Пересечение вселенных. Трилогия (СИ) - Порохова Зинаида

Юрий, слушая его, думал: "Но Иисус излечивал больных. Почему же я не должен вмешиваться, когда живые существа страдают? А с другой стороны — я вижу, как страдает бесприютный Гоша, но остаюсь спокоен. Потому что это его личный выбор. Хотя, если подумать, выбор Петра тоже был доброволен. Просто мы не знаем, что привело человека к данной ситуации. А если верить Гоше, это несложно понять — он сам и привёл себя".

— Что есть страдание? — спросил он.

— Томление Духа. Это сказал Гаутама, ставший Буддой.

— Не тела? Духа? Ведь я ощущаю боль в руке, а не в Душе или голове, ударившись рукой.

— Твоё тело лишь творение твоего сознания. Йоги доказывают это, останавливая своё сердце, позволяя себя протыкать, закапывать или погружать в воду. А затем они, с помощью сознания, Атмана, полностью восстанавливают все функции тела. Ну, а из привычных реалий, которые люди не считают фокусом, — добавил Гоша, взглянув на отстранённое недоверчивое лицо Юрия, — случай, когда человек находится под наркозом или гипнозом и его тело не чувствует боли. Это фокус?

— Нет, конечно. На руке или другом участке даже остаются следы.

— Он не чувствует боли, потому что его Дух в это время спит, то есть находится вне тела. То есть — вне майи. Там, где нет страданий.

— Значит, чтобы перестать страдать, надо оказаться вне майи? — переспросил замороченный Юрий.

— Да. Я тебе об этом говорю уже битый час, — вздохнул Гоша. — И не открываю ничего нового. Это ещё за шесть веков до нашей эры открыл Будда Гаутама, сидя под деревом Бо.

— Но какой толк от этих открытий? Люди так и продолжают страдать! Что изменилось с тех пор?

— Будда, как Иисус, показал лишь путь. А что выберет человек, зависит только от него — страдать ему или освободиться от страданий. То есть — от томленья Духа. Как ты сейчас, например. — Улыбнулся Гоша.

— Я ещё не достаточно просветлённый, — вздохнул Юрий.

— Пока ты ещё даже не начинал просветляться, — усмехнулся Гоша. — Игры разума — это о тебе…

— Я готов слушать тебя, а это уже начало пути, — пошутил Юрий. — У Гаутамы были ученики. Чунда и Ананда, по-моему? А у шайвы Гоши тоже будет ученик — Юрий. Без фамилии.

— Я не достоин того, чтобы иметь учеников, — равнодушно ответил Гоша. — Невозможно изменить человека, если он сам этого не хочет. Законы причинно-следственной связи нарушить нельзя, если только каким-то образом не выйти за пределы майи. Способов много. Ты готов?

— Пока не знаю.

— И многие так. Поэтому и существует смерть. Не как наказание, а как возможность для Души делать свой выбор снова и снова. И идти от страдания к страданию в мире иллюзий, пока человек не найдёт свой истинный путь к самадхе, просветлению и не покинет колесо Сансары. А он обязательно достигнет просветления Гаутамы, познавшего истину под древом жизни, Бодхи. Находясь вне его и вне себя… Или — совершенства Иисуса, давшего себя распнуть на древе жизни, на деревянном кресте. Потому что Бог попираем не бывает…

Юрий будто воочию увидел перед собой чреду совершенных Духом, победивших майю. И эту красивую и страшную деву — майю, цветущую и тленную, манящую и отталкивающую… Она была великолепна — роскошная, стоящая босыми ногами на десятиглавом рогатом драконе, олицетворяющем желания и царства мира сего…

***

— Чайник закипел, — сказал вдруг Гоша буднично. — Давай чай пить.

Юрий удивлённо огляделся. Оказывается, он уснул, сидя за столом и привалившись спиной к бревенчатой стене. Солнце в окошке уже клонилось к закату. Вечерело.

Гоша со спутанными волосами, повисшими на лицо, разлил кипяток по алюминиевым кружкам. В избушке повеяло лесными травами — мятой, чабрецом, кипреем…

Что за сон ему приснился? Юрию казалось, что только что его мир перевернулся с ног на голову. Белое стало чёрным, чёрное — белым. Он, борец за правду и справедливость, превратился в монстра, жаждущего человеческой крови, а монстры человечества стали выглядеть обманутыми страдальцами и жертвами… Только боги и святые остались на своих прежних местах. Вне майи…

Гоша отпил из кружки чай, щёлкнул пальцами и на столе появилось блюдо с фруктами — манго, абрикосами, виноградом.

— Для дорогого гостя, — улыбнулся он. — Себя я так не балую.

— Что это! Они настоящие? — воскликнул Юрий, беря в руки румяный плод манго.

