Ввысь (ЛП) - Сандерсон Брэндон

— Что ничего не значит, если я погибну до того, как успею открыть ответный огонь.

Я хмыкнула, по-прежнему держа в руках альбом. Перевернула страницу.

— Бзик — прекрасный снайпер, а Рвота отлично преследует креллов. ФМ, ты превосходно уклоняешься.

— Хотя я даже по горе могу промазать, — сказала ФМ. — Если сложить нас всех вместе, то, может, и выйдет один хороший пилот.

— Может, попробовать что-то вроде такого? — спросила я, рисуя. — Кобб говорит, что креллы всегда высматривают пилотов, которые чем-то выделяются. И если находят того, кто, по их мнению, может быть командиром звена, сосредотачивают огонь на нем.

— И? — спросила Рвота, садясь прямо. — Что ты хочешь сказать?

— Ну, если они и правда машины, наверное, у них задача охотиться за нашими предводителями. Возможно, это сидит так глубоко в их механических мозгах, что они будут следовать программе до абсурда.

— Слишком притянуто за уши, — засомневалась ФМ.

Я глянула на рюкзак и на портативную рацию сбоку. Огонек мигал. М-Бот пытался связаться со мной, вероятно, с новой просьбой насчет грибов.

— Смотрите. — Я вернулась к наброску. — Что, если подтолкнуть креллов обратить внимание на конкретных членов звена? Если они сосредоточат огонь на ФМ, которая лучше всех уклоняется, то, скорее всего, оставят нас в покое. Бзик могла бы затаиться и сбить их. Рвота — отойти назад и броситься в погоню за любым креллом, который решит избавиться от нашего стрелка.

Девчонки наклонились ближе. Рвота кивнула, но ФМ лишь покачала головой.

— Не уверена, что выживу при таком раскладе, Штопор. У меня на хвосте будет с десяток креллов. Меня точно собьют. Но вот ты можешь справиться.

— Ты наш лучший пилот, — согласилась Бзик. — И ты ничегошеньки не боишься.

Ручка замерла у меня в пальцах. Я посмотрела на недорисованный план полета, с Бзик у периметра, стреляющей по креллам. Я изобразила с десяток кораблей, преследующих одного пилота.

Каково сидеть в кресле и знать, что за тобой гонится столько врагов? Тут же обрели жизнь мои фантазии о невероятной, грандиозной битве: взрывы, восторг и слава!

Но теперь в голове звучал еще один голос. Тихий и печальный, он нашептывал: «Это не по-настоящему, Штопор. В настоящей ситуации ты перепугаешься до смерти».

— Я… — Я облизала губы. — Я не знаю, получится ли у меня. Иногда… — Надо это сказать. — Иногда… мне страшно.

ФМ нахмурилась.

— И что?

— А то, что некоторые мои слова… в некотором смысле… показуха. На самом деле я не настолько в себе уверена.

— То есть ты обычный человек? — спросила Киммалин. — Благословенные звезды, кто бы мог подумать?

— Ты говоришь это так, будто делаешь какое-то грандиозное признание, — согласилась ФМ. — «Народ, я испытываю эмоции. Это ужасно».

Я покраснела.

— Для меня это важно. Все детство я грезила о том, как буду летать и сражаться. Теперь я здесь, и я теряла друзей и… это больно. Я слабее, чем думала.

— Если ты слабая, то я вообще бесполезная, — фыркнула ФМ.

— Ага, — поддакнула Киммалин. — Ты не чокнутая, Штопор. Ты просто человек.

— Пусть даже тебе промыли мозги, — добавила ФМ, — и ты подчиняешься бездушной системе, единственная цель которой — создавать покорных ура-патриотов и рабов. Без обид.

Я не могла не заметить, как во время этого разговора притихла Рвота. Она лежала и смотрела на верхнюю койку.

— Ты можешь признаваться нам в таких вещах, — сказала Бзик. — Ничего страшного. Мы команда. — Она придвинулась ко мне и ФМ. — И если уж начистоту… можно я тоже кое-что расскажу? На самом деле большинство моих цитат я придумываю сама.

Я моргнула.

— Серьезно? То есть Святая никогда ничего такого не говорила?

— Нет! — воскликнула Киммалин заговорщическим шепотом. — Я сама до них додумалась! Просто не признаюсь в этом — не хочу показаться слишком мудрой. Негоже.

— Бзик, весь мой мир сейчас перевернулся, — заявила ФМ. — Ты будто поведала, что верх — это на самом деле низ или что у Рвоты хорошо пахнет изо рта.

