Предвестник шторма - Ринго Джон

Его глаза вылезли из орбит при виде показаний дистанции.

— Четыре тысячи метров!

— Захват цели, — доложил пост Тактики. Следящий лидар оружия и субпространственные детекторы сразу навелись на гигантский сигнал.

— Огонь! — автоматически рявкнула капитан Уэстон. Затем ее глаза расширились. — Отставить огонь!

Но было слишком поздно. Техник управления оружием нес вахту восемнадцать часов кряду, и приказ открывать огонь вызывал реакцию сразу нервных окончаний, минуя головной мозг. Его палец уже поднял предохранительную скобу и щелкнул тумблером.

Пиротехнический газогенератор воспламенился, когда раскрылись удерживающие ракету зажимы. Газ оттолкнул шестиметровое оружие на достаточное от корабля расстояние, чтобы оно могло безопасно включить инерционные ускорители и реактивный двигатель на антиматерии.

Безопасно для корабля. Но не для устанавливающих оружие людей. Или для подвесного контейнера ракет с боеголовками из антиматерии, который они устанавливали.

58

Белый Дом, Вашингтон, округ Колумбия, Соединенные Штаты Америки, Сол III

11 октября 2004 г., 05:26 восточного поясного времени

— Господин президент, пора ехать, — сказал шеф Отделения Секретной Службы.

Томас Эдвардс неподвижным взглядом смотрел на экран на стене зала ситуаций. Периодические проблески красного по округу Фэйрфакс подступали все ближе и ближе к автостраде Фэйрфакс-парквэй. Сплошная полоса представляла наступающих послинов, преследующих остатки Девятого и Десятого корпусов вверх по шоссе ЮС-28. Президент полагал, что, как только они доберутся до ЮС-29 и М-66, они повернут на восток к округу Колумбия и ближайшим мостам. Если только разрозненные силы не опередят послинов и не доберутся до мостов первыми, никто из них не останется в живых.

Он видел «Муссонный Гром». Он знал все про отступление под огнем. И про позорное поражение. Он был уверен, что эти хорошо снаряженные и подготовленные корпуса смогут встретиться с послинами и выжить. Все его советники были в этом уверены. И он, и они ошибались. Ошибались целиком и полностью. И это привело к тяжелейшей военной катастрофе в американской истории.

И это было еще не самое худшее.

Экран также показывал, что дороги забиты беженцами. Большинство из них находились в Александрии или почти пересекли Потомак, но расстояние между ними и врагом сокращалось ежеминутно. Скоро поступят первые сообщения о колоннах беженцев, растерзанных послинами. И он ничего не мог с этим поделать.

— Простите меня, — прошептал он сам себе.

— Бывает всякое, господин президент, — сказал неожиданный голос.

Президент посмотрел в сторону двери. Шефа Секретной Службы сопровождал капитан морской пехоты Хэдкрафт, командир отряда охраны. Объемистая боевая броня выглядела в Белом Доме неуместно.

— Такое не должно случаться, — отрезал президент. — Не здесь. Не с нами.

— А что? Вы думали, раз это Земля, то будет по-другому? — спросил капитан с ноткой легкого презрения. — Что ж, добро пожаловать в наш мир, сэр.

Президент развернул кресло и посмотрел прямо на морского: пехотинца, которого испепелял взглядом шеф Отделения. Поскольку морские пехотинцы были, в сущности, взяты взаймы у Флота, существовали определенные трения между ними и Секретной Службой, трения, которые противоречили традиции.

Морская пехота охраняла американских президентов со времен Джона Адамса. Эта традиция имела более долгую историю и более глубокие корни, чем даже у Секретной Службы. Но Служба всегда рассматривала их в качестве нанятой помощи. Морские пехотинцы всегда несли охрану по периметру, в то время как Служба брала на себя защиту в непосредственной близости.

