– Ты просто великан, – сказала Ольга Олеговна. – А моя мебель не рассчитана на великанов.
– В мой прошлый приезд тут была, кажется, дубовая скамья.
– Да, она больше подходила для богатырских застолий. Но мои богатыри гостят очень редко. А чужие не бывают вовсе. Я же выгляжу рядом с ней просто нелепо… К следующему твоему набегу я подготовлюсь специально и придумаю, где тебя усадить.
«Она не меняется, – подумал Кратов. – Меняюсь только я, а она все та же. Когда-нибудь я наберусь отваги и спрошу, в чем секрет».
– Как тебе понравился город? – Ольга Олеговна небрежно обрисовала в воздухе контуры чего-то разлапистого.
– Я… еще не решил.
– И я тоже. Хотя он вырос у меня на глазах. Прямо из ничего, из песка. Наверное, мы так и остались в душе пустынниками. Не то от слова «пустыня», не то от слова «пустынь».
– А в чем разница?
– Пустынь – это монашеская обитель.
– Понятно, – хмыкнул Кратов. – Недавно один человек уже назвал меня аскетом. Правда, это было на Сфазисе…
– Я постелила тебе в вашей с Игорем старой комнате. Жаль, что ты ненадолго. В общем-то, у них с этим городом вышло неплохо.
– Я пробуду здесь очень долго, мама. Целый месяц, а то и два. Я тебе еще надоем!
– Месяц… – Ольга Олеговна качнула головой. – Без малого вечность. Ты никогда не задерживался дома дольше чем на неделю. И мне кажется, что ты и на этот раз не усидишь. Вы оба пустынники. Кочевники, туареги… Вы видитесь с Игорем?
– И часто. По каналам ЭМ-связи.
– Если бы хоть однажды вы встретились дома!
– Да мы же все здесь развалим!
…Игорь, старший брат, раддер-командор Южного отряда страйдеров, полгода назад ушел в очередной сверхдальний поиск, в галактику 6822 Стрельца, и с тех пор никто ничего не знал о нем и его группе. Как и обычно, перед страйдерами стояла единственная задача: обнаружить сформировавшуюся либо близкую к тому пангалактическую культуру, оценить хотя бы в первом приближении ее внешние проявления. Будь то широкомасштабная астроинженерия, как в Двойной галактике Гидры, или управляемая ассимиляция культур, как здесь, в Галактическом Братстве Млечного Пути, или еще какие-нибудь неизвестные доныне процессы. И немедленно вернуться. Столь длительное отсутствие страйдеров означало, что они достигли цели своего рейда и набирают информацию либо их уже нет. Экзометральная связь на таких расстояниях не действовала, глохла в межгалактических гравитационных штормах, а разыскивать пропавших страйдеров было бессмысленно. Как можно обнаружить их утлые суденышки, вероятнее всего – разбитые, с угасшими сигнал-пульсаторами, среди мириад звезд чужой галактики?..
– О чем ты думаешь, Костя? – спросила Ольга Олеговна. – У тебя лицо стало… как у сфинкса.
В саду шуршал обязательный ночной дождик. Люцифер умиротворенно мерцал зеленым.
Посреди ночи Кратова разбудили голоса под окном. Кто-то возился в кустах малины. Неизвестный старался производить как можно меньше шума, но по неумению достигал совершенно обратного эффекта.
«Нервничаешь, звездоход, – укорил себя Кратов, с неодобрением прислушиваясь к собственному сердцу. – Весь на взводе, от шорохов просыпаешься. Напрасно… Надо расслабиться, сыграть отбой, угомонить строптивое подсознание, которому взбрело в подкорки, что я попал в чуждую, а потому предположительно агрессивную среду. Эй ты там, серое вещество! Запомни раз и навсегда: я дома. Дома! Я в родной среде, я здесь вырос, черт вас побери совсем!»
Он бесшумно поднялся и на цыпочках подошел к окну. В темноте что-то белело. Девушка, скорее даже девчонка-подросток, в белом платье, лицо скрыто распущенными волосами и ветками малины. Рядом, разумеется, ухажер, тоже весь в белом. И шепчутся. Кратов затаил дыхание, чтобы не спугнуть парочку.
– Ну вот, опять я просплю все на свете… – ворчал юнец.
– И тебе влетит! – резвилась юница. – И поделом: по ночам спать надо, а не бродить неизвестно где и неизвестно с кем.
