Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов - Дозуа Гарднер

Ричард положил трубку.

— Еда будет в течение тридцати минут.

Коди заставила себя оставаться сосредоточенной, думать, вопреки смятению.

— Для чего были нужны все эти МРТ и… — она заглянула в листок, — ТМС во время, э–э–э, воображаемых интерлюдий?

— Мы выстроили нечто вроде карты изменений активности твоего мозга и гормонального фона, что ты будешь чувствовать, если кто–нибудь в самом деле проделает все это с тобой. Нечто вроде пеленгатора суперэмпатии. От Сюзанны, разумеется. Мы давали прослушать твои слова вам обеим, одновременно с транскраниальным магнитным стимулированием для увеличения пластичности мозга — перенастройки.

— И, — она пролистала страницы до раздела, озаглавленного «Теоретические обоснования», — ты дал мне, нам, окситоцин?

— Нет. Мы хотели выделить переменные факторы. Окситоцин ты добавила сама, позже. — Он широко улыбнулся. — Это красивая часть. Все, что здесь есть, ты сделала сама. Это твои надежды, твои гормоны, твои потребности. Твои. Мы предложили кое–что каждой из вас — то, до чего вы сами могли и не додуматься: эти дорогие часы и свободная одежда, шляпа и шпоры у Куки. Но остальное — это ты и Куки, я имею в виду, Сюзанна. Но вы двое были настолько нацелены друг на друга, что если это не стало лучшим сексом в твоей жизни, я съем этот стол.

Он похлопал по крышке стола.

Она сделала сама.

— Ты не можешь опубликовать это, — сказала она.

— Это — нет. — Он взял распечатку МРТ и полюбовался ею. — Пока нам достаточно знать, что метод работает.

Она ждала от себя вспышки ярости, но ничего не случилось.

— Это реально?

— Проект? Вполне.

Проект. Она смотрела, как он собирает документы и складывает их аккуратной стопкой.

— Не проект, — поправила она. — Не ТМС, не МРТ, не терпазин. Вот это. — Она похлопала себя по груди. — Это реально?

Он склонил голову набок.

— Реальна ли любовь? Большинство людей, похоже, думает, что да. Но если ты имеешь в виду то, что ты теперь чувствуешь, я отвечу тебе: не знаю. И не думаю, что сканы смогут дать ответ. Но они могут сказать, изменилась ли ты: твои данные были на удивление очевидными. Не то что у Куки. У Сюзанны.

Он снова вытащил функциональную томограмму, полюбовался на нее еще немножко и положил обратно в стопку.

— Что ты имеешь в виду?

— Данные. Твои были совершенно последовательными. Ее… странными.

— Странными. — Ее мозг словно работал в ином измерении. Чтобы мысль оформилась, требовалась целая вечность. — Типа лжи?

— Она вообще много врала.

— Но могла ли она лгать мне? Насчет своих чувств?

Он пожал плечами:

— Откуда нам знать?

Коди уставилась на него.

— Книги, — произнесла она, силясь вспомнить то, что читала когда–то. — Там говорится, что любовь — это контур обратной связи, верно?

— В рамках индивидуальной пластичности мозга, да.

— Значит, это обоюдно. Я не могу любить кого–то, если он не любит меня. Если это любовь.

Он бросил на нее странный взгляд.

— Взаимосвязь не подтверждается данными.

Ричард помолчал и добавил уже мягче:

— Мы не знаем.

«Жалость, — поняла она. — Он жалеет меня». Она ощутила, как внутри впервые шевельнулось нечто, запрятанное столь глубоко, что она даже не могла подыскать этому определения.

— Что ты со мной сделал? Что еще ты сделал со мной?

— С тобой? Для тебя.

— Ты заставил меня испытать некие чувства к женщине, которая трахается за деньги. Которая помешана на деньгах.

— Как и ты, если хорошенько подумать. То же самое.

— Я — нет.

— Вот как, ты что, сделала это из любви к науке?

Коди сменила тактику.

— Сюзанна знает?

— Утром я лечу в Атланту.

— Ее звуковые файлы у тебя с собой?

— Конечно.

— Дай мне послушать их.

— Это неэтично.

Неэтично.

— По–моему, ты чудовище, — сказала она, но без гнева.

— Значит, я нашел странный способ продемонстрировать это, ты не находишь? В обмен на несколько щекотливых экспериментальных сеансов, о которых ты даже не помнишь, я дал тебе контракт, подружку и целую ночь развлечений.

