Император из провинции (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте"

Полицейский осторожно пошёл к дверному проёму, темнеющему возле распятия, и проговорил:

— Какой тяжёлый здесь воздух. Дышится с трудом.

— Согласен. А в столице — ещё тяжелее, — произнёс я, покрывшись мурашками. — Товарищ сержант, если доверять всем тем фильмам ужасов, которые мне доводилось смотреть, то с нами здесь случится нечто ужасное.

— Бред, — отмахнулся смелый Козлов.

— Надеюсь, — прошептал я и подошёл к окну.

Выглянул наружу и увидел ту сторону леса, которая была сбоку от церкви. Там раскинулось небольшое поле покосившихся крестов, огороженных забором из кованых решёток.

Я шумно сглотнул и прошептал, тыча пальцем в сторону находки:

— Товарищ Козлов, это что там такое?

— Старый погост, — буркнул он, а потом ехидно усмехнулся и добавил: — Разве я тебе не говорил?

— Нет! — резко выдохнул я, пытаясь выглядеть не слишком напуганным.

— Ну, наверное, просто не хотел тебе надоедать, — усмехнулся хитрый полицейский. — Это же всего лишь мертвецы, закопанные в землю многие десятки лет назад. А то, что слух ходит, будто они поднимаются из могил, так это просто бабкины сказки. Местные жители ведь всего пару раз замечали, что иногда земля на этих могилах рыхлая, словно её перекапывали.

— Вы прекращайте свои шутки, — сдавленно произнёс я, торопливо отойдя от окна и присоединившись к полицейскому.

— Какие шутки? Люда так говорят. Я просто пересказываю. Если хочешь, то возвращайся в машину. Я сейчас ещё вон в том помещении посмотрю, а потом в подвал спущусь и если не найду Олега, то вернусь, — серьёзно заявил Козлов, после чего посмотрел на распятие и осенил себя крестным знамением.

— Да я уж как-нибудь с вами, — произнёс я и тоже перекрестился, от волнения перепутав то плечо, с которого начинают православные. Пришлось повторять заново: только теперь по всем канонам религии.

— Хорошо хоть вспомнил, как надо креститься, — неожиданно раздался сильный, глубокий голос, идущий откуда-то из темноты.

— Твою мать!!! — истошно заорал я, вздрогнув всем телом и, по-моему, поседев.

Побелевший лицом Козлов выдал набор нечленораздельных слов, перемежаемых крепким матом, и полез трясущейся рукой за пистолетом.

В этот миг из дверного проёма, ведущего в соседнее помещение, вышел высокий седовласый человек в чёрной рясе. Его глубоко упрятанные в череп глаза, смотрели на нас со спокойным любопытством. Он обладал шикарной белой-белой бородой, которая спускалась до середины груди, и острым, ястребиным носом, нависающим над серыми, плотно сомкнутыми губами. Длинные волосы старика были перехвачены красной лентой, а высокие скулы отчётливо выступали на измождённом лице, покрытом сетью мелких морщин.

Сержант, справившись с испугом, проблеял, держа руку недалеко от кобуры:

— Гражданин, вы кто такой? Как здесь оказались? И что тут делаете? Вы сатанист?

— Боже упаси, — выдохнул пришелец, осенив себя крестным знамением и блеснув серебряным кольцом на пальце. — Я отец Леонтий. Тут недалече с сыном живу. Иногда прихожу в эту церковь, дабы прибраться немного. Грешно в таком запустение держать святое место.

— А ничего, что уже почти ночь на дворе? — подозрительно осведомился я, всё ещё ощущая, как дрожат поджилки.

— А чем ночь хуже дня? — спросил старик, мягко улыбнувшись.

— Не видно же ни хрена… — протараторил полицейский и осекся, приложив ладонь ко рту. — Ой, простите, батюшка. Нельзя же здесь выражаться.

— Nemo sine vitiis est, — сурово выдал на латыни Леонтий, сдвинув лохматые брови, похожие на толстых гусениц, покрытых длинными волосками. — Откажись от сладкого на неделю и будешь прощён.

— Так точно! — гаркнул Козлов, резко выпрямив спину, а затем шёпотом спросил у меня: — Чего батюшка сказал-то? Это английский? Ты же в столице жил. Должен знать языки.

— Ага, жил, и пару раз чуть не сдох, — тихонько проговорил я с затаённой горечью. — Это он на латыни произнёс. Я немножко знаю её.