– Известно, давно уже всем известно с кем. Весь город знает. От одной болтушки.
– Кто же эта болтушка?
– Есть такая… Смотри, какая малинища!
– Разве? Я думала, это шиповник. Сейчас мы ее…
– Лучше не надо. Вдруг это какой-нибудь экзотический сорт с лечебными качествами? У нас двое как-то налетели на такой фрукт. Думали – яблоки, объели полдерева, а потом оказалось – почки для вакцины от спутниковой лихорадки. Ох и чистило их!.. А завтра мы где встретимся?
– Завтра уже наступило, а мы еще не расставались.
– Ну тогда с добрым утром!
– Приветик! А почему ты об этом спросил? Торопишься улизнуть? Не выйдет, я тебя так просто не отпущу, ты меня еще провожать пойдешь через полгорода, ножками.
– Я и сам так просто не уйду.
– Может быть, тебя дома потеряли, мальчишечку?
– Конечно, потеряли!.. Но дело не в этом. Просто в последнее время я, грустно сказать, засыпаю на занятиях.
– Какой стыыд! – девушка захихикала. Кратов живо представил себе ее мордаху: ехидную, остроносую, веснушчатую и обязательно с хитрющими зелеными глазами. – А еще последний курс! Гнать таких в три шеи!
– Тебе смешно! А у меня экзамены…
– И что?
– И все. Получу диплом – и вперед, в Галактику!
Кратов едва не взвыл. «Господи! – подумал он. —
В этом мире ничего не меняется».
Два десятка лет назад он точно так же торчал всю ночь напролет под чужими окнами и распускал павлиний хвост перед дамой своего сердца. А она, пряча улыбку, поддакивала ему, подзуживала на новые откровения. Им было поровну лет, но в силу самой природы она повзрослела и поумнела раньше и потому выслушивала его трели со спокойной женской мудростью. Ни на миг не забывая, кто он есть на самом деле – маленький напыщенный хвастунишка, гордый своим несуществующим пока высшим предназначением. Но благодаря той же мудрости оставляя его похвальбы за скобками. До поры…
«Не из нашего ли с Астаховым кафе эта девочка? Вроде бы нет. Трескали бы уж лучше малину, чем болтать попусту!» Кратову внезапно пришло в голову, что если парочка вдруг вознамерится погулять вокруг дома и наткнется на Чудо-Юдо-Рыбу-Кит, который лежит на заднем дворе и запасается впрок дармовой рассеянной энергией, то может произойти конфузия. «Пустяки, – решил он. – Новые впечатления никому не повредят. Ни им, ни Киту. Только бы обошлось без визгов и обмороков».
Все так же крадучись он вернулся в постель. Сон, разумеется, не шел.
«Тектон был прав. Здесь меня буквально захлестнут воспоминания. Совладаю ли я с ними?..»
Шепот за окном удалялся, стихал.
«Надо будет повесить над малинником транспарант: „Можно есть“. Светящимися буквами. Да и самому отведать».
Кратов несколько раз с остервенением крутнулся с боку на бок и внезапно, рывком сел. Он почувствовал, что ему просто необходимо освободиться от воспоминаний, которые выбрались на свет из потаенных закоулков его памяти и теперь буйно, разноголосо толпились в сознании. Требовалось хоть что-нибудь, куда можно было перелить их – по принципу сообщающихся сосудов.
Почему с ним так не бывало раньше?!
«Вот беда, – Кратов горестно улыбнулся. – Послушный мальчик Костик. А это где я слышал? Тоже какое-то воспоминание… До недавнего времени я был нацелен на работу. И работал так, что пыль крутилась столбом! Но явился тектон Горный Гребень и перенацелил меня на мое прошлое. И вот оно пробудилось во мне, и теперь я у него в плену».
На столике в изголовье стоял мемограф – старый, но еще надежный прибор для записи информации на кристаллы. Из тех, что уже вышли из всеобщего употребления, но сохранились у ретроградов и любителей старины. Мемограф не был в деле, быть может, с того часа, как юный Костя Кратов ушел в Галактику. Как назло, в нем не осталось ни одного кристаллика. «Ну конечно, я все свои записи прихватил с собой. Дневники, мудрые речения, излюбленные стихи в стиле „танка“, „хокку“ и „сэдока“, и даже драму в античном стиле на исторический, понятное дело, сюжет. Что-то из Плутарха. И ведь ни разу не воспользовался, пока не потерял! Где же я их посеял – до Псаммы или после?»
