Когда мы вернемся (СИ) - Батыршин Борис

Открыв журнал, я пробежал первые строки статьи, которой посвящалась фотография — и немедленно забыл и о Джобсе и о Сэмюэле Клеменсе, и вообще обо всём на свете. Советский космонавт, сообщала статья, звался Даниил Монахов, второй пилот тахионного буксира, доставившего с систему Нептуна элементы конструкции будущей орбитальнойстанции «Посейдон». Даниил, Данила, наш с Юлькой сын! Я видел его, конечно, на момент отлёта «Зари», тогда Даниле было ещё не исполнилось три года — и теперь тщетно пытался разглядеть черты того малыша в мужественном лице с обложки. А вот на меня он как раз смахивал вполне себе отчётливо — приятно, ничего не скажешь…

Несколько абзацев статьи были посвящены биографии Данилы — из них я узнал, что будущий покоритель Нептуна в 99-м вступил в «юниорскую» программу Проекта, пойдя стопам своих родителей; пять лет спустя, практикант Академии Внеземелья Монахов обнаружил на Луне, в Море Мечты посадочный модуль «Аполлона-13» с телами космонавтов на борту. Находка в одночасье сделал и Данилу и его напарника, студента-американца, знаменитыми — но он, судя по всему, не собирался почивать на лаврах. Четыре года спустя он добрался до самых дальних окраин Солнечной Системы (здесь Плутона тоже лишили его статуса), а сейчас, как я успел узнать во время краткого визита в Центр Подготовки, командовал своим кораблём, тахионным буксиром-прыгуном «Ермак Тимофеевич». Что, между прочим, автоматически делало меня основателем первой в истории династии звёздных капитанов. Звучит-то до чего пафосно, усмехнулся я — прямо как в известном цикле фантаста Генриха Альтова… Но против фактов не попрёшь — раз уж упомянутая планета находится в созвездии Дракона, то, стало быть, и почётное звание звездолётчика наш сын носит по праву.

Я перевернул станицу, намереваясь дочитать статью до конца, и тут из журнала что-то выпало. Я наклонился — и обнаружил на ковре две фотокарточки. На первой, сделанной «Полароидом», был запечатлён атриум марсианского города, под стеклянным потолком огромный монитор, на нём — лицо пожилого седовласого мужчины, в котором я — не без некоторого труда, — узнал отца. Под фото имелась написанная от руки дата, 30.07.2006, на экране же монитора я, прищурившись, разглядел и надпись — Г. Б. Монахов. Но обратной стороне имелся текст с пояснением, это фото сделано во время речи по случаю назначения нового главы администрации города Тёплый Сырт — это что же, удивился я, старая ареологическая база, в руинах которой я копался после катастрофы, когда на плато обрушились обломки Деймоса? Та база, помнится, носила название «Большой Сырт», по названию плато — может, это совсем другой город, или же базе дали новое имя, позаимствовав его из «Стажёров» братьев Стругацких? Так или иначе — отец, похоже, этим городом руководит — во всяком случае, руководил четырнадцать лет назад. Я уже знал, что родители мои на Марсе — и испытал лёгкий укол совести за то, что не навёл более детальные справки…

Женщину на второй фотографии я узнал сразу — Юлька, моя Юлька! Она снялась на фоне приборной стойки и мерцаюшего зелёным экрана; лямки рабочего полукомбинезона — Юлька частенько носила такие на внеземельных станциях, — давали понять, что фото сделано за пределами родной планете. Судя по дате, проставленной в углу — одиннадцатое сентября 2022 года — дело было очень, очень далеко от Земли — в созвездии дракона, на орбитальной станции, кружащей над загадочной планетой Океан. Уж не знаю, кто её фотографировал, но положить фото в журнал мог только один человек — наш сын. Ну да, конечно, он же ходит туда со своим буксиром — вот и оставил весточку на случай возвращения блудного отца. Фотография отца, как и журнал — тоже, вероятно, его работа, а вот фотографии матери — моей матери, бабушки Данилы, — почему-то нет, хотя я совершенно точно знаю, что она жива-здорова и вместе с отцом сейчас на Марсе…