С переходом Морской пехоты во Флот Отделение полагало, что теперь они возьмут на себя полную ответственность за охрану президента. Вместо этого на Флоте проводилась ротация личного состава Морской пехоты и направление его в Подразделение Президентской Охраны. И это породило две трещины в отношениях между Отделением и морскими пехотинцами. Первая касалась затрат, вторая относилась к двойной лояльности.

Личный состав американских ББС, отличившийся в боях на Барвоне и Диссе, с безупречным послужным списком, мог подать рапорт с просьбой о переводе в ППО. Срок службы составлял два года и, слава богу, проходил вдали от боевых действий.

В случае согласия солдат посылали вместе с их скафандрами обратно на Землю. После короткого «освежающего» курса переподготовки на острове Паррис они принимали присягу в качестве морских пехотинцев Соединенных Штатов, получали новую синюю парадную форму Морской пехоты и направлялись в округ Колумбия.

Затем они начинали бегать по девочкам, или мальчикам — в некоторых случаях, смотреть свысока на гарнизонных солдат из Старой Гвардии и в целом начинали расслабляться.

Тем не менее они продолжали числиться во Флоте. И личный состав, и скафандры являлись на самом деле займом у Флота. И Федерация не давала Соединенным Штатам ни малейшей скидки. Причиной, по которой из всех глав земных государств только у американского президента охрану несла целая рота ББС, была их чудовищная дороговизна. Скафандры стоили почти полмиллиарда кредитов за штуку и амортизировались дарелами за двадцать лет. Прибавить к этому еще раздутую шкалу жалованья Ударных Сил Флота — и месячное содержание роты выходило примерно как у регулярной войсковой дивизии.

Затем была еще и проблема двойной лояльности. Флот фактически не требовал от отдельной личности отказа от своего гражданства, но имел сильное предубеждение против национализма. И клятвы Флота имели приоритет. По законам Федерации, морские пехотинцы все еще подчинялись приказам Флота и несли ответственность только перед Флотом, как и все прочие подразделения ББС.

Но морские пехотинцы имели собственное мнение на этот счет. Некоторые из них подали рапорты, чтобы убраться с Барвона, где ад войны в болотах день за днем разъедал душу. Но большинство находились здесь потому, что в своем сердце они оставались американцами и гордились честью охранять главное должностное лицо страны. Но невероятная стоимость содержания подразделения и его двойная лояльность глодала отделение подобно раку.

Президент думал про все это, пока созерцал капитана морской пехоты. Капитан был кавалером Серебряной Звезды и Креста Флота. Флот принял Звезду в качестве награды как дань сильному американскому влиянию. Крест являлся эквивалентом Кресту за Выдающиеся Заслуги.

Никто не выказывал ему столь явное презрение в течение многих месяцев. Так с президентами себя не ведут. С другой стороны, этот морской пехотинец знал, почем фунт лиха. Он имел право.

— Да, — просипел президент.

Его гладкий, хорошо тренированный голос пропал после долгих часов разговоров. Он был на ногах почти тридцать шесть часов и чувствовал себя как труп недельной свежести.

— Да, — повторил он, прочистив горло. — Думал. Все говорили мне, что и местность, и ситуация были подходящими. Нужно было только попытаться.

Скафандры в знак уважения к занимаемому положению носили изображение президентской печати, когда находились не в боевом режиме. Но при надетом фасетчатом шлеме печать не выражала эмоций. Единственный намек давал голос.

— Как я сказал, добро пожаловать в наш мир, господин президент. Мы возвращаемся обратно сюда, на Большую Землю, и слушаем разговоры комментаторов и записных генералов о том, как «мобильные боевые средства» и «сфокусированная местность» разгромят послинов. И мы смеемся. И напиваемся.

Бойцы ББС много пьют и курят травку, господин президент. Потому что именно нам всегда приходится очищать поле боя после того, как генералы облажались. И даже по сравнению со всеми «мы в заднице» случаями на Барвоне этот заслуживает главного приза.

Президент Эдварде поднял руку, останавливая шефа Отделения, который был готов взорваться.