Карфаген 2020. Восхождение (СИ) - Ратманов Денис

Выживший Дэн рассказал все по-своему, что это я на них напал и сперва застрелил Макса, потом попытался — его, потому что мне показалось, что они плохо обращались с девчонкой. Гитель попыталась убедить стаю, что я так не поступил бы, но они не верят ни Дэну до конца, ни в мою невиновность. Нет времени читать, я разворачиваю все записки, нахожу координаты, где сейчас обитает стая, а так же по ходу дела узнаю, что трикстеры в курсе, что я попал на «Полигон», и этим посланием все заканчивается.

Действительно — зачем писать, когда я на «Полигоне» и все равно не приду. После того, как я выиграл на реалити-шоу, весточек от нее больше не было. Может, она поняла, что я теперь птица высокого полета и забыл о них, а может, случилось чего похуже.

Полчаса бреду по коридорам, вдыхая гарь и понимая, что для трикстеров наступил переломный момент, они больше не могут жить под землей, но и к жизни на поверхности особо не приспособлены. Им приходится конкурировать за кусок хлеба с бандами черноротых, поделивших территорию.

Перед тем, как выйти на поверхность, надеваю силиконовую маску, которая увеличивает нос, уменьшает губы, меняет форму глаз и бровей.

Выбираюсь из люка, отправляю Эду сообщение, что со мной все нормально, жду подтверждения. Полминуты колеблюсь, идти ли к трикстерам, и принимаю окончательное решение.

Еду в битком набитом метро.

Прошел месяц, но кажется — целая жизнь, на Полигоне я отвык от замкнутых пространств, вони немытых тел, злых перекошенных лиц черноротых. Хочется отвернуться, но знаю, что меня могут пасти люди Боэтарха, потому верчу головой по сторонам, а заодно выискиваю преступников. Кажется, что все чуют во мне чужака, ощущают исходящую опасность.

Метро не идет в отдаленный район, где окопалась моя стая, это в самом сердце зиккурата, недалеко от мусоросжигательного цеха, и около часа добираюсь туда пешком.

Чем ближе подбираюсь к пункту назначения, тем убойнее вонь. Почему они поселились именно здесь? Пинаю смятую консервную банку, она отлетает к куче мусора, а оттуда с визгом выскакивает жирная крыса килограмма на полтора. Инстинктивно выхватываю нож, бросаю в нее — хорошая крыса, свежее мясо. Попадаю в голову — ловкость-то прокачал бешено.

Склоняюсь над трупиком и ощущаю чужое пристальное внимание, аж мышцы между лопаток сводит. Если это кто-то из наших, они меня не узнают в маске. Медальон Танит на груди нагревается. Сажусь на корточки над крысой, а сам ищу пути отступления. Коридор прямой, метров пять в ширину, слабо освещенный трескучими лампочками, через каждые десять метров — похожие на колонны квадратные бетонные выступы для труб, идущих вверх.

Наверху вижу отверстия вентиляционных ходов…

Невидимые ледяные пальцы сжимают горло, а дальше тело действует само — вместо того, чтобы броситься к колонне, прыгаю назад, и место, где я только что был, прочерчивает дорожка пуль.

Благословение Танит помогло тебе избежать внезапной смерти!

Стреляли из вентиляционной шахты, минута — и стрелок переместится сюда. Первая реакция — выстрелить в ответ, но вместо этого стягиваю силиконовую маску, выглядываю из-за колонны и ору:

— Не стрелять! Я свой. Леон. Не узнали?

— Шакал ты, Леон, — проговорили хриплым смутно знакомым голосом.

Хорошо, что в засаде не Дэн, тот со мной разговаривать бы не стал.

— Крыса, — голос идет из вентиляционной шахты, я предполагаю, что это Бэн. — Жируешь там, пока мы здесь дохнем.

— Не стреляй, Бэн. Думаешь, я забыл свою стаю? Да, я теперь бета, у меня власть, и я пришел, чтобы помочь вам.

Доносится смешок, я продолжаю:

— А какого хрена, по-твоему, я приперся, рискуя быть пристреленным тем же Дэном, который поступил, как крыса, но пытается обелиться? Он же не скажет: «Да, это я накосячил».

— Значит, это все-таки ты убил Макса из-за девки.

