Священный огонь - Стерлинг Брюс

– И все? Только-то? Ладно. – Поль коротко усмехнулся. – Я понял.

– А где Эмиль?

– Что же, – Поль уклонился от ответа, – давайте это обсудим. Вас зовут Майа, не правда ли? Мы познакомились в прошлом месяце на вечеринке в «Голове», хотя знакомство, в общем-то, шапочное. Вашей приятельницей была продавщица, она же манекенщица, тогда ей пришлось туго, и она перепихнулась с Нико.

– Я виновата, мне жаль это слышать.

– А вы поели? – спросил Поль, бросив рюкзак на пол, позади печи.

Он обеими руками пригладил свои темные волосы.

– Я сегодня еще не завтракал. Позвольте мне что-нибудь приготовить. Тут на кухне неплохие запасы. Как насчет гуляша?

– О, ради бога, не надо.

– Или немного каши. Что-нибудь очень легкое для восстановления сил.

Поль открыл кран и стал наливать воду.

– Давно ли вы знакомы с нашим другом Эмилем?

– У нас начался роман с той самой ночи в «Голове».

– Три недели с Эмилем! Вы смелая женщина.

– Я не первая.

– Вы тут многое изменили, – заметил Поль, осмотрев студию. – Я восхищаюсь вашей преданностью. Об Эмиле нужно постоянно заботиться, с ним масса хлопот. Он позвонил мне сегодня утром. В страшном волнении. И я приехал поездом из Штутгарта.

– Понимаю. – Она сняла покрывало и прикрыла им ноги. – Он сказал, что вы близкие друзья. Эмиль всегда прекрасно отзывался о вас.

– Вот как? Трогательно. Конечно, вполне естественно, что Эмиль мне позвонил. Мой сетевой адрес вытатуирован у него на локте.

Майа заморгала.

– Что-то я никогда не замечала у него такой татуировки.

– Она довольно хитрая. Татуировка становится видна на коже, когда он расстроен.

– А Эмиль был расстроен сегодня утром?

Поль насыпал в кастрюлю желтый порошок.

– Он разбудил меня и сказал, что в его постели умирает какая-то странная женщина. Умирает или, возможно, уже умерла. Инкуб. Голем. Он был очень смущен.

– Где он сейчас?

– Он расслабляется в сауне. Шварц присматривает за ним. Мне нужно им позвонить. Одну минутку. – Поль снял крохотный мобильный телефон со своего воротника и начал говорить по-немецки, осторожно помешивая варево в кастрюле. Сперва голос Поля звучал спокойно, весело, потом властно и наконец немного иронически. Когда Поль навел порядок во Вселенной, он убрал аппарат снова под воротник рубашки. – Вам нужно поддерживать свой организм, – сказал он. – Как вы относитесь к хорошей минералке? Может быть, двести микрограммов хорошего энкефалина, капелька диуретика и расслабляющие средства. Они восстановят ваши силы. – Он взял свой рюкзак, открыл его и достал оттуда яркую сумку на молнии. В ней находился целый арсенал тестовых полосок и полных капсул.

– Поль, вы, наверное, думали, что я мертва, когда шли сюда?

– В этом мире чего только не бывает. – Поль распахнул дверки буфета, вынул оттуда ложки, миски и бокалы. – Я решил, что мне нужно поторопиться, чтобы прийти сюда первым, вот и все.

– Исправить положение самому, пока не вмешаются власти?

– Если угодно. – Он подал ей красивую керамическую миску с кукурузной кашей и тонкий фарфоровый бокал с минеральной водой. – Вы почувствуете себя не такой разбитой, когда съедите все это. – Он и себе положил каши.

Она отпила глоток шипучей минералки.

– Merci beaucoup.

– Майа, английский язык прекрасен. Я программист. Я из племени поклонников глобального технического арго. Мы можем без труда общаться по-английски. Бороться с этим в наши дни просто глупо.

Они сели на постель и ели эту вкусную желтую кашу. От этой приятной трапезы она почувствовала себя пятилетней девочкой. Майа была очень слаба, у нее было подавленное настроение, она могла сорваться в любую минуту. Но противостоять Полю не имело смысла.

– Со мной нелегко разговаривать, когда я в таком состоянии, – сказала она. – Вчера ночью мы поспорили, и я его расстроила. Не надо было беседовать с ним по душам поздно ночью, из-за этого ему стали сниться кошмары. – Она вздохнула. – Кроме того, сегодня утром я просто полумертвая.

