Пересечение вселенных. Трилогия (СИ) - Порохова Зинаида

А Мэла в этот раз совсем не шутила.

Она всегда немного завидовала Лане. Не её эффектной внешности — Мэла и сама была привлекательна. А увлечённости подруги, чем бы та ни занималась. Её курсовые работы преподаватели вносили в какие-то научные сборники и в списки образцов. А достижения Мэлы в разных науках всегда были довольно ординарны, если не сказать резче. Как и лабораторные работы, проводимые в реальных или приближенных к ним условиях. Лане они давались легко и с отличным результатом. А Мэла могла ползанятия биться с каким-нибудь жутким чудищем, тщетно пытаясь усыпить его лучом интона. Или часами бродить по некой планете с навигационным прибором, призванным за пять минут сориентировать в пространстве даже ребёнка, но только не Мэлу. Её прибор упорно задавал неверное направление и заводил её в опасные пропасти и дебри. Лана же легко и играючи проходила любое испытания с любыми приборами и техникой. Да и вообще… Лана вот даже влюбиться умудрилась так, что себя забывала. Мэла о таком чувстве только мечтала. У неё все эти восторженные переживания вызывали лишь досаду. Она с недоумением наблюдала за претендентами на её сердца и чаще всего ужасно скучала в их обществе, мечтая поскорее вернуться к книжке и коктейлю. Лана же из-за своего почтенного доктора едва не разнесла на осколки Хрустальную Скалу. Вот это целеустремлённость! Вот это чувства! Говорят, что наши предки были таковы. Потому, наверное, и создали лучшую в мире цивилизацию и теперь осваивают вселенную. А Мэла, видимо, безвозвратно утратила все признаки их Вида. Амёба она, а не моллюск! Не может вот так, как подружка, без оглядки, отдаться делу или чувству. И во всём соблюдает разумную меру и слегка циничный скептицизм, как будто ей уже тысяча лет. Отчасти ещё и поэтому Мэла решила стать космо-оператором. Космические исследования, поиски, опасности, риск, азарт… Это дело для увлечённых, рисковых, горячих. Таких, как Лана. И разумно управляющих своими чувствами, когда затрагиваются глобальные принципы — СниП там, Кодексы. Как вот ей это удаётся? Даже ШкоСи какие-то придумала. И не факт, что профессор Натэн куда-нибудь не протолкнёт эту идею. А что — ШкоСи, обучающие Заповедям во сне! Махрово! Выходит — каждому своё. Лане — полёты и махровые идеи, а Мэле — отчёты о её достижениях.

И ни в какую экспедицию она с ней не пойдёт, хотя раньше тоже рвалась чего-нибудь поисследовать. Её место — в зоне комфорта, а не риска. Чтобы не натворить там бедлам. Тест явно показал, что она способна только окончательно порушить все входы-выходы, а не найти там древние артефакты. И, поскольку с некоторых пор она считает себя не очень надёжным кадром, ей лучше не напрягать окружающих своим присутствием, лишь наблюдать за их исследованиями со стороны. И не заморачиваться. Она — Наблюдатель.

2. Былое величие

Юрий появился, когда Оуэн уже перестал ждать его.

Он предположил, что, возможно, мальчик решил остаться в своём пифосе, не допуская в свой мир даже морского философа. Ведь его интересы и жизнь так чужды представителям человеческого рода, набивающего таких, как он, опилками и выставляющего их в таком виде на потеху праздной публике.

Оуэн философствуя, задремал в своей пещере, когда раздался этот голос:

— Эге! Здравствуй, морской философ! Я вижу, ты по мне не особо скучаешь? Наслаждаешься одиночеством?

— О, рад тебя вновь слышать, Юрий! — действительно обрадовался криптит, даже сам этому удивившись. — Я решил, что собеседник, годный лишь заготовкой для заготовки к музейному чучелу, мало неинтересен средне образованному разумному человеку. Как твои дела? — спросил он.

— О, мои дела ошеломительны, — отозвался Юрий. — С некоторых пор вокруг меня стали происходить удивительные вещи и крутиться странные люди.

— Удивительнее, чем наша беседа, а люди более странные, чем морской криптит? — усмехнулся Оуэн.

— Намного более, — вздохнул Юрий.

— Наверное, их странность состоит в том, что они хотят с тобой пообщаться? — улыбнулся Оуэн. — А ты опять предпочёл беседу с морским философом?

