Вниз ехали недолго. Через несколько километров показалась большая площадка с разнокалиберным транспортом, среди которого были и красивые внедорожники иностранного производства, и российская бронетехника. Все стояло рядами, словно на стоянке под гостиницей внутри очерченных белой краской прямоугольников.
— Выходи, приехали. — Капитан кивнул на широкую дверь. — Проходим по одному, предъявляем пропуска, смотрим в окошко и улыбаемся.
Новая жизнь была очень похожа на прежнюю, в смысле — в монастыре, но вместе с тем очень отличалась. Здесь не молились утром и вечером, здесь не было нарядов по столовой и по уборке помещений, здесь почти не было школьных уроков. Правда, это не означало, что жизнь стала легче…
Вместо уроков два раза в неделю были «учебные дни». Это когда, кроме обязательных кросса, тира и «рукопашки», больше никаких тренировок не было. И тогда на Сашку обрушивался прямо-таки водопад знаний. Тут тебе не школа, где можно пересидеть урок за спинами товарищей. Тут ты один на один с учителем, и каждую минуту тебя могут спросить, все ли ты понял? А объясни-ка мне вот это…
Оказалось, что иностранный язык — это просто когда с тобой весь день разговаривают не по-русски. И при этом ты стреляешь, рубишься на саблях или фехтуешь на рапирах, просто бежишь кросс километров на двадцать с рюкзаком, в который «добрый» наставник щедро всыпал пуда полтора щебенки. И никому нет дела до того, режут ли тебе лямки плечи и упирается ли в хребет острый камушек. Изволь-ка отвечать: Gan ma ta tu ag feachaint fear feasygach le madra myr dubh? [9]
[10] или Sagmir, wie du so schon Ganseblumchen wachsen verwaltet? [11]
Химия — это ты вместе с учителем сначала решаешь задачу, потом по результатам этой задачи ведешь синтез, а в конце занятия впихиваешь в синтез-продукт взрыватель, и, если не взорвется — двойка тебе обеспечена.
Физика оказалась вообще страшно интересным делом, потому что напрямую увязывалась с метеорологией, географией, геодезией и еще полудесятком подчиненных дисциплин. А обычная задачка по физике выглядела как расчет траектории снаряда, или ракеты, или пули — нужное подчеркнуть, недостающее — вписать. Причем результат сверялся не с ответом, а с самой что ни на есть практикой. Пуля? Ступайте к станку, юноша, выставляйте ваши данные и — вперед! Потом мишень принесете. Снаряд, ракета? Милости просим в тренажерный кабинет, и вводи, Бука, полученные результаты в хитроумный компьютер. Куда вы целились, молодой человек? Ах, в Брюссель? А тогда позвольте спросить, чем вам Стокгольм не угодил?..
Но самым главным в новой жизни стало то, что у каждого из парней появился свой наставник. Если можно так сказать — «личный». На следующее утро после приезда их не разбудил, как было принято в монастыре, колокол, а просто вошел Капитан и как-то совсем спокойно, не очень-то и громко произнес:
— Доброе утро.
Но таким тоном, что все, даже любивший понежиться в кровати Вой, мгновенно вылетели из-под одеял и замерли по стойке «смирно». Капитан удовлетворенно оглядел подростков и любезно сообщил:
— Построение через триста секунд. Время пошло, — и вышел из комнаты.
За триста секунд можно сделать очень многое. Не верите? Зря. Одеться, умыться, оправиться и даже попробовать заправить постель. Впрочем, чуть позже ребятам сообщили, что вот этого от них особо и не ждут: имеется обслуживающий персонал. Но если кто хочет…
Через пять минут все четверо пареньков стояли в коридоре, одетые по всей форме, с личным оружием. А перед ними стояли четверо взрослых — в такой же военной форме без погон. Вот только оружия у этих четверых не было. Вернее — не было видно…
Между обеими коротенькими шеренгами прохаживался Капитан.
— Ну, вот, товарищи. — Он повернулся к шеренге взрослых. — Вот они — ваши подопечные. Птенцы гнезда святого, так сказать.
