Реальная угроза - Авраменко Олег Евгеньевич

— Принять их на службу? — не сдержался я.

У меня учащённо забилось сердце — только сейчас я сообразил, что адмирал Фаулер именно тот человек, который сможет убедить уволенных эриданских военных встать под наши знамёна.

Впрочем, адмирал истолковал моё замешательство иначе.

— Я понимаю, капитан, вы набираете с миру по нитке, чтобы в случае предательства граждан одной из планет отделаться минимальным ущербом. Но я уверяю вас, что эриданцы не предадут. Люди, чьи услуги я вам предлагаю, не смутьяны и не мятежники — они патриоты.

— Допустим, что патриоты. Но патриоты Октавии.

— Они будут верно служить и Ютланду. Для них не может быть чужой планета, которой правит эриданец, чьи вооружённые силы возглавляют эриданцы. Вот вы, капитан Шнайдер. Разве вы служите Ютланду только ради отца?

— Скорее, не «ради», а из-за отца, — ответил я. — Из-за него мне больше нет места на Октавии.

— В том-то и дело. Те, кого увольняют и кого ещё уволят, в таком же положении. На родине они станут изгоями — без любимой работы, без перспектив. А Ютланд предложит им всё, чего их лишила Октавия. И за это, за своё будущее, они будут сражаться не менее самоотверженно, чем коренные ютландцы. Жаль, что мы не можем оперативно связаться с вашим отцом. Он бы подтвердил, что я прав, и распорядился бы принимать всех эриданцев.

— Хорошо, — сказал я. — Верю вам на слово. Сколько, по-вашему, будет уволено в результате чистки.

— По моим прогнозам, одних только офицеров свыше пятидесяти тысяч, даже под шестьдесят.

Я чуть не присвистнул.

— Ого!

— Цифра внушительная, — согласился Фаулер. — Впрочем, планета с четырёхмиллионными вооружёнными силами может позволить себе сократить свою численность на несколько десятков тысяч.

— Но я так понимаю, что речь идёт об элите. Командный состав, пилоты, ведущие инженеры.

— Да, верно. Это здорово ослабит боеспособность армии и, особенно, флота. Октавия может забыть о спорных планетах — их как пить дать отхватит Альтаир. Правительство это понимает, но боится оставить хоть одного неблагонадёжного на военной службе. К тому же толпа жаждет крови — если не в прямом, то в фигуральном смысле. Ей нужны козлы отпущения — и чем больше, тем лучше. А на носу очередные выборы — время, когда чернь требует хлеба и зрелищ.

— Значит, от пятидесяти до шестидесяти тысяч человек, — произнёс я. — И это не считая прапорщиков и сержантов.

— Всех не обещаю, — предупредил Фаулер. — Некоторые из тех, кто просто попал под раздачу, будут до последнего надеяться, что справедливость восторжествует и их восстановят на службе. Но таких вряд ли наберётся слишком много. Военные — люди практичные, они приучены к тому, что начальство, даже если ошибается, своих решений не меняет. В течение следующего месяца можете твёрдо рассчитывать на сорок тысяч. Остальные, посомневавшись, присоединятся позже.

— А их семьи?

— Кое-кто возьмёт родных с собой, но немногие. Большинство решит временно оставить их либо на Октавии, либо на Вавилоне — сами понимаете, предстоит война. Кстати, насчёт семей разговор особый. Им понадобятся материальные гарантии. И не от Ютланда, который находится в неопределённом положении, а лично от вас или вашего отца.

Я кивнул:

— Да, страховой фонд.

Это мы уже проходили. Со старыми лётчиками-отставниками было всё просто. Они уже заработали приличную пенсию, которая в случае их смерти будет пожизненно выплачиваться жёнам или до совершеннолетия — детям. Финансовые вопросы их мало интересовали, они хотели снова летать. А вот действующие пилоты гражданских кораблей, соглашаясь перейти к нам на службу, помимо прочего требовали гарантий, что в случае чего их семьи будут материально обеспечены. Для этих целей мы создали специальный фонд под управлением банка «Аркадия», куда при заключении контрактов перечислялись соответствующие суммы.

