Букет для улитки (СИ) - Розов Александр Александрович "Rozoff"

Быковатые молчаливые парни из вооруженной охраны в военной униформе без знаков принадлежности к какой-либо официальной армии проводили трех гостей во двор, где передали другим тоже быковатым парням в строгих цивильных костюмах. Те провели гостей через довольно мрачный зал, и оттуда на… (сюрприз!) эскалатор, как в метро.

Эскалатор ехал вниз по широкой наклонной шахте, отделанной панелями из пестрого мрамора и освещенной фонарями в стиле ампир. Жаки Рюэ прокомментировала:

— Плутократия зарылась, как при Карибском кризисе.

— За словами следите лучше, — строго сказал старшина проводников.

— А то что? — мгновенно отреагировал Штеллен.

— Мне тоже интересно, — поддержал Тарен.

— Я буду обязан доложить об этом, — очень тихо произнес старшина.

— Обязаны — докладывайте, — невозмутимо резюмировала Рюэ.

На этом первая серия их вербального общения в Вольфергем-кастл завершилась, и до нижнего холла эскалаторной шахты доехали молча. Там их встретил персонаж вроде референта и проводил в роскошно обставленную приемную, откуда в совещательное святилище вела резная дубовая дверь. В приемной официантка с внешними данными фотомодели, но одетая в викторианском стиле, предложила им напитки, они выбрали обыкновенный кофе американо… Затем еще американо… Затем оранж… Прошел час бессмысленно проведенного времени, прежде чем тот же референт поблагодарил их за терпение и проводил за дубовую дверь в овальную комнату со строгим интерьером.

Присутствовавшие субъекты были узнаваемыми: почти все из верхушки европейской пирамиды статусов. Лица, часто появляющиеся в СМИ. В общем — ожидаемо. Что же касается председателя — эту роль здесь играла худощавая пожилая дама, занимавшая в официальном Совете Европы как минимум вторую роль.

— Называйте меня просто Ханна, — произнесла она, обращаясь к трем гостям. — И прошу присаживаться. У нас будет трудный долгий разговор… Дождавшись, пока гости усядутся за огромным дубовым столом, она продолжила: — Мне хотелось бы в начале услышать ваши объяснения по поводу попавших к нам рапортов, сообщающих о невысоком уровне вашей лояльности. Вальтер, вы готовы?

— К сожалению, нет, Ханна, — ответил полковник. — По правилам военного этикета, для комментирования рапорта приглашается составитель, или же специалист, проверявший данные из рапорта. Мы трое, и в частности я, незнакомы с этими данными.

— Я поставлю вопрос иначе, — сказала она: — Могут ли присутствующие рассчитывать на лояльность с вашей стороны, Вальтер, и со стороны ваших подчиненных?

— Да, в объеме закона о государственной службе и регламента RCR, — ответил он.

— Этот ваш ответ уже политически не очень лояльный, — подал голос один из пожилых джентльменов за столом, и добавил, — особенно с учетом ваших реплик на эскалаторе.

— Уже настучали, — проворчал Тарен.

— Нам платят за работу, а не за политическую лояльность! — резко заявила Рюэ.

— Вероятно, — произнес тот же джентльмен за столом, — вы смените ваше мнение, когда лишитесь этой работы.

Реагируя на эту реплику, стажер-эксперт недобро улыбнулась (или даже оскалилась) и произнесла громко и четко.

— А вы, мсье не знаю-как-звать, может даже не успеете сменить ваше мнение о схемах оценки профессионалов, когда толпа ваших тупых лояльных лизоблюдов будет очень старательно, но бесплодно пытаться прокопать новую шахту из вашего бункера через завалы от термоядерного взрыва. А ваш сверхдорогой ИИ будет объяснять вам, почему события пошли неправильно. Сейчас вы можете полюбоваться на это в Бенгази. Ах да, самое неприятное в таком сценарии: из-за режима ЧС я не получу зарплату вовремя. А остальное, включая судьбу вашего норного убежища — это так, мелочи жизни.

— Теперь… — начал оскорбленный джентльмен, явно намереваясь произнести страшное бюрократическое проклятие вроде «вы уволены без выходного пособия», но…

Его тут же перебила председатель.

— Прошу вас, Грегори, не ввязывайтесь в пикировку с ровесницей вашей внучки. Мы в данный момент собрались для решения более важных проблем, чем этикет у молодых специалистов в полиции и спецслужбах. Вы согласны со мной?