Капитан позволил себе легкую улыбку и показал рукой на стоящих за его спиной ребят:
— Выбирайте. С их личными делами и рекомендациями прежних наставников вы уже ознакомились, так что…
Здоровенный мужчина в офицерском камуфляже, с двумя нашивками за ранения, сделал шаг вперед, внимательно осмотрел парней. Затем уверенно шагнул к Загидулле:
— Тебя Крестом нарекли? Ну, что, Крест, будем тебя учить. — Он неожиданно хмыкнул: — Учить вражин крестить. Пошли.
И, не оборачиваясь, зашагал куда-то в глубь коридора. Загидулла поспешил за ним.
Следующим вышел крепыш с такими широкими плечами, что казался почти квадратным. Он никого не разглядывал, а сразу подошел к Владу:
— Вой? За мной ступай. — И уже уходя, бросил небрежно: — Меня Тощим зовут.
Следующий, ничем особо не выделявшийся мужчина средних лет долго разглядывал Сашку и Павла. Потом оглянулся на последнего оставшегося в строю, вздохнул и тронул Пашу за рукав:
— Пойдем, Пал.
Последний — сухощавый, неопределенного возраста, стоял напротив Сашки и разглядывал его, слегка покачиваясь вправо-влево, вперед-назад. Затем молча повернулся и потопал по коридору. Очевидно было, что это — его наставник, и Сашка пошагал за ним.
Шли совсем недолго и скоро уткнулись в лестницу-трап. Сухощавый одним движением не взошел, не взобрался, а как-то втек наверх, и Сашка услышал, как там лязгает металл. Он заторопился, взлетел за своим наставником и оказался на земле. Шел мелкий, противный октябрьский дождь-морось, тянуло холодным ветром. Сашка слегка поежился, но наставник это заметил и спросил:
— Замерз? Сейчас согреемся, — и мгновенно сорвался с места в стремительный бег.
На четвертом-пятом километре Сашка начал отставать. Темп, который взял наставник, был чудовищным, просто непереносимым. Но парень бежал, бежал из последних сил, хотя в боку кололо, воздуха явно не хватало, а перед глазами уже поплыла предательская пелена. «Ну, выгонят, так и выгонят, — подумал Сашка. — Авось тогда хоть вместе с Ленкой окажусь…»
Додумать он не успел: ему в руку ткнулся сложенный петлей ремень:
— Держи. Крепче! — И наставник прибавил скорости.
Как он добежал, Сашка не помнил. Помнил только, что повалился наземь и мечтал об одном: тихо, спокойно помереть где-нибудь…
— Вставай!
Команда подбросила его на ноги, и он встал, с трудом разогнулся… и обомлел. Наставник выглядел так, словно только что встал из-за стола: спокойный, ровно дышащий, даже какой-то чистенький…
— Хочешь что-то спросить?
— Ага… Вы… это… не из… стали?.. Живой… человек?..
— Из стали. Легированной, — сказал наставник без улыбки. — С добавлением высокопрочных пластиков и эластомеров.
Сашка смотрел на его резкое, жестко очерченное лицо и вдруг подумал, что больше всего его наставник похож на хищника. Страшного, опасного хищника…
— Отдышался? За мной бегом марш!..
И было стрельбище, а потом — рукопашная, и Сашка валялся на земле, сбитый раз двадцать ударами из самых невероятных положений, но лицо наставника было неизменно спокойным, каким-то отстраненным и безразличным. Лишь когда дело дошло до клинков, «стальной» наставник чуть-чуть оживился.
— Теруо Ясудзиро? — не то спросил, не то утвердил он.
— Брат Теруо…
— Гляди-ка, жив еще, самурайская морда…
И это были единственные слова, из которых все равно не понять: хвалят тебя или наоборот…
Вечером после ужина Сашка лежал в постели и слушал своих товарищей, обсуждавших новых наставников. Ребята наперебой рассказывали, кто кого чему научил, кто кого чем поразил, кто кого за что поругал, а за что — похвалил.
— …Новый приемчик — закачаешься!..
— …Вот честное слово, раз — и уже пуля в пулю, вся обойма!..
