Вегетация - Иванов Алексей Викторович

— Ещё час там проваландаются, не меньше, — ухмыляясь, сообщил он Маринке. — Успеешь кончить, если постараешься. Сотку даю.

До Маринки дошла суть его слов, и Маринка покраснела от бешенства.

— Пош-шёл ты! — прошипела она.

— Ты кого послала, сельбанка? — принялся весело распаляться боец, ему надо было взвинтить себя. — Меня послала, да?

— Отвали!

— Ты на кого залупаешься, сучка? Да я тебя на борт затащу — всех, блядь, обслужишь, а потом и спрыгнешь без парашюта!

Боец схватил Маринку за руку и рывком поднял на ноги.

— Отпусти! — рявкнула Маринка. Серёга Башенин был где-то рядом, в доме, и Маринка заорала: — Серёга!.. Серый!

Она даже не подумала, что Митя — этот городской хлюпик — может чем-то ей помочь, но Митя мгновенно оказался рядом с бойцом и обеими руками толкнул его в грудь, прикрытую бронежилетом. Маринка обомлела.

Боец, не раздумывая, ударил Митю в челюсть, и Митя отлетел, однако тотчас же выправился и бросился на бойца снова.

И вдруг между ними появился Егор Лексеич. С хозяйской уверенностью он плечом отпихнул Митю и двинулся на бойца, выставив ствол.

— Ты кто такой, дядя? — изумился боец, лихорадочно перетягивая со спины свой автомат. — Ты на кого оружие нацелил, падла?

— Уймись, — произнёс Егор Лексеич. — Уймись, салага. Я бригадир.

Боец уже понял, что заполучить девку ему не удастся, и отступил.

— Мы вас всех положим! — Он харкнул под ноги Егору Лексеичу.

— Успокойся, говорю.

Митя тяжело дышал, сжимая кулаки. Маринка убрала с лица волосы.

Егор Лексеич немного опустил ствол автомата.

— Не надо бычить, боец, — дружески посоветовал он спецназовцу. — Ты не у себя дома. Мы тут на станции — бригады лесорубов, мы все с автоматами и базуками, мы чумоходов бьём. Хорош барагозить.

Боец встряхнулся, начиная соображать.

— Вот и лады, — похвалил его Егор Лексеич. — Велели тебе дверь охранять — дак охраняй, не отвлекайся. И ребят моих не трогай. Всем лучше будет.

36

Станция Татлы (IV)

Вертолёт со спецназом улетел восвояси часов в семь вечера, а к исходу дня на станцию вернулся товарный поезд из Уфы. Сначала откуда-то издалека, из-за лесов — словно из прошлого, долетел гудок локомотива, а потом во мгле на просеке обрисовался тепловоз. Он тащил три пустые платформы для брёвен и пассажирский вагон — передвижной магазин Татаурова. С мягким стуком поезд прокатился мимо мотрисы и, заскрипев буксами, замер на своём месте.

Машинист с помощником ещё переставляли локомотив на запасный путь, вручную переводя стрелки, а к вагону Татаурова уже потянулись работяги из разных бригад, истомившиеся за день в жажде дозволенной выпивки. Алёна терпеливо переждала наплыв страждущих. Список продуктов она принесла Татаурову ещё утром, а сейчас должна была получить товар и расплатиться.

Переоборудованный вагон служил Ваньке Татаурову сразу и магазином, и складом, и жилищем. Татауров поманил Алёну в подсобку.

— Вот, скидал вам, — он указал на пластиковые ящики. — Сверять будешь?

Алёна наклонилась, переворачивая в ящике верхние упаковки, чтобы Татауров увидел её оттопыренный круглый зад.

— Не обманешь, поди? — пропыхтела она.

Татауров тотчас положил ладонь ей на задницу.

— Извини, Алёнушка, не могу сдержаться, — честно признался он.

— Дак и не сдерживайся, — распрямляясь, улыбнулась Алёна.

Роняя товары с полок, взволнованный Татауров метнулся запирать вагон.

В купе Татаурова Алёна сама разделась и легла на диванчик, для затравки прикрывшись простынёй. Ваня Татауров не вызывал у неё ни желания, ни отторжения. Ваня как Ваня. Мелкий жук при большом бизнесе. Супружник у Алёны был таким же — и сел за мошенничество. Алёна давно уже научилась спокойно брать от мужиков то, что ей нужно, — удовольствие или помощь, и ничто её не смущало. Не девушка ведь. Вся эта трепетность — для малолеток. А она — спелая и красивая баба, которая всё понимает и всему знает цену.

