15 АВГУСТА
Завтра открытие выставки и сегодня шли последние приготовления. И я решаюсь вступить в бой. А какого черта, думаю, я должен уступать! Это взыграла упрямая часть моего характера, унаследованная от матери-болгарки. Пользуясь отсутствием протеже госпожи Президентши, я вешаю свои три портрета на одну из стенок его секции (его, видите ли, секции!). Я не могу лепить портреты впритык к пейзажам, в обнимку с графикой. Это графику можно расположить кучно и ничего она от этого не потеряет. А большим полотнам нужен воздух, особенно портретам. Если госпожа Президентша этого не понимает, то... Впрочем, все она распрекрасно понимает. Просто у нее такой характер. Но у меня тоже, знаете ли, есть характер. Хватит мальчишке и двух третей секции. У меня в его годы и этого не было.
Я вспомнил прошлогоднюю выставку (в которой я не участвовал). Змеились кабели по полу, пылали юпитеры жарким светом, телерепортеры с камерами на плечах многозначительно двигались в пространстве выставочного зала. Тусовалась публика: не то бомонд, не то богема. И девочки-натурщицы с восторженными лицами, с пылающими щечками, в экстравагантных нарядах, порхали по залу от полотна к полотну, охотно позировали и давали интервью на фоне своих портретных двойников - возлежащих на диванах, сидящих в креслах, и прочая. Девочки были счастливы!
Я буду последней свиньей, если позволю лишить моих девочек-натурщиц вот такого простительного, столь нужного им счастья. Галина, Юрате, Алёна, вас увидит публика. Завтра. Или я умру, защищая вас!
То же самое я сказал прямо в глаза г-же Президентше, когда она появилась в 2 часа пополудни в сопровождении своего нового фаворита.
Фаворит, как ни странно, не стал взбрыкивать копытами и вел себя тактично, этично и где-то даже поэтично. Мне снова стало стыдно, и я унизился до того, что стал просить у бородатого юнца прощение. Но г-жа Президентша, своей невоздержанностью ни в чем, помогла мне сохранить лицо. Она чуть не подожгла меня гневным взглядом, я познал упругость ее грудей и угловатость характера, когда ее мощное тело теснило меня к стене. Но я стоял, как один из 38-ми панфиловцев под Москвой, и она, г-жа Президентша, отступила от моих позиций, как битый Гудериан.
Веселый и злой, я бродил по залу, охраняя свои картины, пока Президентша не укатила восвояси на своем подержанном "Рено" модели 88 года. Потом я успокоился и даже помог парню развесить его картины на оставшемся пространстве ЕГО секции. Это даже интересно, думал я, сопоставить, а точнее сказать, противопоставить мои реалистические портреты с его как бы портретами, выполненными в стиле арт-садизма. Контраст получился убойный.
С удивлением и даже порой с завистью смотрел я на полотна этого Карелина. Надо обладать поистине изощренной фантазией, чтобы сотворить такое с прекрасными телами женщин. Классических пропорций для него не существовало: угловато-шипастые, треугольно-кубические женщины-монстры, распятые на его полотнах в виде цыпленка табака, вызывали противоречивые, но сильные чувства. Я бы подобное написать не смог, даже если бы и сильно захотел. Он - человек нового времени, новых идей, и этим мне он интересен. Я не против модернизма, я даже где-то за него. (Обожаю импрессионистов, люблю усатого Сальвадора Дали за выдумку, но не люблю Пикассо.) Но у меня есть сильное подозрение, что главная цель иного модерниста весьма далека от искусства. Его полотно - это скорее дубина, которой он ударяет по голове бедного зрителя. Ударить как следует по башке, и тем самым обратить на себя внимание - вот его цель. Стало быть, он не любит искусство, а часто вообще его презирает, он любит себя в искусстве.
Искусство, конечно, должно развиваться. (Хотя в последнее время я все отчетливее сознаю всю никчемность понятия - "прогресс в искусстве") Никто не знает, в какую сторону выльется это развитие. Значит, надо пробовать везде. Именно поэтому я не против модернизма. Но и для нас, реалистов, по мнению некоторых, отживающих свой век, я хотел бы оставить место в современном искусстве, чтобы новаторы помнили, с чего люди начинали. Нас тоже надо понять, мы не можем себя переделать. Парень, кажется, понимает меня и относится ко мне уважительно и с опаской, как к динозавру, не успевшему вымереть вовремя. Я рад этому (рад первому, но не второму).
Все это хорошо, плохо другое: накрылась моя "персоналка", обещанная мне Президентшей. Ну да ладно. Будем искать меценатов. Итак, завтра открытие выставки. И ни Президентша, ни даже вторжение пришельцев из космоса не смогут этому помешать!
Глава третья
СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ
Из сообщений СМИ:
"...За последнее время, по свидетельству многочисленных очевидцев, в том числе и военных, резко активизировались проявления пресловутого феномена UFO. В частности, участились полеты неопознанных летающих объектов над территорией Прибалтики..."
"...Газета Литавии "Каузинас ариес" сообщает, что за короткое время, с мая по июнь месяцы сего года, над зоной так называемого Нордического треугольника пролетело не менее 13 тысяч неопознанных летающих объектов. Их видели в полете одиночками, парами и даже однажды целой призрачной флотилией.
Этот последний с оттенком мистики "воздушный налет" вызвал, однако, в столице Литавии - Каузинасе, вполне реальную волну паники. Были задействованы средства оповещения гражданской обороны. К счастью, все обошлось благополучно, если не считать того, что неожиданно проявился довольно интенсивный эффект северного сияния, которое бушевало в небе два последующих дня..."
1
Завыла сирена, и на этом истерическом фоне раздался взволнованный голос девушки-диктора: "Внимание, граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога!.." Ее молодой звонкий голос, который, казалось, сейчас сорвется на плачь, совсем не был похож на тусклый тембр местного диктора Барабанова или на зловеще-торжественный баритон Левитана. Это был живой голос неравнодушного человека бойскаутского еще возраста, все принимающего близко к сердцу. Георгий представил, что одета она в белую блузку с тонким черным галстуком и в черную же юбку. Художник уже видел, как она горбится над рогатым микрофоном, расставив слегка локти. Узкие ее ладони со слабыми нежными пальцами как бы пытаются укрыть людей от грозной опасности, о которой она предупреждает, и, чувствуя свое бессилие, она почти плакала и кричала злобному врагу: "Проклятый Пифон! Ты поплатишься за это! Граждане, милые! Воздушная тревога! Воздушная тревога!.."