— Послушай, Бэн, ты можешь меня пристрелить, этим все закончится. Но ты меня знаешь много лет, так ведь? Вспомни, сколько мы пережили вместе. Неужели ты думаешь, что за месяц я настолько изменился, что убиваю своих? Зачем же я тогда сюда приперся?

— Ладно, — нехотя говорит он, выбивает отсек вентиляции, вылезает оттуда, перепачканный пылью, снимает клочья паутины с коротких седых волос. — Чего ты хочешь?

— Эйзер Гискон, у которого я правая рука, отрекся от служения Ваалу и набирает бойцов, чтоб оборонять Сабанский полуостров, где у него нефтяные вышки, от атак конкурентов. Лучших бойцов, чем трикстеры, я не знаю. Нюансы — надо будет переселиться туда. Мне нужно поговорить со всеми.

— Мы переселимся, а потом всех нас зальют напалмом, — говорит Бэн, но вижу, что его лицо меняется, глаза горят энтузиазмом — он ухватился за идею.

— Гарантирую, что нет, — озираюсь по сторонам. — Почему вы здесь? Вам угрожает опасность?

Он опять издает смешок.

— Твое появление — это как последний шанс. Оно настолько своевременно, что поневоле ищешь подвох. Идем.

— Облавы должны были прекратиться, — говорю я, считываю информацию с помощью программы: отношение Бэна ко мне — равнодушие. — У зверобогих мир рушится, им не до нас.

— У высших — да. Но на нас теперь охотятся все бандформирования черноротых, боссы дали такое распоряжение, а им, полагаю, оно поступило сверху, — Бэн сплевывает под ноги. — Те, кто тату по твоему совету не сделал, так вообще попали, ведь за наши головы полагается награда, небольшая, но сейчас у всех с заработками плохо. Там полная жесть, черноротые сперва стреляют, потом смотрят тату, и если ее нет, отрезают голову вместе с шеей. Вот мы и превратились в ценных промысловых зверей, ушли от греха подальше сюда, потому что лучше так, чем разделиться и ассимилировать. А если держаться общиной, это очень заметно, и нас быстро вычислят.

Бэн бросает взгляд на убитую крысу, подбирает ее.

— Жрать нечего. Голодать приходится по два-три дня. Если б не изобилие крыс, подохли бы с голоду.

— Если примете мои условия, это не проблема. Идем?

Минут пять шагаем по единственному захламленному коридору, Бэн рассказывает, что в убежище можно пробраться по двум коридорам, оба под охраной. У пластиковой приоткрытой двери он оборачивается.

— Побудь здесь, я расскажу о тебе, соберу людей.

Хватаю закрывающуюся дверь.

— Э, нет. Идем вместе. Подозреваю, что в стае появились те, кто попытается от меня избавиться.

Вваливаемся в темный коридор, два раза сворачиваем направо, и я слышу звон ложек о тарелки, детские возгласы, плач, и кажется, вот-то вот какой-то малыш закричит, что вот это он есть не будет, и потянет запахом похлебки… Будто приоткрылась дверь в прошлое, и оттуда дохнуло теплом. Когда только получил программу, я боялся, что она даст команду уничтожить трикстеров, потому что само их существование порицалось обществом и было противозаконным, теперь же стало понятно, что для нее все люди равны, и трикстерами ничто не угрожает.

Младшие дети, сидящие за собранным из мусора столом, меня не узнают, а вот старшие бросают есть, округляют глаза, и лишь Барка, мальчик, которого я спас ценой собственной жизни, бросается навстречу, но не решаются заключить меня в объятия. Я это сделал сам.

Повара и воспитатели тоже замирают, словно покойника увидели. Из-за нагромождения бытового мусора появляется Гитель, застывает, открыв рот, инстинктивно вытирает руки о передник. С момента нашей последней встречи она сильно похудела, кожа приобрела землистый оттенок, глаза ввалились.

— Собирай всех, — обращаюсь к Бэну, но так громко, чтобы все услышали.

Гитель единственная, кто решается ко мне подойти, обнимает и отстраняется.

— Я знала, что ты вернешься… кто бы что ни говорил.

— Спасибо, что верила в меня.

Через десять минут воспитатели уводят детей, начинают собираться взрослые и подростки, рассаживаются по местам, в воздухе звенит напряжение, чувствую их неприязнь, смешанную с любопытством, редкие проблески симпатии. Вдалеке появляется Дэн, зыркает волком, тоже занимает место подальше от меня.