— А я ничего и не чувствую, — заносчиво перебивает Кир. — Что знающие, что духовники, по мне — одна байда.
Алтонгирел щурится, намереваясь ответить пакостью на дерзость, но Азамат успевает первым:
— Кир, Алтонгирел — не просто духовник, он ещё и мой друг. Будь добр, разговаривай с ним вежливо.
Его прохладный тон резко осаждает Кира, тот даже бормочет что — то, отдалённо напоминающее извинение.
У Алтонгирела любопытство всё — таки пересиливает желание самоутвердиться, так что он расплетает ноги, воздвигается из кресла и подходит к Киру поближе.
Кир втягивает голову в плечи и напрягается, готовый в любой момент сдрызнуть отсюда.
— Не бойся, — начинает Азамат. — Он ничего плохого…
— Я не боюсь!!! — рявкает Кир и решительно скрещивает руки на груди.
Я по возможности незаметно пинаю Азамата босой ногой. Мог бы уже выучить, что этот ребёнок больше всего на свете боится показать, что он боится.
Алтоша достаёт из — за пазухи диля свой жезл и помахивает им со всех сторон от Кира, нашёптывая что — то себе под нос, потом переходит к тихому пению, чертя в воздухе знаки. Кир корчит рожи и всячески изображает, как ему скучно и безразлично происходящее.
Наконец Алтонгирел отступает, осматривая Кира, как на редкость неприятное и не поддающееся очевидному лечению вирусное заболевание.
— Ну что? — не выдерживает Азамат.
— Он окутан молитвой, — сообщает Алтонгирел. — Это не благословение богов, а именно человеческая молитва. Но очень сильная. Я мог бы сплести такую за несколько месяцев, выдерживая строгий моцог и имея в распоряжении определённые амулеты. Примерно дважды столько усилий мне понадобится, чтобы распутать и снять с него эту молитву.
— Зачем? — удивляюсь я. — Ему что, от неё плохо?
Алтонгирел медленно оборачивается и меряет меня уничижительным взглядом.
— Я не сказал, что собираюсь это делать. Ему не плохо, ему очень даже хорошо. Пока его защищает эта молитва, даже Ажгдийдимидин вряд ли сможет им повелевать, не говоря уж обо всяких оборванцах.
Кир ухмыляется, и на лице у него написано: «Я же говорил!».
— Ты думаешь, это мог быть Интгилиг? — задумчиво спрашивает Азамат.
— Ну щас! — фыркает Кир. — Он меня всю жизнь ненавидел, а я его! Стал бы он стараться!
Алтонгирел задумывается и ещё немного звенит жезлом по обеим сторонам от головы Кира.
— Мне сомнительно, — наконец медленно произносит он, — что это был духовник. Но и на знающего тоже непохоже.
— Может, всё — таки, бог? — предполагает Азамат. — пусть не Ирлик — хон, но…
— Да нет, что ты, какой бог! — морщится духовник. — Говорю тебе, че — ло — век. Не знаю, может быть, ученик… Ученические молитвы иногда очень странные. Но честно говоря, хотел бы я себе такого ученика когда — нибудь.
Кир бросает на духовника быстрый непонятный взгляд и тут же снова изображает безразличие.
— Ты сам — то не знаешь, кто ради тебя так расстарался? — спрашиваю.
Кир неопределённо пожимает плечами.
Алтонгирел ещё пару секунд озадаченно его рассматривает, потом стряхивает задумчивость и убирает жезл.
— Ну а теперь пойдём побеседуем, — решительно предлагает он, указывая ладонью на Кирову комнату.
Ребёнок косится на нас. Не знаю, что выражает моё лицо, а вот Азамат ободрительно улыбается.
— Давай — давай, надо иногда разговаривать с духовником, пусть ты и не в его опеке.
Кир обречённо сутулится и топает в свою комнату, а за ним по пятам Алтонгирел, всем своим видом выражающий, что проблемы только начинаются.
Азамат вызывает на журнальном столике игру для деток младшего возраста, запускает на столик Алэка, поднимает бортики и радостно перебрасывается с мелким бегающими по поверхности разноцветными щенятами. Алэк пищит и лупит ладошками, отправляя щенят обратно к Азамату. Я присоединяюсь: посылаю из другого угла стола радужных божьих коровок.
Духовник выходит от Кира минут через десять с выражением удовлетворения на лице.
