Гнев Тиамат - Кори Джеймс С. А.

Кортасар поднял руку, как в первом классе, и Трехо кивнул ему.

– А в пространстве колец? – спросил тот. – То же, что в системе?

– Неизвестно, – ответил Илич. – У нас в тот момент не было кораблей в пространстве колец. По некоторым признакам, находившиеся там суда, возможно… съедены, если это подходящее слово. Так же, как «Тайфун» и Медина. Но подтверждений у меня нет. Кажется, событие не соотносится ни с какими нашими действиями, однако наш флот в настоящее время присутствует лишь в ста двадцати системах. Если что-то произошло в других, мы можем об этом не узнать.

– Серьезно? – удивился Трехо.

– Потерю станции Медина невозможно переоценить. Контролируя бутылочное горлышко, мы держали на поводке всю империю. Без него…

Трехо, насупившись, откинулся назад, повел руками, предлагая высказываться Элви и Кортасару. Кортасар не обратил внимания, а вот Элви поймала себя на том, что готовиться отвечать, словно была чем-то обязана адмиралу.

– Если мне позволят попытку вписать событие в более широкий контекст…

– Прошу вас, – кивнул Трехо.

– Речь идет о природе сознания.

– Этот контекст слишком широк для меня, майор.

– Потерпите, – сказала Элви. – Если не касаться религиозных толкований, которые не по моей части, сознание есть свойство материи. Это трюизм. Мы состоим из материи, мы мыслим. Мышление – это то, чем занимается мозг. И в нем присутствует энергетический компонент. Известно, что электрический сигнал нейронов есть конкретный признак процесса мышления. Так, например, наблюдая за вашим мозгом в то время, как вы что-то себе представляете, я могу довольно надежно определить, воображаете ли вы песню или зрительный образ, по тому, возбуждаются ли зрительные или слуховые области коры.

– Понятно, – сказал Трехо.

– Мы не можем обоснованно утверждать, что человеческий мозг единственный обладает подобным сочетанием структуры и энергии. На самом деле, по многим признакам, у строителей врат имелась мыслящая структура – подобная мозгу, – материальная составляющая которой была совсем иного рода, чем у нас. Как ни смешно, мы обнаружили по меньшей мере одну подобную мозгу структуру – алмаз размером с Юпитер.

– Не понимаю, – сказал Трехо.

– Ну, вот у нас в термоядерных реакторах не применяется стальная обшивка. Мы используем магнитные ловушки. Магнитные поля выполняют в сущности ту же функцию, что и материя. Похоже, что сознание древних цивилизаций развивалось скорее на основе энергетических полей и, возможно, структур ненаблюдаемой материи, нежели на биологическом материале, из которого состоит наш мозг. В процессе нашего мышления, по некоторым признакам, задействованы квантовые эффекты. То, что истинно для нас, вероятно, было истинно и для них. Моя гипотеза – я работала над ней еще до того, как попала сюда, – предполагает, что наш мозг – своего рода полевая версия сознания. Без лишних сложностей. Без лишних финтифлюшек, зато устойчивая и работоспособная. У нашего мозга, возможно, предусмотрен механический запуск, и, когда квантовые взаимодействия, лежащие в основе нашего восприятия, нарушаются, их проще запустить заново. Звучит осмысленно?

Трехо произнес «едва ли» в один голос с «конечно» от Кортасара. Мужчины переглянулись. Элви, сдерживая раздражение на обоих, продолжала:

– Итак, сведения, полученные Джеймсом Холденом на станции чужаков в пространстве колец, указывают, что нечто систематически уничтожало сознание древней цивилизации. Убивало ее. Предшественники пытались избавиться от систем. Зажигали сверхновые. Не помогло. Кончилось тем, что они закрыли все врата, но и это не решило проблемы, поскольку то, что их убивало, их все-таки добило. И здесь на сцену выходим мы. Мы обнаружили – я наблюдала такое непосредственно – то, что у нас получило название пуль, или шрамов, или нелокального полевого эффекта. В сущности – место, где то, что ненавидит врата, каким-то образом обрушивает сознание на планете или в системе. Или во всех системах. Я подозреваю – хотя не имею никаких доказательств, – что враг нашел способ сдуть разом все системы, независимо от того, активны ли врата. Предполагаю, что наши прохождения сквозь врата раздражают этого врага. Может быть, даже чем-то ему вредят. Когда ущерб становится достаточно большим, он реагирует.

