Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 161
Кромка чугунной ванны с царапиной в форме запятой, оставшейся после пьяного дебоша, о котором он не может помнить. Потому что это случилось не в настоящей жизни…
Вспышка…
…этот ветер.
Он рассказывает о мгновениях.
Он, надрываясь, кричит о секундах…
Тех, что прожил.
Уже…
Пошатываясь, Рысцов вошёл в комнату и обессиленно упал на кровать. Ольга машинально посторонилась, не переставая всхлипывать.
— Рассказывай, — попросил он, боясь взглянуть на неё. — Все. От начала до нынешнего мгновения.
Она убрала ладони от заплаканного лица и усмехнулась:
— Это долго, Валера. Это целая жизнь…
Рысцов промолчал. Хлопнула на сквозняке форточка, и летний ветерок несмело скользнул по его голым ногам,
— Ты лучше спрашивай, — успокаиваясь, посоветовала Ольга.
— Да, верно… Пожалуй, ты права, — согласился он, Порывисто вздохнул: — Даже не знаю, с чего начать…
— Начни с главного.
Валера крепко задумался, прикрыв замерзающие ступни краешком одеяла,
— Что реально из моих воспоминаний? — спросил он через минуту.
— Откуда мне знать… — Ольга покусала нижнюю губу. — Они у тебя всегда разные.
— Почему со мной происходит… такое? Мне очень трудно объяснить… Этот дом для меня чужой. Но в то же время я могу не глядя обойти все его закоулки, будто жил тут не один год. Я не помню, как оказался здесь, но помню тебя и Серёжку…
— Война… — с отвращением и застарелой горечью в голосе прошептала Ольга. — Не помнишь?
— Нет…
— Как всегда… — Она устало вздохнула. — Ты был на войне в девяносто пятом году. Там тебя контузило… Когда ты вернулся — нейрохирурги и психиатры надивиться не могли твоей травме… Однажды целый консилиум собирали, сволочи.
Валера сглотнул волглую слюну.
— Они так и не сумели толком разобраться в деталях повреждения твоего мозга. Но последствия предсказали довольно точно… Когда твоё подсознание пытается смоделировать образную картину того, что с тобой случилось там, в Чечне, мозг включает своеобразный механизм защиты. И возникает некая ложная память. Всегда разная, но достоверная и детализированная до гениального безумия. Это происходит во сне, потому что повреждён варолиев мост… Точнее, какая-то там формация, отвечающая за конструкцию сновидений… Я точно не помню… Через некоторое время ты отходишь от альтернативной жизни, нарисованной твоим воображением. А потом, через пять-шесть месяцев это повторяется вновь… Уже десять лет, Валера.
— Вчера.., снова?
— Да, ты не послушался меня. Выпил стакан водки, хотя знаешь прекрасно, что алкоголь стимулирует все это дерьмо…
— Я ведь совсем не помню никакой войны, Оля. Не помню прошлого… — Рысцов вдруг встрепенулся. — А Светка где?
— Какая ещё Светка? — Она в отчаянии заломила руки. — Боже мой… То Кристина… то Светка… Я так больше не могу…
— Значит… Серёжка наш с тобой сын? — осоловело уточнил Валера.
— Нет, блин… Деда Мороза со Снегуркой!
— Стоп, А… — Рысцову пришла в голову одна идея. — Скажи, чем сейчас занимается Андрон?
— Андрон? — Ольга знакомо наморщила лобик. — Во МХАТе режиссёром, кажется, работает… Точно не знаю, мы давно уже не виделись. Как-то все некогда…
— Во МХАТе?! — Валера не сдержал мерзкую ухмылку. — Ладно, допустим… А я?
— Что — ты ?
— Я.., я чем занимаюсь?
— Ты после увольнения в запас всерьёз увлёкся интернет-дизайном. Сейчас уже начальник отдела в крупной фирме.
Рысцов не мог больше крепиться. Он рассмеялся во всю глотку.
— Ну и ну… Странички, стало быть, верстаю… Вдруг он перестал улыбаться. Новая догадка ветвистой молнией обожгла череп изнутри.
— Если сейчас только две тысячи пятый… То можно все предотвратить. Надо только отыскать Всеволода. И никогда не появится эс…
Ольга с жалостью и укоризной посмотрела на него. Погладила по голове:
— Валера, у нас нет и никогда не было знакомого по имени Всеволод.
— Правильно. Он только будет…
— У тебя сейчас самый острый момент. Такое уже было не раз: ты болезненно переживаешь крушение несуществующей жизни, которой дышал, где радовался и плакал. Это больно, я даже не представляю — насколько больно… Наверное, это похоже на ощущение, когда отнимают руку… Или вставляют искусственное сердце.
Валера смотрел на Ольгу в упор. Она не впервые говорила ему эти слова — он не помнил, но чувствовал.
— А Мелкумова? Шуров? Феченко?.. Их тоже… нет?
Ольга, не отводя пронзительно утомлённый взгляд, едва заметно покачала головой. Отрицательно.
Валера медленно поднял руку и потрогал указательным пальцем за правым ухом. Бугорок, под которым должен был прощупываться ресивер-имплантат, отсутствовал. Неужели все это было игрой воображения, сбивающего с ног память о страшных днях войны?..
— Хочешь, я расскажу тебе о том мире, в котором жил?
— Да. Только завтра, хорошо?
— Конечно…
Ольга поцеловала его в щеку, оставив почти неуловимый запах духов, и улеглась, поправив подушку.
— Оля…
— Что?
— Можно я пока не буду выключать свет?
Она вздохнула и, натянув одеяло на голову, прошептала:
— Спокойной ночи…
Рысцов встал, раздвинул тюлевые занавески и открыл форточку настежь. Присел на кромку кровати, стараясь, чтобы матрац не скрипел, и стал смотреть сквозь стекло.
Там горели фонари, складываясь в незнакомый мерцающий узор. Фальшивила какая-то ночная птица, деревья шептались друг с другом о своих летних мыслях, доносился приглушённый смех припозднившейся компании.
Вспомнились вдруг и быстро проплыли перед глазами чьи-то строчки:
В чужом окне —
Чужой квартал.
Бесцветный сон.
Пустые лица…
Валера сидел так до самого утра. Он все смотрел и смотрел на гладкую кожу своих рук, ровные костяшки, аккуратно обстриженные ногти. Ничто не пропадает бесследно — остаётся фрагмент, контур, нечто эфемерное, напоминающее о реальности прошлого… Так и его шрамы. Они не исчезли.
Они всего лишь переместились на плоть памяти.
На тёмные грани снов.
Рысцов оглядывал вещи, наполняющие чужую комнату. Переводил взгляд с одной на другую, старался ухватить смутные образы, хвостики ассоциаций, какие-то крошечные штришки, фрагменты полотна, которое никак не мог обозреть целиком.