— Ты, как всегда, весьма проницателен, — сказал Юрий. — И именно для этого они хотят, не спросив моего согласия, доставить меня в одно очень странное место… Хорошо, что не в музей. Но типа того. Наивные, они думают, что со мной возможен такой вариант. — Оуэн, ничего не понимая, с недоумением слушал его. Мальчик опять не впускал в свой мир — привычка. — Но я их слегка разочаровал, — усмехнулся Юрий. — Ничего, я с этим как-нибудь разберусь, — перебил сам себя Юрий. — Лучше давай погорим о тебе, Оуэн. Кто ты? Откуда? Ведь, оказывается, я ничего о тебе не знаю. Пытался заглянуть в твоё прошлое, но я там теряюсь, как песчинка.

— По-моему — и я знаю о тебе не больше, — усмехнулся спрут. — Да и что может рассказать анахорет, прячущегося в своём морском пифосе? — отшутился он. — Даже для редкого гостя нет новостей.

— Нет, уж, лучше обойдёмся без новостей. Уж лучше вернёмся в старину глубокую.

— Люди при встрече случаях любят обсудить всякие несущественные мелочи, — гнул свою линию криптит, где-то подражая Юрию. — Например — предстоящий ужин или каверзы погоды. А у меня блюдо всегда одно — планктон, и погода одна — сюда даже шторма не всегда достигают. Лишь бы Сопун не проснулся — вот это будет новость. Потрясающая! Ну, вот видишь, мы и поговорили. Ты — полслова о неких непрошенных собеседниках, я — два слова о подводных не-новостях.

— Расскажи мне о Протее, — тихо сказал Юрий и Оуэн вздрогнул. Его ироничный настрой сразу же погас. — Скажи, ты с другой планеты?

Оуэн, замер, молча. Это слово опять перевернуло его душу…

— Прости, если я сделал тебе больно, — услышал он голос Юрия. — Не отвечай, если не хочешь. Но мне это очень интересно.

Криптит неожиданно решился — сколько можно баюкать и прятать свою боль? Что плохого, если он поделится историей своего народа?

— Хорошо, я расскажу тебе о Протее, — вздохнул Оуэн. — Но это грустная история.

— Спасибо. Я уже понял, что тебя она гнетёт, — отозвался Юрий. — Но, Оуэн, это далёкое прошлое. И твоя память, это всё, что от него осталось. Ты же не хочешь, чтобы и мир забыл о ней?

— Возможно, ты прав, — вздохнул спрут.

— Протея… — задумался он. — Она действительно существовала очень давно. Слишком давно, чтобы о ней помнил ещё кто-то, кроме меня. Даже я потерялся в счёте витков с того момента, как её не стало. К сожалению, я даже приблизительную цифру не знаю. — Криптит лукавил — приблизительно он знал, но не хотел, чтобы мальчик посчитал его выдумщиком. — Для кого мне их считать? Но это было время, когда Земля называлась Протеей. И это был огромный единый Океан, мы называли его — Тоо-Тэто-Кан: Великий и Могучий Поток.

— Земля это и есть твоя Протея? — воскликнул Юрий. — А я думал, ты с другой планеты!

— Практически так оно и сеть — это была совсем другая планета, — согласился Оуэн. — И её населял совсем другая цивилизация — головоногих моллюсков. Протейцами именовали мы себя.

— На Земле была цивилизация головоногих моллюсков? Здорово! Непостижимо! Так далеко в информационное поле планеты я не заглядывал. Считал, что в то время жили одни птеродактили и динозавры.

— О, они появились после нас и исчезли не так давно. Их застала одна из человеческих цивилизаций. И они даже сумели приручить некоторые породы динозавров, — заметил Оуэн. — Погибли динозавры во время катастрофы, случившейся из-за падения метеорита. А человек выжил, хотя ему пришлось практически начать Эволюцию с ноля.

— С ноля?

— Да. Человеческая цивилизация несколько раз по разным причинам откатывалась назад. И иногда виноваты были сами люди.

— Почему? Что они сделали?

— Как-нибудь я расскажу тебе об этом. Но и в этих историях много грустного, — заметил Оуэн.

— Ого, так мы ещё древнее, чем я думал?

— Ну, по моим прикидкам — ваш Вид существует около трёх миллионов витков, то есть — лет. Хотя до этого были и другие — не совсем обычные человеческие цивилизации. И все они погибали, побеждённые собственными пороками