Будни феодала (СИ) - Говда Олег Иосифович

Мои ораторские способности оказались на должной высоте, так что к концу разговора старик аж помолодел лет на десять и все пояс поправлял.

Уловив момент, я подозвал к нам Цепеша и объявил старосте, что самому мне недосуг будет на одном месте сидеть, а потому я оставляю в Замошье своего наместника. Который не станет соваться в дела хозяйственные, но в плане военного строительства и всеобщей воинской подготовки — валашский князь для них царь, бог и воевода. Все что прикажет — надлежит делать незамедлительно. Советы воеводе давать можно, возражать — нет.

Сперва Михай опять слегка потух взглядом. Но, как только услышал от Цепеша, что тот намерен назначить Четвертака и Пятака ближними помощниками: старшего по обучению рекрутов, а второго — надсмотрщиком за строительством, сразу проникся к воеводе уважением и пригласил отужинать.

Оставив их вдвоем, находить общий язык, и решив, что все уладил, пошел искать Мамая. Намереваясь без промедлений отправиться дальше. Но тут прибежала Настена и с ходу бухнулась в ноги, умоляя не губить, не лишать милости и не отказывать в милосердии… Жена Федота так интенсивно кланялась, а слова произносила со столь завидной скорострельностью, что я даже половины сказанного не понял. Поэтому, поднял молодку на ноги, а что та все время норовила встать на колени, обнял и прижал к себе.

— Да угомонись же ты, оглашенная… — попытался успокоить ее. — Останется твой муженек дома. Я не беру Федота с собой.

Жаркое тело заерзало еще сильнее, упруго выскальзывая из рук.

— Не губи, барин… — разрыдалась еще громче.

Я ни фига не понял, пришлось взять молодицу за плечи и крепко встряхнуть.

— А ну, не вой. Говори внятно.

Настена послушно вытерла слезы и повторила:

— Не губи, милостивец.

— Это я уже слышал. Сказывай, чего хочешь?

— Не оставляй Федота дома.

Интересно девки пляшут…

— Вот как… А ну-ка, девица красная, пойдем в сторонку. Что-то мне в твоих желаниях не все понятно…

Я подхватил Анастасию под руку и потащил подальше от домов и плетней, на которых, как известно уши сами растут и сеять не надо.

— А теперь сказывай, да без утайки: чем Федот так не угодил, что ты его из дому гонишь? Правду узнаю — при всем народе на площади пороть велю. Не для того я тебя из кровати подьячего вытаскивал, чтоб ты сама чужую искала.

Молодица охнула, залилась румянцем, закрыла лицо руками и, как бы израсходовав запас сил, опустилась на землю.

— А я все думала, узнал ты меня, барин, или нет… — вздохнула негромко. — Узнал, значит. Что ж мужу о неверности не сказал? В тайне сохранил?

— В тот раз не по своей воле ты изменила, мужа от дыбы и острога спасти хотела, и не мне тебя за то осуждать. Но теперь, извини… Поблажек не будет.

Анастасия поглядела на меня строго, насколько это возможно сделать снизу вверх и широко перекрестилась.

— Вот те крест, барин. Нет больше на мне греха, окромя того раза. А Федота я прошу с собой взять только ради него самого. Не из тех мужей он, которым хозяйство в голове. Зачахнет. Пить начнет… А там и меня возненавидит, потому что глаза мозолить буду и о прошлом напоминать. Думаешь, он слепой? Тоже молчит, ничего не спрашивает, но синяки на шее и груди, оставленные Касьяном, видел, — опять опустила голову и продолжила не поднимая глаз. — Простор ему нужен, свобода, бой… Там душой оттает. А я его ждать буду. Верно… В том не сомневайся. Ужаса той ночи на всю оставшуюся жизнь хватит. Я ведь как думала, — отведу беду, а сама в омут…

М-да… Нашелся знаток женских душ. Полез прямо с сапогами. А тут такая загогулина, что и Македонский со своим ножичком отдыхает.

— Хорошо… — помог подняться. — Я понял. Сделаю, как просишь. Беги домой, скажи Федоту, пусть собирается. Прощаться будете? Долго ждать?

Молодица опять покраснела, но взгляд не отвела. Наоборот, даже блеснула в них лукавинка.

— Уже простились, барин. Ждать не будешь. Вон он, коня ведет.