— Ладно, Ханна, — пожилой джентльмен махнул рукой, — делайте, как считаете нужным.

— Благодарю за понимание, Грегори. А теперь, Жаки, поскольку вы упомянули Бенгази, поясните нам вкратце физическую сторону того, что там произошло.

— В Бенгази, — ответила стажер-эксперт, — взорвался аналог слойки Сахарова, но вместо бустера из плутония и основного заряда из дейтерида лития, там применен кристадин-фюзор на гидрированом бор-нитриде. Оболочка из урана — как в слойке Сахарова, без модификаций. По крайней мере, на это указывает спектр излучения.

— Благодарю за детальность, — сказала председатель, — но нам важно классифицировать примененное террористическое оружие. Это «грязная ядерная бомба», не так ли?

Жаки Рюэ отрицательно покачала головой.

— Нет. «Грязная ядерная бомба» — это отходы АЭС: радиоактивная грязь плюс обычная химическая взрывчатка, разбрасывающая грязь. А кристадин-фюзор наоборот «чистая ядерная бомба», точнее — чистый реактор, с минимумом опасных излучений и отходов, создающих опасное излучение. Но методом слойки Сахарова из него сделано грязное оружие. Применение бора в рабочем теле — кристадине — порождает поток нейтронов, и в оболочке из обедненного урана эти нейтроны порождают цепное деление ядер. Можно назвать это нейтронной бомбой нового типа.

— А мощность? — спросил кто-то из джентльменов, сидящих за столом.

— Мощность разная, — ответила Рюэ. — На Шванзее около полтонны ТЭ, в порту Лиона — несколько компактных мобильных устройств с зарядами меньше центнера. В Бенгази, вероятно, от ста до двухсот тонн.

— Компактных мобильных устройств — это каких? — поинтересовался он.

— Точно не установлено, — сказала она, — однако, вероятнее всего это были игрушечные радиоуправляемые или роботизированные субмарины вроде «Ocean Mini-Master» или «Neptune’s Tiger»: длина около метра, вес 20 килограммов. Кристадин-фюзор в Лионе применен иначе, чем на Шванзее и в Бенгази. Пока мы не определили эту схему.

Тут снова подал голос Грегори (пикировка с которым была в начале разговора).

— Вы вещали о завалах от термоядерного взрыва, а оказывается, что проблема в сотне-другой тонн в пересчете на обычную взрывчатку вроде тротила.

— Если вы так ставите вопрос, — ответила Рюэ, — то я поясню: согласно расчету, простая объемно-гексагональная сборка из тринадцати фюзоров-слоек по центнеру, будет при синхронном включении порождать взрыв порядка 100 килотонн ТЭ.

— А сколько килотонн было в Хиросиме? — спросил кто-то еще.

— В Хиросиме было 15 плюс-минус 2 килотонны, — проинформировала она.

— А тут получается 100 килотонн? — переспросил тот же персонаж.

— Таково расчетное значение, — сказала стажер-эксперт.

— Не может быть! — резко заявил Грегори, — У незначительных экстремистов просто нет финансово-производственного потенциала, чтобы построить оружие такой мощности!

Майор-комиссар Тарен мгновенно отреагировал:

— В хронике последних слов фраза «не может быть» занимает чемпионское место.

— Смотрите сами, — добавила Рюэ, и бросила на стол флэш-карту. — Тут файл, в котором инженерные расчеты и имитационная графика. Ничего чрезмерно сложного.

— Эрнст! — произнесла председатель Ханна, глядя на одного из относительно молодых джентльменов, — дайте этому материалу ход в службе внутренней безопасности.

— Без промедлений, Эрнст! — строго добавил Грегори, когда этот относительно молодой джентльмен, цапнув флэшку со стола, направился к выходу.

— Итак… — продолжила Ханна, подождав, пока дверь за Эрнстом закроется, — мы на данный момент знаем наихудший возможный сценарий развития событий. Это лишь теоретическая угроза, однако, следует принять соответствующие меры. Я полагаю, что приглашенная опергруппа сформировала свое мнение об этом. Вальтер, вам слово.

— Если интересно мое мнение, — ответил полковник Штеллен, — то в данном кризисе, по критерию вероятного минимума потерь, оптимально будет выполнить ультиматум.