Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита

Изучение клещей дало немало ответов команде Кислых, но ещё больше оно породило вопросов. Что было, в принципе, закономерно. Учёные выявили важную особенность клещей – полное отсутствие хоть как-то выраженных способностей к самозащите. Панцирь нигде не утолщался, был равномерно тонок и хрупок – при неудачном падении с дерева клещ погибал. Ни ядовитыми железами, ничем подобным он не обладал. Напрашивалась мысль, что клещам не от кого было защищаться. Кроме того, команда Кислых не оставила ни единого упоминания о Карине. Вообще. Будто бы и не было её на Ясной. До людей.

Кстати, о падении клещей с деревьев. Первопроходцы Ясной, озадачившись тем, что трупы ни коим образом не разлагаются, провели опыт-наблюдение. Рухнувший «случайно» наземь клещ разбился насмерть. Для поддержания естественных условий его не трогали. А проверять его решено было раз в сутки. Но при первом же возращении учёных он бесследно исчез. Возможно, клеща утащил некто летающий, но, как известно, апатичные «кровососы» и близко не подходят к прогалинам, всегда оставаясь глубоко в тени леса.

Тогда схожая судьба постигла ещё одного аборигена. Но на сей раз около него люди оставили видеокамеру, прикрепив ту к дереву. Вернувшись, они снова не обнаружили трупа. Но на кадрах, вопреки ожиданием некоторых, таинственный «санитар леса» так и не появился. Всё оказалось в некотором смысле проще. Тело клеща медленно втянул песок. Так, что и следа не осталось.

Те три с небольшим часа, что Виктория провела в лаборатории, наедине с записями предшественников, начисто выветрили её голову. Она словно перезагрузилась: от страхов и тревог не осталось и следа, их место заволокло кипучее грозовое облако мышления. С пятым доменом Грау не соглашалась более чем полностью. Во всяком случае, она представляла себе его несколько… иначе.

Да, фосфорная основа жизни, но классификация-то та же – эукариот! Даже самый простенький микроскоп покажет наличие у клеток деревьев ядер!

Чувство, будто доктор Кислых что-то недоговорила, терзало Вику. О новом домене Валентина Богдановна высказывалась напрямую всего дважды: первый раз она пусть и смело, но лишь предполагала, ещё только приступив к опытам, а во второй уже возвещала с запалом религиозного фанатика – пятый домен жизни открыт! Тональность её высказываний стала такой по возвращении из горной разведки, где они нашли некую долину и где пропала одна из психосерверов экспедиции. Тогда же в голосе Кислых появилось и явное недоверие. То ли к группе в целом, то ли к кому-то конкретному…

Вика не слышала, как открылась переборка в лабораторию. И испугалась, боковым зрением заметив бледную лицом Ренату. Начавшие густо отрастать тёмные волосы немного безобразили её, придавая лишнего объёма округлому лицу. Со своей усталостью и болезненным видом она казалась какой-то заключённой или нищенкой.

– У тебя всё в порядке? – тихо спросила Рената.

Несколько часов назад этот вопрос не показался бы Вике излишним. Она кивнула, лишь на миг отвлёкшись от чтения путевых заметок учёных в горах. Вот-вот должно начаться описание долины, и Вика чувствовала, что там есть много важного. В том числе и для обоснования внезапной недоверчивости доктора Кислых. Возможно там же кроется ниточка, по которой можно пройти по извилистым коридорам логики Валентины Богдановны и выяснить причину её убеждённости насчёт пятого домена. Виктория почти знала, что отправной точкой, той самой ниточкой, должен стать клещ. Конкретно, его «смертельное» питание.

Рената молчала. И не уходила. Она стояла чуть поодаль, её будто бы знобило. В итоге Вика сдалась и повернулась к ней.

– А у тебя? Ты выглядишь… – она подобрала слово. – Неважно. Когда ты последний раз спала?

Несложно было догадаться – у Ренаты не всё в порядке. И отчего она пришла именно к ней, к Виктории, тоже ясно, как день. Неясовой требовалось выговориться…

Она прошла и села напротив, придвинув высокий лабораторный табурет. Будто бы виноватый взгляд то и дело сползал куда-то в пол, в ноги; Рената производила впечатление человека, принесшего нехорошую весть или же желающего раскаяться в чём-то.

– Вик, у тебя есть… д-дети?