— Ну что? — тут же вскидывается Азамат. — Он что — нибудь тебе сказал?
— Почти ничего, но я и не ожидал большего, — с видом знатока отвечает Алтонгирел, потом отвлекается на щенят, уж больно они дивные.
— Так как ты считаешь, есть надежда, что он образумится? — не унимается Азамат.
Духовник пожимает плечами.
— Надежда есть всегда. Но в ближайшее время я бы на твоём месте чудес не ждал. Он завёрнут в восемь слоёв брони, в таком виде очень трудно двигаться.
— Это ты про молитву?
— И про молитву тоже, — отрешённо произносит Алтонгирел и быстрым движением руки зажимает щенка в углу стола, видимо, в надежде рассмотреть. Не тут — то было, нарисованный зверь вертится в поисках выхода ещё быстрее, чем когда просто бегает. Зато Алэк очень возмущается, подползает и дёргает Алтонгирела за руку, мол, отпусти. Щенок выскакивает и несётся к дальнему концу стола.
— Он не любит, когда их ловят, — поясняет Азамат. — Ему нравится, чтоб бегали.
Алтонгирел неожиданно приветливо улыбается мелкому.
— Князь растёт, — одобряет. — В тебя будет.
— Этот — то да, а вот старший в кого… — вздыхает Азамат.
— Тоже в тебя, — успокаивает его Алтоша. — Погоди, увидишь.
Азамат подаётся вперёд, глаза так и светятся надеждой.
— Слушай, ну хоть посоветуй мне что — нибудь, как с ним быть?
Алтонгирел глубоко вздыхает и поворачивается, чтобы смотреть Азамату в глаза.
— Я скажу, но ты же всё равно не станешь.
— Ну?!
— Если хочешь, чтобы он с тобой нормально общался, ты должен быть по отношению к нему жестоким эгоистом.
Азамат откачивается обратно.
— Как так? Ты что, разве я могу…
— Вот потому я и говорю, что ты не станешь. Значит, жди в сторонке.
— Погоди, Алтонгирел, — встреваю я. — Почему ты считаешь, что Киру можно помочь жестокостью? Это какой — то странный подход.
— Я не сказал «помочь». Я сказал, что общаться с ним сейчас можно только так.
— Но ведь Лиза с ним как — то общается, — не понимает Азамат.
— Так и общается: эгоистично и жестоко, — доходчиво поясняет Алтоша.
— Э! Минуточку! — одёргиваю его я. — С чего ты взял? Я ему ничего плохого не сделала. Это он тебе такое про меня сказал?
— Ничего
такого
он мне не сказал, — слегка раздражается Алтоша. — И я не имею в виду, что ты его бьёшь или сажаешь на цепь. Ты приходишь и говоришь: «А ну марш работать, мне вторые руки нужны. Не тупи, это не тот инструмент. Быстро съел, пошёл мыться и спать». Он понимает, что тебе от него что — то нужно, и это безопасно. И если он ошибается, то получает взбучку. Всё как у людей. А вот когда что — то делают
ради
него — вот это совершенно непонятно и страшно. Потому я и говорю, что с ним надо жестоко.
— Но… — жалобно скрипит Азамат. — Что же делать… Не может же его жизнь состоять только из приказов? Надо ведь как — то ему объяснить, что мы его любим… Может быть, если бы я нашёл правильные слова, и поговорил с ним…
— Забудь, — перебивает духовник. — Даже не пытайся с ним «поговорить», ты его только больше запугаешь своими нежностями. Если не можешь быть эгоистом, то не подходи к нему вообще. Жди. Это не навсегда. Время или случай, что — нибудь его образумит. Только не твои разговоры.
— Сначала он таким не был… — цепляется за последнюю соломинку Азамат.
Алэку надоедают щенята с божьими коровками, и он просится к папе на ручки. Азамат берёт его и покачивает на коленке.
— Был, только боялся это показать, — пожимает плечами Алтонгирел.
— В принципе, — замечаю, — я вижу логику в том, что ты говоришь. Но я слишком хорошо помню, как ты можешь всё неправильно понять.
Духовник сверкает на меня глазами.
— Одно дело — неправильно понять инопланетную женщину. Совсем другое — паренька из приюта. Поверь, Лиза, я
очень
хорошо знаю, что творится у него в голове. Я всё ещё хорошо помню, что творилось в моей собственной голове в этом возрасте.
Азамат мрачнеет.
