(Предупреждаю: последнее слово этой маленькой главы будет самым дурацким образом рифмоваться с заглавием. Верьте мне: я этого не хотел.)
Очередное отступление, которое я — даже помимо воли — должен сделать, связано с водителем монорельса. Он давно покорил меня своим устойчивым и недешево дающимся колоритом, и я просто не в силах подавить соблазн. Тем более что наш вагон почему-то замедляет ход и, кажется, сейчас остановится. Странно, вроде бы станции поблизости нет. Не беда, зато есть группа незнакомцев, которые, как и мы, страстно хотят попасть в заветную Обсерваторию, а рыцарское сердце нашего «мастера» не лишено сочувствия и способно, скорее, изменить разуму, подчиненному черствому компьютерному расписанию и бездушному пределу вместимости монорельса, чем дать людям пропасть на дороге.
«Вроде бы свободных мест давно нет»,— это мысль Фанта, и я оставляю ее здесь лишь как пример убогой наивности. Бедняга, он еще не знает, что таких остановок будет множество, и вместо обещанных двух часов поездка растянется на три, и каждый раз, остановившись, щедрый водитель будет зычно гаркать: «Эй! Жэнщин с рэбонкым! Пройды в канэц! Рэбонкым на колэн посадыт можын. Тут люды хотэл ехат! Понымаэшь?» — ив конце концов мастерски победит банальный афоризм о «резиновом монорельсе», доказав, что при умелом подходе вопрос о пределах грузоподъемности транспорта на Орпосе просто глуп.
Как бы то ни было, душно ли, тесно ли, жарко ли, долго ли, а до Астрономического Сектора вагон все же доехал. И размякший Фант вылез из монорельса. И с полной уверенностью, что Иоланта следует за ним, с такой уверенностью, что даже не посмотрел на выходную дверь, благовоспитанно подал ей руку. Но случилось здесь вот что. Иоланта несколько поотстала в толчее, а по пятам Фанта спускалась какая-то совсем незнакомая старушка. И на руку, естественно, оперлась. И только теперь Фант решил посмотреть, чего же это Иоланта так долго вылезает. А посмотрев, мягко говоря, опешил. Нет, Фант действительно культурный человек, и в другой ситуации он сам подал бы руку выходящей из транспорта чужой бабушке. Но здесь… здесь все произошло несколько неожиданно. И именно неожиданностью можно объяснить тот ненормальный факт, что наш герой очень резко отдернул руку, и старушка, хоть и не больно, но все же шлепнулась на мартан.
А вот смеяться тут не нужно. Во-первых, потому, что ничего смешного нет, только печально, во-вторых, потому, что я привел этот эпизод не для смеха, а исключительно с целью не упустить ни одной детали описываемой поездки, в-третьих же, последним человеком, который стал бы смеяться в данной ситуации, был сам Фант. Он покраснел до ушей, помог, разумеется, старушке подняться, но тут же — вот беда! — едва не уронил ее снова, потому что наконец-то подоспела на редкость немногословная в этот день Иоланта и очень внятно прошептала Фанту в ухо: — Идиот!