Ваня оказался ничего так — жадненький мужчинка и напористый. Видно, и правда, что она ему запала в душу. Выкладывался он сполна. Алёна сладко и непритворно застонала. В окне за занавеской над вершинами леса догорал жаркий багрянец заката. Алёна, расслабляясь, с нежностью вспомнила Егора Лексеича: да, Егор Лексеич попросил её сделать то, что ей было приятно.

— Ох, Ваня, пора уже мне до бригады, — потягиваясь, сказала она. — Завтра выезжаем спозаранку.

— Может, не поедешь? — Татауров ласкал её полную грудь.

— А чё не ехать-то? — Алёна выводила его на откровенный разговор.

— Опасно там…

— Брось ты, Вань, — отмахнулась она. — Я слышала от бабёшек с других бригад, что Алабай там на Типалова зубы точит… Ерунда.

Алёна умышленно назвала Алабая: дескать, никакой это не секрет и тему Алабая можно обсуждать свободно.

— Ничё не ерунда, — запыхтев, признался Татауров. — У него нормальная такая база на Межгорье… Он автоматных рожков закупил — на войну хватит. Хотел ещё коптеров взять — у него нет, а у меня тоже закончились.

— Ну и что? — зевнула Алёна, рассчитывая, что Ваня продолжит.

— Как «ну и что»? Он же на вас готовится напасть. Ему Бродяга нужен. Не ездий с Типалом, Алёнушка. Алабай мочилово устроит.

— У меня на бригаде восемь мужиков. Как-нибудь отстреляются.

— И у него тоже восемь. Поровну будет.

Алёна тихо засмеялась, довольная собой, перелезла через Татаурова и подняла с коврика на полу свою одежду.

— Я тебе добро советую, а ты не веришь, — обиделся Татауров.

Алёна застегнула лифчик, перекрутила его вокруг себя застёжкой на спину и вправила большие груди в чашечки.

— А почему у него кличка Алабай? — спросила она уже наверхосытку.

— Он думал приучить собаку «вожаков» искать. Городской. «Спортсмен».

— Ясно с ним… Ну, бывай, Ваня, — легко попрощалась Алёна.

Она узнала всё, что требовалось Егору Лексеичу.

Сам же Егор Лексеич бесцельно прогуливался по станции, убивая время, и наткнулся на тихий междусобойчик трёх бригадиров, уютно рассевшихся за депо на раскладных стульчиках. Перед ними стоял походный столик, тоже раскладной, а на нём — пара бутылок, кружки и открытые консервы на закуску.

— Давай к нам, Типал, — пригласил бригадир Тайсон. — Примешь?

— Писят, не больше, — согласился Егор Лексеич.

Со всеми он был шапочно знаком: с Тайсоном из города Сатки, с молодым Кайманом и стареньким Перхуром.

— Я говорю, у Бродяг пошёл гон, — убеждал собеседников Перхур. — Вы такого не видели, а я видел. Они будто слышат что-то — и сваливают с бригад. Сбиваются в стаи. Хуй знает, чё им надо. Идут и идут.

— Я встретил стаю под Шапкой, но не Бродяг, а уже лешаков, — подтвердил Егор Лексеич. — Не знаю, опасные ли были, но напали. Мы хлопнули парочку.

— Это Зов, — заявил Перхур. — Он раз на восемь лет случается. Восемь лет — срок делянки. Где-то, значит, рубят какой-то лес, он и зовёт на помощь. Лес, я думаю, на Бурзяне, а Зов по пчелиным дорогам раскатывается. Если Бродяга попадает на пчелиную дорогу, то слышит Зов и уходит на него. А где лежат пчелиные дороги, никто не помнит, пасек-то больше нет. Но бурзянка самой знатной пчелой была. Королевской.

— Без насекомых лесу не прожить, — подтвердил умозаключение Перхура Егор Лексеич. — Я точно знаю. Так что вполне возможно, что Зов — с Бурзяна.

— Там, на юге, совсем какая-то херня творится, — заметил Тайсон. — Про Мурадым слышали? Я-то сам не добирался, а кто был, говорят, что деревья в ущелье корнями выламывают камни и сбрасывают сверху на бригады.

— Может, просто так обвалы?

— До хуя для просто так.

— По Кувандыку, говорят, снова слепожары поползли, — сообщил Перхур. — Лет пятнадцать их нигде не было, и опять объявились.

— Что это за дрянь?

— Пятна такие здоровенные. Сами по лесу плывут тихонечко. Угодишь в слепожар — вокруг всё такое яркое делается, красивое. А потом слепнешь. Кто на время, кто насовсем. Если не свалишь оттуда побыстрее, изнутри жариться начинаешь, только не чувствуешь ничего, пока шкура клочьями не полезет.