На Краю (СИ) - Ломакина Ирина

— Эй, — окликнул меня Иван, подходя. В одной руке он держал мою куртку, а во второй — кувшин. Я подумал, что это вода, но ошибся.

— Будет больно, — зачем-то предупредил он и, придержав меня за плечо, плеснул на спину то ли водку, то ли спирт. Я заорал и попытался вырваться.

— Да стой, чтоб тебя! — выругался Иван. — Так надо. Терпи!

Я подтянул связанные руки к лицу и вцепился зубами в веревку. Это помогло не заорать снова. Иван щедро плеснул на спину еще разок, набросил на меня куртку и оставил в покое. Потянулись бесконечные минуты ожидания.

Прошло не меньше часа, прежде чем Добрыня вновь поднялся с лавки. Я невольно сжался, но воевода, дежурно осмотрев горизонт, приказал:

— Отвяжите его.

Он выглядел задумчивым.

Мне развязали руки, вернули одежду и отвели обратно в дом Добрыни, в уже знакомый закуток. На этот раз он показался мне теплым и уютным. Я нащупал матрас, лег на него лицом вниз и разрыдался от боли, унижения и отчаяния.

4.

Я был уверен, что на следующий день все повторится, и опять ошибся. Видимо, воевода решил, что дело сделано: мои гипотетические друзья все увидели, но не стали нападать, и нужно подождать, когда они созреют.

На этот раз никто не пришел поить меня волшебным отваром и мазать мазью. Придя в себя, я попытался самостоятельно оценить повреждения и понял, что легко отделался. На плечах прощупывались валики рубцов, кое-где кожа была рассечена до крови, спина болела, но в целом все было совсем не так ужасно, как я полагал. Судя по всему, Добрыня не собирался меня всерьез калечить. Это была лишь демонстрация, правдоподобная и весьма болезненная, но все-таки демонстрация. Если бы с меня хотели по-настоящему спустить шкуру, моя спина выглядела бы иначе.

Время шло, а жизнь в деревне и вокруг нее текла своим чередом. Дружинники шныряли по лесу и не спускали глаз с горизонта, Добрыня ждал. Но ничего так и не произошло. Никто не искал пропавшего в лесу товарища, никто не прилетел отбивать его у толпы вооруженных мужчин. Воевода просчитался.

На пятый день за мной пришли, но повели не во двор, а проводили к лестнице на второй этаж и ткнули в спину: поднимайся. Я дернулся (рубцы еще болели).

— Шагай, не дури! — прикрикнул очередной мальчишка-конвоир.

Руки мне не связали. Я поднялся по лестнице и оказался в просторной комнате. Стены были обшиты досками, на деревянном столе лежала скатерть, на окнах висели занавески. Интересно, откуда это добро, мимоходом подумал я. Неужели ткут и вяжут по старинке? Или сохранились где-то старые… запасы?

Должно быть, я осматривался слишком явно, и Добрыня это заметил. Он сидел за столом, напротив него стоял кувшин с молоком, миска вареной картошки, лежал хлеб и нарезанное ломтями сало. От картошки шел пар. Я отвел глаза. Завтрака мне сегодня не предложили, а горячую еду я в последний раз ел на «Птахе» в тот день, когда мы собирались похищать Анну. Я не мог вспомнить, сколько прошло времени.

— Садись, — велел Добрыня. — Присматриваешься? Данные собираешь?

— Нет. — Я сел, стараясь не смотреть на еду. — Просто интересно, как вы тут живете.

— Никогда такого не видел?

— Такого — нет, — я покачал головой.

— Как же у вас там люди живут?

— По-разному. Некоторые — так, что вы и представить себе не можете. А некоторые — почти так же. Но все же лучше.

— А мы не жалуемся, — нахмурился Добрыня.

— Я не это имел в виду. — Я мысленно обругал себя за неосторожный подбор слов. — Даже на самой отдаленной планете можно многое купить. Не приходится все делать самим, от одежды до ложек, — я показал на деревянную ложку в миске с картошкой и не удержался, сглотнул слюну.

— Вещь, которую сам сделал, и в руке держать приятно, — сказал Добрыня, потянувшись к ложке. — И сила в ней другая.

— Наверное, — уклончиво ответил я. — Я в этом не разбираюсь.

— Оно и видно, — хмыкнул Добрыня и смерил меня взглядом. — А ты гордый, как я посмотрю. Есть хочешь, но не просишь. И у столба хорошо держался.