— Эй, в следующий раз останешься без торта, — возмутилась Рвота.

— Я серьезно, — сказала я ФМ и Киммалин. — Я боюсь.

Возможно, в душе я трусиха.

ФМ и Киммалин лишь махнули на мои слова рукой. Подбодрили меня и рассказали о том, что чувствовали сами. ФМ до сих пор считала себя лицемеркой, потому что мечтала развалить АОН и в то же время хотела летать в ее рядах. Киммалин в душе была той еще хитрушей, но воспитывали ее вежливой приличной девушкой.

Я была благодарна за их доброту, но мне пришло в голову, что все-таки Критик, противопоставляющий себя обществу, и девушка, выросшая в Благодатной пещере, не самые лучшие примеры, чтобы понять, насколько для меня важно не бояться. Так что я позволила разговору перейти на другие темы.

Мы заболтались до поздней ночи, и это было… ну, чудесно. Искренне и по-дружески. Но чем дальше, тем сильнее меня охватывало беспокойство. В каком-то смысле это был один из лучших дней моей жизни, но сегодня еще подтвердилось то, чего я всегда боялась, — остальные курсанты сближались друг с другом без меня.

Эта мысль не давала покоя, хотя я даже ухмыльнулась на какую-то реплику Киммалин. Можно ли это как-нибудь повторить? Как часто девчонки могут сказываться больными? Когда мне можно сюда вернуться?

В конце концов человеческая природа взяла свое, поэтому Бзик и ФМ отправились в уборную на разведку. Я осталась с Рвотой, которая задремала. Не хотелось ее будить, и я ждала у двери.

— Я знаю, каково тебе, — вдруг сказала она.

У меня чуть душа в пятки не ушла.

— Ты не спишь?

Она кивнула. Сон с нее как рукой сняло, хотя я могла поклясться, что слышала, как она тихо похрапывала.

— Страх не делает нас трусами, верно? — спросила Рвота.

— Не знаю. — Я подошла к ее кровати. — Если бы только можно было его погасить.

Рвота опять кивнула.

— Спасибо, что позволила девочкам организовать все сегодня, — сказала я. — Знаю, что ты не горишь желанием проводить со мной время.

— Я видела, что ты сделала для Недда, — отозвалась она. — Заметила, как ты полетела следом, прямо внутрь того гигантского обломка.

— Я не могла отпустить его одного.

— Ага. — Она помедлила. — Знаешь, мама рассказывала истории о твоем отце. Когда видела, как я уступаю другим на детской площадке или уклоняюсь от мяча на тренировке. Она рассказывала о пилоте, который утверждал, что смелый, а в душе оказался трусом. «Только посмей замарать доброе имя народа Непокорных», — говорила она. «Только посмей стать такой же, как Охотник…»

Я поморщилась.

— Но нам не обязательно так себя вести, вот что я поняла, — продолжала Рвота. — Немного страха, немного истории — все это ничего не значит. Значит только то, что мы делаем. — Она посмотрела на меня. — Прости меня за то, как я с тобой обходилась. Просто я… была в шоке, когда узнала. Но ты не он, как и я, неважно, что я временами чувствую.

— Рвота, мой отец не трус, — сказала я. — АОН его опорочила.

Вряд ли она мне поверила, но все равно кивнула. Потом села на кровати, воздев кулак.

— Не трусить. Не отступать. Храбро сражаться до конца, так, Штопор? Уговор?

Наши кулаки соприкоснулись.

— Храбро сражаться до конца.

29

Проснувшись, я обнаружила, что лежу свернувшись калачиком в груде одеял. Я протянула руку, чтобы прикоснуться к стенке кабины М-Бота, но уткнулась в раму кровати.

Точно. Который час? Я коснулась светолинии, и комната озарилась мягким сиянием. Почти пять утра. До занятий два часа.

Мы проговорили до часу ночи, и, как ни странно, я совсем не вымоталась. Сна не было ни в одном глазу. Наверное, мозг знал, что, если я хочу сегодня попасть в уборную и вымыться, нужно сделать это сейчас, пока все в корпусе спят.

На самом деле даже лучше, если я улизну и меня увидят идущей в школу перед занятиями. Я выбралась из своего гнездышка, потянулась и подобрала рюкзак. Я старалась вести себя как можно тише, хотя, наверное, беспокоиться не о чем. Если храп Рвоты никому не мешает спать, то царапающий пол рюкзак их тем более не потревожит.