Пепел Вавилона (ЛП) - Кори Джеймс

— Это на время, — сказал Холден. — Только пока они не купятся. А как только они согласятся, займемся нашим планом.

— Планом Джонсона, — поправила Бобби, а потом добавила: — Ладно, между нами. А у Фреда Джонсона и правда был план?

— Уверен, что был, — ответил Холден, слегка расслабившись. — Только я не знаю, в чем он заключался.

— Так что мы продаем?

— Я как раз пытаюсь это придумать.

Глава тридцать четвёртая 

Прощания с телом не было — Фред Джонсон, Палач станции Андерсон, завещал переработать своё тело в системе станции Тихо. Должно быть, вода, бывшая прежде его кровью, уже прошла через краны станции. Кальций его костей войдёт в цикл питания гидропоники. Более сложным липидам и протеинам потребуется больше времени чтобы превратиться в гумус на грибных фермах. Фред Джонсон, как и все умершие до него, распался на компоненты и снова вернулся в мир, изменённый и неузнаваемый.

Его образ воплощали фотографии на стенах часовни. Портрет зрелого мужчины, полковника на Земле. Изображение старика, черты лица ещё твёрдые, но в глаза уже вкралась усталость. Нескладный мальчишка, лет десяти, не больше, в одной руке держит книжку и машет другой, лицо расплылось в счастливой детской улыбке. Те же уши и разрез глаз, но Доузу как-то трудно было поверить, что этот счастливый ребёнок вырос в того сложного человека, которого он, Доуз, знал, которого называл другом и предал.

Поминальную службу устроили в небольшой часовне, настолько агрессивно межконфессиональной, что не отличить от зала ожидания. Вместо религиозных символов её украшали сдержанные абстрактные формы. Золотые круги, травянисто-зелёные квадраты. Нарочито-пустые международные атрибуты, заполняющие место, где могло находиться что-то значимое. В логотипе промышленной корпорации «Тихо» в полумиле отсюда — и то смысла больше.

Скамьи были из текстурированного бамбука и производили впечатление настоящего дерева — сосны, ясеня или дуба. Доуз видел живые деревья лишь на картинках. Он не отличил бы одно от другого, но деревянное покрытие придавало маленькому помещению солидный вид. Он не стал садиться, а расхаживал у портретов Джонсона, заглядывая в глаза, не возвращающие взгляда в ответ. Что-то в груди Доуза мешало ему дышать — что-то тяжелое и неясное.

— Я подготовил речь, — сказал он. Голос эхом отозвался в пустоте, придавая ей глубину. — Очень продуманную. Тебе бы понравилась. Насчёт природы политики и прекраснейшей способности человеческого существа меняться, подстраиваясь под окружающую среду. Мы, как вселенная, осознанно перестраиваем себя. При этом неизбежны провалы, победы и отступления, — он невесело усмехнулся. Это прозвучало как всхлип. — На самом деле я хотел сказать «прости». Мне не просто досадно, что поставил не на ту лошадь. Я об этом жалею, да. Но прошу прощения за то, что при этом дискредитировал тебя.

Он помедлил, как будто Фред мог ответить, потом покачал головой.

— Я подумал, речь будет кстати. У нас с тобой позади так много. Это кажется странным. Когда-то я наставлял тебя. Что ж, колосс на глиняных ногах. Ты понимаешь, о чём я. И всё-таки, думаю, ты оценил бы, если бы я вернулся. Но этот выскочка Холден... — Доуз покачал головой. — Паршивое время ты выбрал для смерти, друг мой.

За спиной Доуза открылась дверь. Вошла молодая женщина в заляпанном смазкой рабочем комбинезоне станции Тихо и тёмно-зелёном хиджабе, кивнула ему, выбрала на скамье место и преклонила голову. Доуз отступил от портрета покойного. Он хотел бы сказать ещё много. Наверное, всегда будет что сказать.

Он сел через проход от женщины, сложил руки на коленях и опустил голову. В разделённом горе есть нечто глубинно-привычное. Тут правила так же прочны, как любой человеческий этикет, и они не позволяли Доузу продолжать свой односторонний разговор. По крайней мере, не вслух.

