Малой кровью - Лазарчук Андрей Геннадьевич

И когда пришло известие о его нелепой смерти, помянули его по-человечески – благо, ещё не началась осада.

Но пекло на Лярве было ещё то. Пекло, нефтяные болота и песок. И оказалось, что всё это можно стерпеть. Главное – не паниковать…

Убивает не жажда. Убивает страх.

Хотя Гриша и обещал, что каждый третий сдохнет – не сдох никто. Но многих отправили обратно, это да. Осталась примерно половина.

Серёгин несколько раз был на грани срыва, но вот поди ж ты. И кто может сейчас сказать, выиграл он или проиграл в результате?..

Наверное, проиграл.

Ну и ладно, подумал он. За это время на его счету накопилось тридцать восемь килограммов золота – не бонами, а чистым металлом, в сейфе надёжного банка на Каймановых островах. В случае гибели сумма удвоится, плюс ежегодно три килограмма… Соньке хватит.

Хоть он и хлопнул дверью, а дочку любил.

Ему захотелось вытащить фотку и посмотреть, но он запретил себе это делать. Самая что ни на есть дурная примета. Хуже – только начать строить планы на будущее…

Юлька ожидала, что в горах будет попрохладнее, но напротив, жара только усилилась. Ещё немного, и будет барышня-гриль, мрачно думала она. Поднятый пластиковый верх спасал плохо, а разогнаться, чтобы встречным потоком сдуть зной, не получалось – дорога была слишком сложной для водителя с таким бессовестно маленьким стажем. Редко когда удавалось выжать километров семьдесят в час…

Поразительно – насколько в городе не было прохожих, настолько здесь оказалось полно автостопщиков. На этой трудной дороге с подъёмами и серпантинами. Ну, девочки в коротких юбках – это понятно. Но седые или лиловые бабки в мешковатых шёлковых цветастых штанах и с сумками на колесах – эти-то куда? Или вот эта средних лет пара с дитём в заплечном мешке?..

Как будто беженцы, уходящие вместе с разбитой армией…

Она никого не подсаживала. Не отвечала на призывные жесты, на приветственные вопли – просто проезжала мимо, глядя перед собой.

Сделав морду тяпкой…

И даже не потому, что опасалась охотников. Хотя и это тоже. Просто нужно было быть одной, и всё. Как на дежурстве. Когда среди многих, но всё равно – одна. А иначе нельзя.

И сейчас – иначе нельзя. Интуиция – вещь отчаянно хрупкая и требует тишины. И неотвлечения. Можно делать всякую дурную механическую работу. Например, крутить баранку. Мыть посуду. Чистить оружие…

…Поначалу это была её обязанность – как новичка команды. Она не отказывалась, разумеется; она любила запах щёлочи и ружейного масла. Но уже через неделю тренер Ник Аллардайс, почти семидесятилетний бывший морской пехотинец, похлопал её по плечу и сказал, что довольно и что она может чистить только свой «зауэр-202». На следующий день он зазвал её в тренерскую комнату, всю увешанную старыми пожелтевшими планшетами с разного рода наставлениями по стрельбе, и сказал, что с её данными ей нужен, конечно же, гораздо лучший тренер и что он хочет показать её Майку Гуэртесу, одному из тренеров сборной команды штата. Пришлось отказываться и, потупившись, признаваться в своём положении. Если будет мальчик, сказал Ник, отдавайте в морскую пехоту, плохому там не научат…

Три раза в неделю она отстреливала по сто патронов. А потом сумела так завести разговор, что Ник сам предложил ей, раз уж мэм не хочет профессионально заняться спортивной стрельбой, попробовать себя в полевом снайпинге. Благо, стрельбище рядом.

И Юлька, стараясь не перегнуть палку отказами и прочими ужимками, согласилась попробовать.

Скоро она знала с десяток марок снайперских винтовок всего мира, могла сказать, чем одна отличается от другой, поговорить о преимуществах ручной перезарядки перед автоматической и об отличиях редфилдовских прицелов от уиверовских. Ещё ей нравилось, что Ник весьма уважительно отзывался о русских СВД и СВВ. Кроме того, он заставлял её зубрить наизусть, как влияет температура и влажность воздуха на скорость полёта той или иной пули и на сколько какой ветер и на каких дистанциях пулю отклоняет. Ник был фанатиком снайперской стрельбы – и вот дорвался до благодарного ученика…

Купить винтовку Юлька не могла – она ещё не прожила на одном месте положенных двух лет, – но «свой» очень потёртый «зауэр-таргет-202» с доработанным складным прикладом из пластика и титана и с прицелом «Уивер Т-40» держала в отдельном шкафу.

