брошенная в огонь птичка-оригами.
На расстоянии нескольких миль Плот окружает внешнее облако мелких судов. Почти все они рыболовецкие. На кое-каких – парни с автоматами, но этот паром они не трогают. Пройдя через внешнюю зону, паром берет курс на белый квартал с краю Плота. В буквальном смысле белый. Все корабли здесь новые и чистые. Есть парочка огромных ржавых судов с русскими надписями по борту, и паром причаливает к одному из них. Перебрасывают швартовы, потом на борт парома ложатся сети, утяжеленные сотнями отслуживших свое шин.
Никаких условий для скейтинга.
Интересно, есть ли вообще на борту скейтеры. Маловероятно. И вообще все это не ее люди. Она всегда была из грязных отбросов хайвеев, а не из этих, что вечно распевают, взявшись за руки. Может быть, Плот для нее – самое место.
И.В. отводят в трюм русского корабля и ставят на самую тупую работу всех времен и народов: чистить рыбу. Она этой работы не хочет, она о ней не просила. Но получила именно ее. И все это время никто с ней не разговаривает, ничего не объясняет, и поэтому она боится спрашивать. Ее только что накрыла массивная волна культурного шока, поскольку большинство людей на этом корабле – старые и толстые русские и по-английски они не говорят.
Несколько дней она спит за работой, тогда ее тычками будят здоровенные русские матроны, работающие за соседними столами. А еще она ест. Кое-какая рыба, проходящая через этот трюм, порядком протухла, но и свежего лосося здесь достаточное количество. Узнает она его только потому, что ела суси в универмаге: лосось – это нечто красновато-оранжевое. Поэтому она готовит себе суси, жует потихоньку свежую лососину, а та хороша на вкус, что само по себе неплохо. Немного проясняет мозги.
Как только И.В. преодолевает шок и свыкается с заведенным порядком, то начинает обращать внимание на окружающих, наблюдать за чистящими рыбу матронами и тут понимает, что такова, должно быть, жизнь для девяноста девяти процентов населения планеты. Ты в таком-то месте. Вокруг тебя другие люди, но они тебя не понимают, а ты не понимаешь их, но они все равно непрестанно что-то бормочут. Для того чтобы выжить, весь день и каждый день делаешь глупую бессмысленную работу. А единственный путь бегства – остановиться, броситься очертя голову в жестокий мир, который тебя поглотит, и никто больше о тебе и не вспомнит.
Она малопригодна для чистки рыбы. Крепкие русские тетки – топающие плосколицые бабушки – то и дело на нее наезжают. Они все время слоняются у нее за спиной, смотрят, как она работает, с таким выражением на лицах, будто не в силах поверить, как можно быть такой нескладехой. Пытаются показать ей, как правильно, и все равно у нее плохо получается. Это нелегкая работа, а руки у нее все время мерзнут и едва слушаются.
Через несколько дней этой доводящей до исступления работы ей дают новую, чуть дальше по конвейеру: на раздаче в столовой. Все равно, что девица с половником в школьном кафетерии. Она работает в камбузе одного из больших русских кораблей, подтаскивает к стойке чаны с уже готовой рыбной похлебкой, разливает ее по мискам, которые толкает через стойку к нескончаемой очереди религиозных фанатиков, религиозных фанатиков и снова религиозных фанатиков. Только на сей раз тут гораздо больше азиатов и почти нет американцев.
Здесь есть еще одна, новая разновидность: люди с антеннами в головах. Антенны вроде тех, какие бывают у переносных полицейских раций: короткие пруты из черной резины с тупыми концами. Поднимаются они из-за уха. Увидев их впервые, она решает, что это какой-то новый плейер, ей хочется спросить, где этот тип такое взял и что он слушает. Но тип слишком уж странный, еще более странный, чем все остальные: пялится в никуда пустым взором и иноязычит почище прочих. В конце концов у нее даже мурашки по коже бегут, поэтому она только наливает ему побольше похлебки и поскорей отводит взгляд, чтобы плюхнуть жижу в следующую миску.
Время от времени она узнает кого-нибудь, кто был с ней в фургоне. Но они, похоже, ее не узнают, смотрят прямо сквозь нее. Стеклянные взгляды. Словно им промыли мозги.
Словно ей, И.В., промыли мозги.
Она даже поверить не может, что прошло столько времени, пока она сообразила, что с ней делают. И от этого только еще больше злится.