— Так чего он хотел-то?

— Говорит, вертел я тебя пузатый… ладно, шучу, расслабься. Он сказал, что никто не лишён пороков, — усмехнувшись, перевёл я, после чего громко спросил у батюшки, который не обращал внимания на наше шушуканье: — А вы тут молодого парня не видели? Рожа у него такая толстая, противная.

— Нет, не видал. Давно сюда никто не захаживал, — ответствовал тот, степенно погладив бороду.

— Эх, — сразу сдулся полицейский, печально опустив плечи. — Зря, значит, ехали.

— Не зря! — громыхнул Леонтий, полыхнув глазами. — Вы в церкви побывали!

— Это верно, это верно, — зачастил сержант, мрачно надув щёки. — Меня, кстати, Николай зовут.

— А я Роб.

— Раньше тебя нигде не мог видеть? — вдруг спросил батюшка, изучая мою физиономию пристальным взглядом. — Глаза у тебя знакомые.

— Нет, — отмахнулся я, чуть улыбнувшись. — Совершенно точно нет.

Козлов покосился на меня, а потом грустно промычал, переживая о своём:

— Поехали мы тогда восвояси, отец Леонтий. Может, вас подвезти куда-нибудь?

— Кхем-кхем, — предупреждающе покашлял я в кулак. Сейчас вот старик зарядит какую-нибудь деревню, до которой ехать ещё час, и вези его, а время уже и так много.

— В Грязьгород мне надо, — проговорил батюшка, чем вызвал мой облегчённый вздох. Ну, так можно. Место в машине есть. Авось ещё и освятит её, чтобы не ломалась. Хотя, может быть, она наоборот — сгинет со смрадным запахом. Чую это четырёхколёсное «чудо техники» было создано при непосредственном участии Сатаны. Больше ничем я не могу объяснить то, что от этой машины больше горя, чем пользы.

Тем временем Козлов обрадованно проронил:

— Тогда поедемте, отец Леонтий.

— Идите, дети мои, я вас догоню, — сказал старик и скрылся в соседнем помещении.

Я пожал плечами и направился к выходу. Страх, нагоняемый этим местом, уже прошёл. Полицейский двинулся за мной, грузно топая ботинками.

Мы вышли из церкви, и он внимательно посмотрел на полную луну, тяжело вздыхая.

Я вкрадчиво прошептал, проследив направление взгляда полицейского:

— Так и тянет обернуться, товарищ в погонах?

— Я честно выполняю свой долг, — проворчал он, наградив меня уничижительным взором. — И твои намёки на оборотня в погонах не применимы ко мне.

— Честный полицейский? — притворно изумился я, вскинув брови. — А мне казалось, что это миф.

— А мне говорили, что в столице у всех зарплата под полтинник… Значит, теперь всему верить? — вскинулся Козлов, остро зыркнув на меня.

— Кстати, по поводу веры… А чего батюшка в город-то собрался? Он же откуда-то отсюда.

— К родственникам? — здраво предположил сержант, почесав ногтем висок. — Автобус редко ходит по этим местам, вот и решил воспользоваться. А может, к коллегам своим задумал нагрянуть. Опытом обменяться.

— Козлов, а ты его раньше ведь не видел? — спросил я, незаметно перейдя на «ты».

— Нет, — предсказуемо ответил тот, отрицательно покачав головой.

— А что если он специально нас выгнал, а сам сейчас пошёл закапывать труп Олега, которого собственноручно замочил?

— Ох-х-х, — выдохнул сержант, словно его ударили под дых.

Глаза Козлова стали почти прямоугольными, а брови взметнулись на середину лба.

— Да ладно, бред это, — успокоил я полицейского. — Сериалов насмотрелся, вот и лезут в голову дурацкие мысли.

— А может, и не такие дурацкие… — проронил он и обернулся, явно думая: вернуться или нет?

Тут из церкви вышел отец Леонтий. Сержант первым делом взглянул на его руки, будто пытался найти на них землю, а потом подозрительно поинтересовался, не отыскав оную на коже старика:

— А что вы, батюшка, сейчас в церкви-то делали?

— Подвал запирал, — просто ответил тот, пожав плечами. — Где машина-то?

— Там, за мостиком, — бросил я, насмешливо косясь на Козлова.

Полицейский пожевал губы, испытывающе посматривая на отца Леонтия, а затем пошёл к машине. Похоже, что он со старика снял все обвинения или хотя бы часть из них.