Чтобы в час «Ч» прийти и просто взять его…

…Ёлки зелёные!!!

Юлька ударила по тормозам. На спуске, хоть и пологом, машину начало заносить, но она всё-таки справилась, распуталась, нормально затормозила и даже поставилась на ручник. Этак можно и того…

Но ничего себе шуточки под боком мегаполиса!

Она посидела, аккуратненько приводя в порядок взыгравшие нервы, потом, ничего не забыв, тронула машину с места, съехала по ровной полукруглой асфальтированной дорожке почти к тому самому, от чего у неё чуть не сорвало башню… опять затормозила – тихо-плавно, тихо-плавно. И долго сидела неподвижно, не решаясь выйти из машины.

Это был пряничный домик! Одноэтажный, с высокой островерхой вафельной крышей, карамельной водосточной трубой, шоколадной дымовой трубой – с маленьким облачком дыма из безе, разноцветными леденцовыми окошками, стенками из песочного печенья, крылечком из халвы, бисквитными подоконничками с кремом, ставенками-козинаками и дверью слоёного теста. Подрумяненная дверь была приоткрыта.

Юлька придвинула к себе футляр со спиннингом, задумалась: брать или нет. Глупо. Засунула поглубже под сиденье, перебросила ноги через низкий бортик кабины и боязливо ступила на траву. По шажку двигалась она к домику, прислушиваясь и напрягая боковое зрение. Теперь, когда она подошла почти вплотную, стало ясно, что домик на самом деле несъедобный. Во всяком случае, не весь. Подоконник у левого окна действительно был бисквитным тортом, причём початым, и ставень был частично обломан и даже обгрызен. Но почти всё остальное – пластик или крашеное дерево… Но всё равно очень здорово!

Только кому же придёт в голову приглашать к себе в гости таким замысловатым способом? Больше всего Юльке сейчас хотелось развернуться и дать дёру. Но вместо этого она сделала ещё шажок, и ещё один, и робко позвала:

– Эй, привет! Как поживаете?

К счастью, ответ раздался не сразу и не за спиной. В домике послышалось какое-то движение, медленное, шаркое, потом отворилась дверь, и на пороге появилась не старая ещё женщина – или очень молодящаяся старуха, – в длинной до пят юбке колоколом и расшитой блузе, перепоясанной широким шарфом.

– Доброго дня вам, добрая гостья, – произнесла хозяйка неярким хрипловатым голосом. – Не хотите ли зайти передохнуть?

Юлька попыталась разобраться в инстинктах, страхах, воспоминаниях и шестых чувствах одновременно и в конце концов выпалила:

– А вы меня не съедите?

Женщина сначала опешила, а потом громко расхохоталась. Она даже присела на ступеньку и помахала Юльке рукой: мол, садись рядом.

И Юлька, сделав ещё три шажка на подгибающихся ногах, уселась ступенькой ниже.

– Меня зовут Памела Грим, – сообщила хозяйка, отсмеявшись. – Одно «м». Мой покойный муж решил, что ему неспроста досталась такая фамилия при его-то характере. Это он придумал тут всё. А ты откуда знаешь сказку?

– Читала, – сказала Юлька.

– Ну, заходи – если не боишься, – улыбнулась миссис Грим. – Угощу тебя чем-нибудь свеженьким.

Юлька боялась. Даже не головой, а чем-то, трепещущим глубоко внутри спинного мозга – где-то в районе поясницы. Но почему-то встала и пошла вслед за хозяйкой внутрь домика.

Внутри он был явно больше, чем снаружи. Стены украшали связки бубликов, огромные пряничные медальоны и небольшие картинки в массивных шоколадных рамах, а между ними полотенца с пастушкбми и мудрыми, наверное, изречениями – но совершенно непонятными, потому что по-немецки и готическими буквами. Посреди стоял длинный чёрный стол, застланный кружевными ромбовидными салфетками, и скамьи с низкими спинками. Слева имела место уж точно фальшивая печь (слишком плоская потому что, таких не бывает – да и не засунуть в неё никого…), а справа – хоть и стилизованная, но всё же совершенно банальная барная стойка под ещё более банальным кондиционером.