Вольный флот мог бы и должен был стать моментом великой славы для Пояса. Инарос создал для них целую армию из ничего, как по волшебству. Доуз всегда говорил себе, что недостатки Инароса в роли политика не составят проблемы. Это даже скорее возможности. Доуз, как член ближнего окружения, мог бы оказывать на него влияние. Стать серым кардиналом. Да, цена была высока, но и награда поистине фантастическая. Независимый Пояс, освободившийся от внешних планет. Контроль над угрозой со стороны сети врат. Да, Инарос — позёр, прокладывавший себе путь с помощью харизмы и насилия. Да, от Розенфельда всегда слегка несло серой. Но Санджрани умён, а Па — способна и преданна общему делу. А если бы Доуз всё же сказал «нет» — всё равно было бы так же, но без него.

Так он говорил себе. Так он всё это оправдывал. Было бы намного лучше, если бы кораблями распоряжался кто-то другой, не Инарос. И ещё — если бы он входил в круг советников Инароса. А что же третье?

После того, как Цереру бросили, Доуз на некоторое время перешёл к роли мудрого опытного политика — до тех пор, пока после восстания Па не стало невозможным делать вид, что всё идёт как надо. Когда пришло сообщение Эйми Остман о том, что Фред Джонсон собирает встречу на Тихо, это показалось возможностью стать посредником в установлении мира. Если не между Землёй и Вольным флотом, то хотя бы с остатками АВП. За столом переговоров можно было отлично использовать их с Фредом Джонсоном отношения.

Вошла ещё одна женщина и села рядом с первой, в хиджабе. Они тихонько обменялись несколькими словами. Позади них сели двое пришедших вместе мужчин. Наступал час пересменка. Скорбящие будут заходить по пути с работы или на работу. Доуз почувствовал укол огорчения оттого, что ему не дали побыть в церкви одному. Иррациональная обида, и он это понимал.

В любом случае, Фред Джонсон ясно дал понять, чего хотел, даже если не намеревался. И Доуз по-прежнему кое-чем обязан полковнику.

— Всё это — хрень собачья, — сказала Эйми Остман. — И вонючий Джеймс Холден может идти в жопу.

Доуз кивал, потягивая эспрессо. Первым делом Холден ее унизил. И Доуз понимал причину. Но всё-таки ей тяжело было потерять лицо.

— Я ему это прощаю, — сказал Доуз. — Ты тоже должна.

— Чего ради?

Эйми Остман нахмурилась, потирая подбородок. Её квартира на станции была просторной и роскошной. Одну стену полностью занимал экран, связанный с внешней камерой — прекрасное решение, настоящее окно в космос. Диван безупречно мягкий, воздух насыщен мельчайшими частицами, имитирующими ароматы сандалового дерева и ванили. Доуз обвёл интерьер чашкой с кофе.

— Только взгляни на это. Комната для посла. Для президента.

— И что?

— И он её тебе предоставил, — сказал Доуз и сделал ещё глоток. — А значит, тебе оказана честь. Лучшие апартаменты на станции.

— Он плюнул тебе в лицо, — Эйми Остин сложила указательный и средний пальцы, изобразив дуло пистолета. — Он тебя вышиб.

Доуз засмеялся и пожал плечами, приглашая её присоединиться. Это ранило его душу, но так надо.

— Я явился без приглашения. С моей стороны это грубо. Холден прав. Как бы тебе понравилось, если бы я, не предупредив тебя, привёл его в банкетный зал Апекса?

Она хмуро смотрела куда-то влево и вниз.

— Ему следовало быть повежливее.

— Возможно. Но по этой части он новичок.

Она села напротив, скрестила руки. Глаза оставались мрачнее тучи. Но Доуз и не ждал другого. Однако тучи всё же не были грозовыми.

— Возможно, — неохотно согласилась она. — Но я не останусь. После этого — ни за что.

— Ты должна хорошенько подумать, — ответил Доуз. — Если план исходит от Фреда Джонсона, он будет надёжным. И лучше, чтобы ты в нём участвовала.

Она возмущенно фыркнула, но в уголках рта появился намёк на улыбку. Начало положено. Доуз поспешил закрепить успех.

— В зале обязательно должен быть кто-то взрослый, — сказал он. — Холден просто щенок, мы оба это знаем. Ты нужна нам, чтобы не дать ему всё развалить.