– Вовсе нет, – возразил Поль. – Без косметики и со своими волосами у вас очень выразительное лицо. Пожалуй, не как с глянцевой обложки, но способное произвести большое впечатление. В меланхолическом одиночестве есть важный элемент – Wettschmerz. И сейчас у вас вид почти как у святой.

– Вы очень чуткий и тактичный.

– Нет, я говорю как эстет.

– Что вы делаете в Штутгарте, Поль? Мне очень жаль, что сегодня я оторвала вас от работы. А чем вы занимаетесь?

– Я программист. Преподаю в университете.

– Сколько вам лет?

– Двадцать восемь.

– И они позволили вам преподавать в таком возрасте?

– Европейская университетская система очень старая, запутанная и бюрократическая, но если у вас есть публикации и спонсоры да к тому же об этом просят студенты, то вы можете преподавать. Даже в двадцать восемь лет. – Он улыбнулся. – C'est possible.

– А что вы преподаете?

– Создание виртуальных миров.

– Да, конечно. – Она снова кивнула головой. – Знаете, я хочу найти человека, который мог бы научить меня фотографировать.

– Это Йозеф Новак.

– Кто?

– Йозеф Новак, он живет здесь, в Праге. Вряд ли вы знакомы с его работами. Но он был великим мастером. Одним из создателей ранней виртуальности. Я не уверен, что у Новака до сих пор есть ученики, хотя, конечно, его имя первым приходит на ум.

– Он геронтократ?

– Геронтократ? Хорошего учителя никогда нельзя презирать. Разумеется, Новак человек нелегкий в общении. Глубокие старики редко бывают легки в общении.

– Йозеф Новак... постойте, не он ли придумал защитные покрытия для компьютерных столов под названием «Стеклянный лабиринт» где-то в десятых годах?

– Это было задолго до моего рождения. – Поль усмехнулся. – В молодости Новак работал без устали и был очень плодовит. Но теперь все его работы, конечно, пропали. Невосполнимая потеря ранних компьютерных стандартов и позиций... это великая культурная катастрофа.

– Разумеется, «Стеклянный лабиринт», «Скульптурные сады», «Исчезнувшие статуи» – все это сделал Йозеф Новак. В то время это было невероятно популярно! Просто потрясающе! А я и понятия не имела, что он еще жив.

– Он живет рядом с вами, в соседнем квартале.

Она села.

– Неужели? Так давайте навестим его! Познакомьте меня с ним, ладно?

Поль посмотрел на часы.

– Сегодня днем у меня лекция в Штутгарте... Боюсь, времени у меня в обрез.

– О, конечно. Простите меня.

– Но я рад видеть, что вы себя намного лучше чувствуете.

– Эти болеутоляющие сняли раздражение. Огромное спасибо. А после еды мне всегда лучше.

– Итак, вам известны ранние вещи Йозефа Новака. Да вы настоящий знаток, Майа. Это очень интересно. Это замечательно. Сколько же вам лет?

– Поль, может быть, мне лучше не общаться с Эмилем несколько дней? Ему пойдет на пользу, если я с ним ненадолго расстанусь. Я делаю это вполне сознательно. Что бы вы мне посоветовали?

– Уверен, что завтра утром Эмиль поправится. С ним почти всегда так бывает. Я вижу, вы мудро поступаете. Здраво и разумно.

– Возможно, я просто попутешествую эти дни. Вы не станете возражать, если я поеду с вами в Штутгарт в одном поезде? Мы поболтаем в дороге. Если вам это не помешает.

– Нет, никоим образом. Я с удовольствием составлю вам компанию.

– Я сейчас оденусь. Ладно?

В студии не было укромного уголка, где она могла бы незаметно одеться. Молодых не слишком беспокоили правила приличия, они и не стремились уединиться. Майа неловко натянула на себя узкие брюки и надела свитер. А Поль с безразличным видом принялся мыть руки.

Она поглядела в карманное зеркальце и пришла в ужас. Такое лицо в равной мере могло испугать и при дневном свете, и при яркой неоновой вспышке. Это не было лицом молодой женщины. Майа увидела бледное, какое-то измученное, искаженное от странной, тайной боли постчеловеческое лицо. Оно почти не поддавалось описанию, это словно вылепленное восковое лицо старомодного пластикового манекена.