Твою ж краснознаменную и легендарную! Нет, не родился еще мужчина, способный понять это диаволово семя. Когда верить, когда сомневаться? Но погодь, долг платежом красен. Такую энергию грех не использовать в мирных целях.

— Ну, тогда, ступай к Михею, скажи: я назначил тебя ключницей. Пока вернемся — чтоб каждое зернышко в амбарах пересчитала. Лично, своими руками. Учись и привыкай. Как в Замошье крепость поставим — будешь за провизию для гарнизона отвечать.

Молодица распахнула глаза и сдавленно охнула, а я довольно ухмыльнулся.

Вот так, красавица. Уж коль я не могу заглянуть в твою прелестную головку, чтобы понять, что она замышляет на самом деле, то стреножить в моей власти. Теперь у тебя времени не то что на скоромное, на сон не останется. Вернемся из похода — Стрелец мне поклоны бить станет, чтобы женка нашла время дома заночевать.

Одно худо… Пока тискал Настену и не только в глаза ей глядел, когда сверху вниз смотришь, само так выходит — понял, что пора и о своих нуждах подумать. Воинам мои проще — девок в селе хватает. Даже Цепеш, кажется, приглядел себе кого-то. А мне не по чину, что ли? Не прет, в общем. Другое воспитание, мля…

Настоящие дворяне право первой ночи безотказно исполняют, не морщась, мне же, видите ли, чувства подавай. Или хотя бы элементарное влечение. А «veni, vidi… usus» — не мой стиль. Могу, но не хочу. Вывод? Выпьем за то, чтобы наши желания, как можно быстрее совпали с нашими возможностями.

Вопрос — где искать точку соприкосновения?

Ответ — а фиг его знает, но не в Замошье, это точно.

Вывод — по коням. Глядишь, и подвернется что-то стоящее усилий…

— Чего хмур, атаман? — Мамай возник рядом совершенно неслышно. — Задумался так, что мы со Стрельцом уже звать тебя устали. И махали, и свистели, а ты застыл на месте, как обосра… это… как будто окаменел. Я и решил подойти, мало ли чего случится с человеком может, после разговора с ведьмой.

— С кем? — захлопал я глазами.

— С ведьмой, — вполне серьезно ответил характерник. — Я думал, ты знаешь?

— Час от часу не легче. А Федот знает?

— Не уверен. Да Стрельцу и не зачем. Она мужа не обидит, сама кого хочешь за него порвет. Но в поход не бери. Что бы не обещала — все равно не бери. Вся ее бабья сила возле дома, а в степи толку не будет. Только обуза.

Казак говорил серьезно, без тени насмешки. Как бывалый воин с атаманом. Таким же тоном и важностью он мог обсуждать запас провизии, или состояние подков.

— Я понял тебя, Мамай, спасибо… — в том смысле, что нифига я не понял, но если характерник к этому так спокойно относится, то и мне паниковать незачем. Подумаешь, жена у Федота ведьма. Все они… одним миром мазаны. Особенно после того как собственным очагом и мужем обзаведутся.

— Настя остается в Замошье. Уезжаем только мы втроем. В том смысле, что хорош лясы точить — пора в седло... На Запорожье путь не близкий.

* * *

Получив в попутчики Мамая, в карту я даже не заглядывал. Смысл сверяться с бог весть когда и кем начертанными загогулинами, если рядом скачет тот, кто по его же словам, дорогу на Запорожье с завязанными глазами найдет. Причем, кратчайшую. Не в географическом плане, а удобности передвижения.

Так что поскакали мы не на юго-восток, как я мог предположить исходя из общего развития, а на восток. Поглядев на небо, поворошив носком сапога землю и подержав над головой обслюнявленный палец, казак уверенно ткнул им же в сторону восходящего солнца и объявил, что лучше всего двигать в Переяслав. А на мой вопрос: «Зачем?», — ответил в лучшем духе гадалок и предсказателей: «Судьбе угодно».

Все еще пребывая под впечатлением от общения с ведьмой, я не стал спорить с характерником. По большому счету, мне что Переяслав, что Чигирин, что Киев. Всего лишь названия. Ни в этой жизни, ни в прошлой бывать не доводилось. Главное, в дороге не скучать. Потому что только по самым скромным прикидкам мне срочно надо найти, потому что заработать такую сумму невозможно, не меньше сорока тысяч талеров. Двадцать тысяч стоит возвести усиленный частокол вокруг Замошья, десять — донжон, он же детинец. Еще десять — арсенал. И по пять на сторожевую башню и кузницу.