— А что в майе настоящее? — пожал плечами Гоша. — Одна только наша Душа-Атман. Да и та спит. И видит сны-иллюзии, не догадываясь об истинной реальности.

— А давай мы вместе с тобой пойдём в дацан, к Тинджолу, — сказал Юрий. — Уйдём из этой скучной майи в нирвану. В царство Духа.

— Это не мой путь, — хлебая чай, буднично ответил Гоша. — Возможно — твой. Я могу лишь вернуть тебя к началу. Дальше — всё в твоих руках.

— А какой твой путь? — спросил Юрий.

— Буду наблюдать, как в Петре, Цепном и Коляныче растут маленькие будды, — улыбнулся Гоша.

— Успехов им! — пожелал Юрий. — Я тоже готов выйти из пифоса в другую сторону.

— Уверен? — переспросил Гоша, отставляя парящую кружку.

Юрий кивнул.

— Тогда всё получится, — сказал Гоша. — Если что — свяжись.

— Спасибо тебе за…

И в ту же минуту избушка исчезла, а они вновь оказались возле высотки, в которой жили, вернее — спали в сетях майи, родители Гоши. Гоша снова выглядел грязным, лохматым и немного безумным. Затем тут же очутились в подвале хрущовки, сидя за дощатым столом в весёлой компании подвыпивших бродяг во главе с Михайлычем, пристально на Юрия глянувшим и по-свойски усмехнувшимся. Мгновение — и Юрий снова сидел на бордюре краснодарского вокзала рядом с лохматым Гошей, бесстрастно глядящим в никуда. А Петро и Василий уплетали рядом сало и хлеб на дармовщинку.

И вдруг Юрий опять оказался у себя дома, на коврике, сидя в позе лотоса. Как будто перед его глазами только что прокрутили гигантский калейдоскоп.

Часы на стене показывали одиннадцать часов. Как и в тот миг, когда Юрий поднялся с коврика, чтобы отправиться в парк и впервые телепортировать себя, отправив куда-нибудь далеко. Например — в Ялту. Как Стёпу Лиходеева.

В руках Юрий держал румяный плод манго. На лбу его было мазнуто какой-то грязью.

Ну и Гоша! Шайвачариар…

12. Индира и свет мира

— Ну, вот, всё хорошо, — кивнул врач, заканчивая осмотр. — У вас, госпожа Индира, произошли заметные улучшения.

Красивая черноглазая девушка с длиной косой, полулежащая в подушках, грустно ему улыбнулась.

— Не надо меня успокаивать, господин Шаан, — тихо сказала она. — Я нисколько не огорчаюсь от того, что моё дело безнадёжно. Значит богу Шиве так угодно.

— Да-да, я думаю, что массаж надо продолжить, — будто не слушая её, проговорил врач и стал что-то записывать на листок. — Вот, попробуйте ещё вот эту настойку. Есть хорошие отзывы.

— Спасибо, господин Шаан, — улыбнулась Индира. — Вы так добры ко мне.

— Выздоравливайте, госпожа Индира-джи, — поклонился тот, поднимаясь. — Зайду, как всегда, через неделю.

За дверью комнаты его ждала мама Индиры, стройная женщина с печальным усталым лицом. Она вопросительно взглянула на доктора Шаана, но он в ответ лишь вздохнул.

— Не теряйте надежду, госпожа, — сказал он, отдавая ей рецепт и, махнув рукой, ушёл.

Ананда вошла в комнату дочери, села рядом с ней на стул и взяла её за руку.

— Что ты хочешь на обед, дочка? — спросила она бодро. — Рохан сейчас пойдёт на рынок. Может, тебе купить что-то особенное?

— Мне не надо ничего особенного, мама. Но сегодня обещала зайти Тийа, ты же знаешь, как она любит сладости. Пусть Рохан купит халвы и джалеби.

— Тийа зайдёт? — обрадовалась Ананда, вставая. — Пойду на кухню, распоряжусь, чтобы Фаузия приготовила на обед палак панир! И чтобы Рохан купил для этого сыр и шпинат! Кстати сегодня и Файяз обещал прийти пораньше!

Индира понимающе улыбнулась. Конечно же, её брат Файяз немедленно бросит все дела и даже сбежит с лекций, покинув своих бесчисленных друзей. Чтобы увидеться с Тийей, институтской подружкой Индиры. И его давней и безответной любовью. Ну, конечно, при условии, что он узнает о её приходе. А он узнает. Потому что мама, позвонив, непременно, как бы вскользь, проговориться ему об этом. Она всегда мечтала сделать Тийю своей невесткой — более серьёзной и положительной девушки в окружении Файяза никогда не было. Одни вертихвостки.