Она уставилась на него.

— Ты ждешь от меня благодарностей…

— Ты только посмотри вокруг. Посмотри. Голые стены. Рыбка, господи прости.

— Вон отсюда.

— О, продолжай…

— Вон.

— Завтра это все будет уже в прошлом.

— Богом клянусь, если ты немедленно не уйдешь, я набью тебе морду.

Ее голос звучал на удивление спокойно. Был ли это шок, или же так себя ведут влюбленные, или что–то в этом роде? Она понятия не имела.

— И можешь положить эти бумаги обратно. Они мои, это мои личные мысли. Оставь их прямо там, на столе. И флешку тоже.

Он вытащил флешку, положил ее поверх бумаг, убрал ноутбук и встал. Она открыла перед ним дверь.

Он был уже на выходе, когда она сказала:

— Ричард. Ты не можешь рассказать все это Сюзанне.

— Нет?

— Это слишком большой удар.

— Ты, похоже, очень неплохо с ним справляешься.

— Я, по крайней мере, уже знала тебя. Или думала, что знаю. Для нее ты будешь совершенным незнакомцем. Ты просто не можешь. Это… бесчеловечно. А она такая юная.

— Юная? Не смеши меня. Ты рядом с ней просто ребенок.

Он ушел.

Куки танцевала. Она не хотела думать о телефонных звонках. Не хотела думать ни о чем. Блин.

Но это были деньги.

Прожектора жгли, но кондиционеры гнали холод. Она покрылась гусиной кожей.

— Эй, милашка, пошли со мной в заднюю комнату, — позвал усатый клиент в скверном галстуке. Он был пьян.

Она знала этот тип людей. Начнет распускать руки, попытается лапать ее, а когда она позовет Дэнни, сдуется и откажется платить.

— Ну конечно, — произнесла она своим особым, самым шелковым голоском. — Посмотрим, водится ли у тебя зелень.

И приглашающе свела руками груди. Он засунул между них купюру.

— На пятерку много не купишь, малыш.

— Да за пятерку я куплю тебя, кукла, — заявил он, красуясь перед дружками.

Один из них хихикнул. Мерзкий звук для мужчины, подумала Куки.

— За пятерку я куплю тебя пять раз!

— Долго сочинял, дорогуша?

— Какого хрена? — Он был сбит с толку.

— Я говорю, мозг у тебя, должно быть, еще меньше, чем твой член, а тот, в свой черед, даже меньше твоего бумажника, сказала бы я, да только сомневаюсь, что такое может быть.

Она выдернула бумажку из его пальцев, засунула ее под джи–стринг и удалилась. В раздевалке она оглядела себя в зеркале. Двадцать четыре — слишком много для этого. Определенно. Она понятия не имела, который час. Она просунула голову в дверь.

— Дэнни!

— Да, куколка.

— Сколько времени?

Придется когда–нибудь завести себе часы. Хорошие дорогие часы.

— Десять минут, — сообщил Дэнни.

— Какого?

— Одиннадцатого.

На Западном побережье на три часа меньше. Она разложила свой ночной улов, пересчитала его, минуту подумала, отложила две сотни купюрами по пять долларов и по одному. Снова высунула голову за дверь.

— Дэнни!

— Я тут, куколка.

— Я ухожу.

— Тебе нехорошо? — Он неспешно протопал по коридору и, тяжело дыша, остановился возле двери.

— Нехорошо от всего этого.

— Мистер Перголетти говорит…

— Передай мистеру Перголетти, чтобы шел подальше. Я ухожу. Серьезно. — Она передала ему пачку банкнот. — Теперь присматривай за девочками. И всего тебе наилучшего.

— Нашла что–нибудь более подходящее?

— Скажем так, посмотрим.

В холодильнике у Коди стояла бутылка пива. Она открыла ее, аккуратно перелила в стакан, пристально глядя на бежевую пену. Стакан: она никогда не пила пива из стакана. Она вылила пиво в раковину. Она уже не представляла, что в этой жизни реально, но была твердо уверена, что от алкоголя станет еще хуже.

Вместо этого она заварила зеленый чай и уселась у окна. Солнце нависло над заливом. Что видит из своей комнаты Сюзанна? Зажила ли ее лодыжка? Противозачаточные таблетки, боже правый. И — о, этот аромат ее кожи.