– И когда я убил станцию Паллада в Сол… – начал Трехо.

– Вы тем самым стукнули некого темного нематериального бога по тому, что у него сходит за нос, – закончила Элви. – И получили в ответ то, чего следовало ожидать. Если вы болеете и вам легчает от укола пенициллина, заболев снова, вы сделаете такой же укол. Только у нас, оказывается, сознающая структура отличается от структуры создателей врат. Не так легко ломается, и восстанавливаемся мы лучше. То, что уничтожило их цивилизацию, у нашей всего лишь вырывает несколько минут времени.

– Какое разочарование для темных богов, – съязвил Трехо.

– И правда. Но с ними еще не кончено. И особенно, не в обиду будь сказано, после того как мы начали кидать в них, чем бы они там ни были, корабли-бомбы. Играть в «око за око». А последние изменения? Свет и формы вместо прежней гипервосприимчивости.

– Да, я заметил, – сухо подтвердил Трехо.

– Полагаю, что враг, чем бы он ни был, испытывает новые способы разрушения системы сознания. Мозга. Думается, мы оказались чем-то вроде устойчивой к пенициллину инфекции, и теперь они попробовали тетрациклин.

– А что послужило спусковым механизмом? – спросил Трехо.

– Спускового механизма могло и не быть, – ответила Элви, – если они уже не просто реагируют на наши действия. Возможно, мы убедили их принять нас всерьез.

Трехо, осмыслив, что из этого следует, немного сник.

– Что здесь нового? – спросил Кортасар. – Кажется, все это мы уже обсуждали. То есть ничего по-настоящему свежего, не так ли?

Трехо с Иличем переглянулись.

– Я, – заговорил Трехо, – считаю полезными для себя выводы доктора Окойе. Значит, не так. Есть ли прогресс в лечении верховного консула?

– Мне бы очень помогла возможность, – ответил Кортасар, – исследовать потерю полковника Илича. Полагаю, так ничего и не нашли?

Заметно было, как Трехо сдерживает себя.

– Прежде чем перейти к этому вопросу, нельзя ли разобраться с состоянием верховного консула?

– Состояние стабильно, – ответил Кортасар. – Весьма стабильно. Идеально.

– Улучшения?

– Нет.

Илич вмешался в разговор, напряженно спросил:

– Вернуть его невозможно?

Элви не собиралась в очередной раз позволять Кортасару замять тему. Либо у него есть план, который он по каким-то соображениям скрывает, либо нет. Она подалась вперед, положила ладони на стол, как если бы открывала карты в покере.

– Я не вижу реального средства вернуть его в прежнее состояние.

Трехо, кивнув ей, повернулся к Кортасару.

– Вам есть что возразить?

Кортасар заерзал.

– К прежнему состоянию? Вероятно, нет. Гораздо вероятнее, что нам удастся продвинуть его вперед, к новому состоянию. Это было бы проще. И, более того, информативнее.

Трехо вдруг страшно окаменел. В дверь тихо постучали, появился слуга с закусками для Элви. Она о них совсем забыла. Затем слуга вышел, и они снова остались наедине, но Трехо так и не шевельнулся. Он смотрел в пустоту, был бледен, и секунду спустя Элви поняла, что с ним происходит.

Все это время Трехо продолжал надеяться. Он верил, что вождь вернется, что законный король восстанет и займет свой трон. Что бы ни говорила Элви, он видел в Кортасаре подобие Мерлина, который излечит его Артура от безумия. Сейчас, у нее на глазах, до Трехо дошло, что он попросту позволил кому-то забавляться с трупом. Элви ужаснулась за него и в то же время обрадовалась: наконец он услышал то, что она столько раз повторяла.

– Хорошо, – сказал Трехо. И уже медленнее повторил: – Хорошо. Но тем не менее верховный консул должен выступить с заявлением. Набросаем черновик.

– Можно объявить, что это было испытание, – предложил Илич. – Элитная команда верховного консула добилась прорывных результатов. Создала новое оружие против врага.