Когда я объяснил это Фаулеру, тот пожелал ознакомиться с уставом фонда, а заодно и обсудить условия контрактов. Тут мне пришлось разбудить коммодора Максимова, терпеливо выслушать его ворчание и настоять на том, чтобы он пришёл ко мне. Сам я продолжать такой разговор не мог, у меня не хватало квалификации — а адмирал оказался очень дотошным. Он действительно чувствовал себя ответственным за судьбу людей, пострадавших из-за провала дурацкого заговора, который он вынашивал вкупе с моим отцом…

Лишь в полтретьего ночи Максимов и Фаулер согласовали все принципиальные моменты по будущим контрактам и наконец ушли. Проводив их, я отправился в спальню и с удивление обнаружил, что Элис не спит, а читает какую-то книгу.

— Что с тобой? — спросил я, снимая костюм.

Она положила книгу на тумбочку.

— Как это что? Ждала тебя. Хочу знать, о чём ты договорился с Фаулером.

— Ага, понятно.

Несмотря на то, что мы не понижали голоса, Лина не проснулась. Как всегда, она спала сладким и крепким сном невинного ребёнка.

Раздевшись, я забрался на кровать, привлёк к себе Элис и поцеловал её.

— Как насчёт любви?

— Ну-у, — манерно протянула она. — Если начистоту, то я уже сыта. Линка меня вконец измотала. Это, кстати, ещё один плюс многожёнства. Вот при моногамном браке, если муж по ночам работает, жена остаётся сексуально неудовлетворённой.

— А так ты удовлетворена?

— Вполне.

— Значит, любви не будет?

— М-м, посмотрим. Но сначала расскажи про Фаулера.

Да, Элис есть Элис. Это вам не Лина…

5

К месячному юбилею нашего пребывания на Вавилоне, мы получили своеобразный подарок — сообщение об отбытии «на учения» двух третей Звёздного Флота Тянь-Го в сопровождении корпуса десантных транспортов, каждый из которых нёс по три или четыре армейские дивизии. С вычетом семи дней, которые требовались для того, чтобы эта весть дошла до нас через разделявшее планеты расстояние, получалось, что события развиваются в полном соответствии с нашими прогнозами. До атаки на Ютланд оставалось порядка двадцати восьми недель, и, в соответствии с планом, мы стали сокращать покупки тяжёлых кораблей, всё больше переключаясь на быстроходные суда третьего и четвёртого классов — корветы, фрегаты, лёгкие крейсера и лёгкие эсминцы.

Неприятным, но вполне ожидаемым сюрпризом явилось то, что ещё три планеты из отцовского списка потенциальных агрессоров начали военные приготовления. Впрочем, это уже не имело значения — земное правительство, не заинтересованное в затяжной «эндокрининовой войне», ускорило переговоры с ютландской делегацией и наконец отдало приказ Объединённому комитету начальников штабов Конфедерации о снаряжении экспедиционного флота. Расчёт был точен: подмога должна прибыть только тогда, когда сражение за Ютланд закончится, и от его исхода будут зависеть дальнейшие действия землян. Если мы отразим агрессию, они подпишут с нами договор о дружбе и сотрудничестве, а их флот присоединится к нам в качестве союзного, после чего уже никто не решится на нас напасть. В случае нашего поражения Земля никакого договора подписывать не станет, ссылаясь на то, что ютландское правительство не обладает реальной властью на планете, но земной флот всё равно останется в локальном пространстве Ютланда, чтобы отваживать других агрессоров и напоминать генералу Чангу о необходимости соблюдать договорённость с фармацевтическим консорциумом.

Элис была вне себя от возмущения:

— Какие же они продажные, эти политики! Ведь Земле ничего не стоило заявить, что она не допустит завоевания Ютланда. Одного этого было бы достаточно, чтобы Чанг наложил в штаны и думать забыл о войне. Но нет — им плевать, что погибнет много людей; для них главное — экономические интересы.

Адмирал Фаулер, который стал у нас частым гостем после того, как администрация здания по нашей обоюдной заявке открыла между квартирами прямой переход, на это заметил:

— Вся беда в том, мисс, что Земля — единственная космическая сверхдержава среди всех ста пятидесяти семи населённых людьми планет. У неё нет конкурентов, а это очень плохо. Земляне прекрасно понимают, что только они способны гарантировать Ютланду устойчивый мир, поэтому ведут себя так беспардонно, уверенные в том, что любая подлость сойдёт им с рук. Хорошо хоть Земля не агрессивна, иначе ютландцам пришлось бы уповать только на чудо…