Я промолчал, но спина заныла сильнее при одном упоминании.

— Ты прилетел, чтобы найти здесь кого-то и увезти обратно, на небо? — спросил воевода.

Я кивнул.

— Ты вроде сказал, вас заставили. Как это вышло?

— Я не смогу рассказать так, чтобы вы все поняли, — честно предупредил я. — У нас слишком… другая жизнь.

— А ты расскажи, как можешь. Я попробую понять, — предложил Добрыня.

Я собрался с мыслями (соседство с горячей картошкой и салом этому не способствовало, но у меня получилось) и в нескольких словах изложил воеводе историю об Анне Бовва, ее изобретении и бегстве, а потом о том, как я оказался в поле зрения СБС, получил в напарники Вики и попал на Землю. О Братстве Тени я, конечно, умолчал. Добрыня не стал задавать дополнительных вопросов. Он долго молчал, а потом подвинул мне миску:

— Ешь.

Мне стоило больших усилий спокойно взять ложку и есть аккуратно, не давясь и не чавкая.

— Значит, ты что-то вроде дружинника при исполнении? — уточнил он.

— Не совсем, но похоже, — ответил я с набитым ртом.

— И ты здесь по приказу?

— Да.

— И против нас ничего не замышлял?

— Наоборот, — нехотя признался я. Не очень-то мне хотелось этим хвастаться. — Я хотел аккуратно все провернуть, без жертв и разрушений.

— Жалеешь? — Добрыня хитро уставился на меня.

Я не отвел взгляда. Прожевал и проглотил все, что было во рту, отложил ложку и ответил:

— Жалею.

Воевода усмехнулся.

— А ты и честный к тому же. Люблю таких. Итак, тебя здесь бросили. И что ты теперь будешь делать?

— Не успел решить, — я пожал плечами. — Думал, вы меня убьете.

— Мы не убиваем просто так. Вреда ты не причинил и не собирался. Вернуться на небо и рассказать там что-нибудь, что нам повредит, ты не можешь. Да и не знаешь ты ничего о нас. Выходит, убивать тебя не за что. Но и в живых оставлять… Ты чужак. Таким среди нас не место.

— Тогда отпустите меня.

— И куда ты пойдешь? К кораблю, который давно улетел?

Я промолчал.

— В любой деревне, где тебя поймают, будет то же самое, — веско сказал Добрыня. — Допрос, пытки и казнь, скорее всего. Но есть способ этого избежать.

— Какой?

— Ты можешь остаться здесь. Добровольно. Попросить людей принять тебя и оставить в живых.

— Людей? Не тебя?

— Конечно. Я один такие вопросы не решаю.

— И что, мне у всех придется спрашивать? У всей деревни?

— Ну да. А что тебя удивляет? Это ведь каждого касается.

Я вздохнул. На ум Добрыни и его интерес к чужаку я еще мог рассчитывать, на милосердие деревенской толпы — вряд ли.

— А если я скажу «нет», вы меня убьете? — спросил я после долгой паузы.

Добрыня со странной улыбкой покачал головой:

— Нет. Я тебя отпущу. Даже кое-какой еды с собой дам. Но далеко ты не уйдешь. Со дня на день выпадет снег. В лесу полно волков, да и медведи попадаются. А самое главное — тебя снова поймают. Ты к этому готов?

Я сидел на стуле напротив воеводы и смотрел, как он наливает себе молока, как пьет, утирает усы и ставит на стол тяжелую деревянную кружку. Мне тоже хотелось молока. Впервые за долгое время был сыт и не мерз. За окном кружилась мелкая снежная крупа. Добрыня не знал, что «Птаха» по-прежнему ждет меня, но он прав в одном — я не дойду до корабля. Или попадусь, или замерзну в лесу, с моим-то опытом выживания. И неизвестно, что хуже. Добрыне я, похоже, был интересен, и этим стоило воспользоваться.

Главное, чтобы Солнце не взорвалось в ближайшие дни, а там будет видно. Я что-нибудь придумаю. Вряд ли СБС сунется сюда, когда на крейсере поймут, что мы пропали. Земля велика. «Птаху» еще можно найти с воздуха, но ни меня, ни Анну им не отыскать. Скорее всего, они и пробовать не будут. Сочтут нас с Вики погибшими, и крейсер вернется на Радость за дальнейшими инструкциями. Все это займет время, за которое я обживусь и подготовлюсь к дальнему походу. Да и местные ко мне привыкнут.