Не то чтобы вопрос вышел неожиданным или неудобным, просто мысли Грау то и дело срывались в заоблачные дали. Она несколько опешила и не сразу нашлась что ответить. Хоть ответ был очевидным и простым настолько, насколько это возможно в принципе.

– Э-эм… нет.

– И у меня нет, – взгляд, на миг упавший на неё, кольнул. Вика не разобрала: невысказанная обида ли это, или, быть может, вина. Но за что и перед кем? Девушка не на шутку забеспокоилась. Внутренняя борьба Ренаты тенями отпечатывалась на неспокойном лице.

– Почему ты спрашиваешь? Что-то случилось?

– Нет, но… – Неясова надвинула брови, закрыла глаза и, вздохнув, спросила: – Можно я расскажу? Я… Мне надо рассказать… Мне давно с-следовало это кому-то рассказать.

Вика знала пользу внимательного молчания в нужный момент. К тому же она отметила вновь проявившееся заикание Неясовой.

– В наш г-госпиталь его привезли ночью… – Рената ещё раз прерывисто вздохнула. – Весь в к-крови, но руки-ноги целы. Уцепился за меня, схватил в бреду за халат, да так, что было не вырваться. Пока делали операцию, так и стояла – не позволял уйти, буйствовать н-начинал. Хоть и привязали. Может, принял меня за кого-то… Так я стала хирургической – вынужденно проассистировала доктору, он меня и оставил. Его звали…

Рената замолкла на полуслове, замерла. Прищурилась, глядя куда-то мимо собеседницы. Казалось, она почти не дышала и не моргала вовсе.

– Кирилл. Его з-звали Кирилл. Пулю из брюшной и осколок, пощадивший аорту, доктор быстро вынул. П-полчаса, я даже не заметила их. Поток тогда большой был – один за одним: осколочные, осколочные, осколочные… Казалось, что это мстительный мир разбился на осколки, чтобы ранить ненавистных людей… Как ни д-держался он за меня, а стоять у одного раненого нельзя было. Его в «терапию», меня к разгрузке, где как раз пришёл покорёженный эшелон. Снова мы встретились через две недели… И больше не расставались. Я каждый день, как т-только выпадали свободные минутки, бежала к нему. Поначалу под предлогами: что-то кому-то отнести, что-то уточнить, а попутно и увидеть его… Мне было семнадцать, я в-влюбилась безвозвратно… А он… Не знаю, любил ли он меня. Он называл меня Решкой. Улыбался и молчал, а я не могла остановиться: говорила, говорила, г-говорила…

Вика вдруг вспомнила Демиса, своего соседа-грека из далёкого, покалеченного Граца. Увидела его перед собой отчётливо: большой, густобровый, с искрящимися жизнью чёрными глазами и смешным произношением на немецком: Пасха! Пасха!

– Спустя п-полгода мне позвонил какой-то парень, нашёл чудом, через пятых людей. Разговор не вышел т-толком, я приняла его за Кирилла и стала говорить, говорить… Я хотела поскорей рассказать, что малыш – мальчик. Что я вот-вот выйду в декретный, что главврач меня бережёт и всё хорошо. Связь оборвалась т-тогда. Второй звонок был почему-то ночью. Звонили из Ярославского военного госпиталя – это я в-выяснила позже… Он и слова не дал мне п-произнести. Сказал, что он не Кирилл... Что Кирилл п-погиб три н-недели назад в бою п-под Псковом… Что после в-войны обязательно н-найдёт меня и что-то п-передаст… Что…

Рената проглотила болезненный комок. Глаза её заблестели, она выдохнула и продолжила:

– Выкидыш случился через н-неделю… Я глупая была, не думала… Ревела. Кричала. Потом лежала, с месяц лежала не вставая… Почти умерла. Если бы не объявленная эвакуация, умерла бы. Г-госпиталь эвакуировали – Орёл взяли в кольцо буквально за пару дней. Наш главврач попал п-под мину тогда…

Рената замолчала и долго ничего не говорила. Вика тоже. Образ рослого грека, добродушного ребёнка в теле взрослого мужчины, бегавшего от дома к дому со светлой вестью об окончании войны, застрял в её голове. Она и не знала-то его толком, но отчего-то именно его смерть – внезапная, нелогичная и оттого ещё более страшная – врезалась в память необъяснимой болью. Демис подорвался на невесть откуда взявшейся в окрестностях германского городка мине. На второй день после окончания всего этого кошмара.