Своеобразная у нас получилась семейка, усмехнулся я, размазанная по всему Внеземелью — и не по Внеземелью даже, а по изрядному куску Галактики — если вспомнить о местоположении звездной системы, куда нас забросила «червоточина», созданная непостижимой тахионной магией «суперобруча». Двадцать пять тысяч световых лет, разделяющая Солнце и шаровое скопление М13 в созвездии Геркулеса — немыслимая, не поддающаяся осмыслению бездна, вполне сопоставимая с размерами всей галактики Млечный Путь… и, тем не менее, я был там каких-то несколько дней назад. И сама звезда, не имеющая даже буквенно-цифрового кода, под которым её более близкие к Земле товарки значатся в звёздных атласах — зато получившая собственное имя.

Юлианна. Первая по настоящему чужая звезда, которую земляне смогли увидеть вот так, вблизи, близнец нашего Солнца, жёлтый карлик с абсолютной звёздной величиной 4,72 m и тем же спектральным классом G2V.

Юлька задорно улыбалась с фотографии, и я только теперь заметил как она… слово «постарела» не выговаривалось даже мысленно, но куда денешься от очевидного? В кадре было лицо вполне жизнерадостной моложавой женщины лет около пятидесяти. В волосах отчётливо проглядывала седина, невооружённым глазом можно было разглядеть морщинки в уголках губ, глаз и на шее — там они у женщин всегда заметнее всего, но Юлька, похоже, не обращала на это внимания, по привычке не застёгивая верхние пуговицы блузки. Я всмотрелся, стараясь уловить другие признаки беспощадного времени на любимом лице — и вдруг меня словно током пробило. Сейчас Юльке должно быть… позвольте, на год больше чем Андрею Полякову! Может, это семейное — помнится, её мать, к которой мы ездили в Калугу, тоже выглядела существенно моложе своих шестидесяти пяти. Или нынешняя медицина (или косметика, тоже вариант?) научились-таки творить чудеса с женскими лицами такие вот чудеса? Сомнительно — Юлька всегда пренебрегала макияжем, и уж тем более он неуместен на космической станции, в сочетании с рабочей одеждой…

Но факт остаётся фактом: если судить по дате в углу фотографии моей любимой сейчас должно быть прилично за шестьдесят, а по ней этого никак не скажешь. Что ж, запишем в загадки… впрочем, приятные.

Сложив фотографии вместе с журналом на столик, я прошёлся по квартире. Несмотря на наслоения пыли и не слишком чистые оконные стёкла, она не производила впечатления совсем уж заброшенной — электрика старательно отключена, краны на водяных и газовых трубах закручены до упора, дверца холодильника открыта настежь, и даже из раковин и унитаза не тянет канализационной затхлостью, неизбежной спутницей высохших сифонов. Здесь бывали — и позаботились о том, чтобы те, кто придёт позже, почувствовали себя, как дома.

В моей комнате не изменилось вообще ничего. Я нечасто заглядывал сюда в последние годы перед отлётом — я и на Земле-то дывал от случая к случаю, и останавливался либо в Королёве, либо на Ленинском у бабули с дедом, либо в нашем с Юлькой загородном доме. Здесь же всё осталось почти как в мои школьные годы: запылённые книги на полках, бумаги на письменном столе (я сваливал их сюда в надежде когда-нибудь разобрать, но руки так и не дошли), старый дисковый телефон Я снял трубку — тишина, ни гудка, никакой реакции на постукивание по рычагам и попытку подуть в микрофон. Видимо, номер отключили — а может, здесь тоже перешли на цифровой формат связи, который антикварный аппарат попросту не поддерживает?

Над столом, на стене висели постеры «Звёздных войн», Космической одиссеи 2001года' и «Москвы-Кассиопеи». Рядом с ними красовались плакаты с изображениями ракет и космодромов «добатутной» эпохи — реально существовавших «Сатурнов» и «Союзов», и вымышленных, творений художников-фантастов и голливудских мастеров по спецэффектам. Такие постеры, американских и французских коллег, приносил с работы отец — а я развешивал их у себя в комнате, как это и полагалось пятнадцатилетнему пацану — и неважно, что в голове у него сидит шестидесятилетний мужчина, посмеивающийся над подростковыми привычками и вкусами…