Призрачный сфинкс - Корепанов Алексей Яковлевич

Но Уолтер Грэхем не мог заснуть. Посапывал Майкл Савински, что-то бормотала во сне Элис, ровно дышал Ральф Торенссен, и корпус модуля не пропускал никаких звуков снаружи… если там продолжали раздаваться какие-то звуки…

И вновь, как рыба из темных глубин, всплыла из подсознания мысль: этот заунывный вибрирующий звук как-то связан с «Лицом» – Марсианским Сфинксом. И багровые сполохи – которые, как пояснил ареолог коллегам, вызваны некими химическими процессами, – и ночные звуки имели отношение к Сфинксу, порождались этим исполином; Сфинкс, похоже, был не просто гигантской скульптурой древнего марсианского Фидия – что-то там происходило… Ареолог вновь представил себе усмехающийся лик-маску, каким тот был виден с борта снижающегося модуля – прорезь рта, высеченный из камня нос, каменная слеза и белесая пелена в провалах глазниц; а провалы эти были по сто метров глубиной. Что это за пелена? А если это вовсе не туман и не лед? Забраться бы туда, наверх, взять пробы, провести исследования…

Ареолог все-таки знал о Марсе достаточно много для того, чтобы не допускать существование жизни на этой планете. Экспресс-анализ грунта в очередной раз после давней посадки «Викингов» на равнинах Хриса и Утопия показал: поверхностный материал – кизерит, – покрывающий толщу реголита, не содержит никаких следов микроорганизмов. Цветущая некогда планета, которая раньше изобиловала реками и морями, где шли дожди и атмосфера была гораздо более плотной, чем сейчас, тысячелетия назад превратилась в мертвый мир. Марс был убит мощнейшей бомбардировкой астероидами или кометами, и колоссальные кратеры Аргир, Эллада и Исида – самые глубокие и широкие в Солнечной системе – застыли на теле планеты скорбными памятниками той давней убийственней бомбардировки…

Уолтер Грэхем, конечно же, знал и гипотезу, выдвинутую двумя его соотечественниками Паттеном и Уиндзором. Эти ученые предполагали, что некогда между орбитами Марса и Юпитера существовала еще одна планета. Само по себе предположение это никак нельзя было назвать новым: давным-давно говорили то о Фаэтоне, развалившемся на куски, образовавшие Пояс астероидов, в результате то ли тотальной атомной войны, то ли экспериментов существ, его населявших, с атомной энергией; то о планете Малдек, тоже некогда взорвавшейся, но уже не от баловства с ядерным оружием, а от злоупотребления автохтонов гипотетической «пси-энергией», которая некогда якобы погубила и земную Атлантиду; то об увековеченной в клинописных текстах на глиняных табличках древней шумерской цивилизации планете Тиамат со спутником Луной, пострадавшей от вторжения в Солнечную систему блуждающего небесного тела Нибиру. Нибиру прошел поблизости от Тиамат – и на ней начались мощные тектонические процессы, в итоге разорвавшие страдалицу-планету на две части. Одна из них вместе с Луной была выброшена на другую орбиту и продолжила свою жизнь под именем Земля, а другая, распавшись, образовала Пояс астероидов…

Гипотеза Паттена и Уиндзора была из той же серии, только «свою» планету, орбита которой проходила между орбитами Марса и Юпитера, они нарекли Астрой. И наступил тот роковой и для нее, и для Марса миг, когда она перешла на пересекающийся курс с Красной планетой. Приблизившись к Марсу на пять тысяч километров, притянутая им, как более массивной планетой, Астра пересекла так называемый «предел Роша» и была буквально разорвана гравитационными и электромагнитными силами. Осколки Астры посыпались на поверхность Марса, изрыв ее кратерами, вызвав всеобщий сдвиг марсианской коры, заставив колебаться его ось, подавив магнитное поле Красной планеты, резко замедлив скорость ее вращения и практически сорвав плотную атмосферу. И катаклизм этот, по мнению Паттена и Уиндзора, произошел не миллионы лет назад, а не ранее пятнадцатитысячного и не позднее трехтысячного года до нашей эры – всего несколько тысяч лет назад. Именно тогда и погибла марсианская цивилизация…

Можно было соглашаться или не соглашаться с мнением этих ученых, но факт оставался фактом: поверхность Марса до сих пор была изрыта тысячами кратеров – следами космической бомбардировки. Марс был мертв – и все эти багровые сполохи и вибрирующие звуки никоим образом не свидетельствовали об обратном; это были проявления каких-то природных процессов, а не признаки того, что Марс до сих пор обитаем.

Уолтер Грэхем уже почти впал в полудрему, когда вспомнил свой тоскливый тревожный сон, привидевшийся ему в эту первую ночь на Марсе. Перед тем, как его разбудил заунывный звук, доносящийся из наружного микрофона, он бродил по каким-то бесконечным коридорам, то и дело забредая в тупики, и никак не мог найти дорогу назад, к воздуху и свету. Эти блуждания были пронизаны такой безнадежностью и безысходностью, что хотелось закричать изо всех сил, но не удавалось даже открыть рот – тело казалось чужим и не подчинялось, как это зачастую бывает во сне. Коридоры тянулись и тянулись, свиваясь в лабиринт, и выход из лабиринта был потерян навсегда…

…А наутро, за завтраком, выяснилось, что и Ральфу, и Элис тоже приснилось нечто подобное.

Однако на обсуждение всех этих странностей не было времени – на второй день пребывания на поверхности Марса предстояло докопаться до заветного золота. Скорее всего, причиной этих тревожных снов была огромная психологическая нагрузка – все-таки не каждый день случается совершать первую высадку на другую планету! Связавшись с «Арго» и доложив обстановку командиру Маккойнту (не упоминая о вспышках, ночных звуках и снах), Уолтер Грэхем вывел экипаж под утреннее солнце. Непонятно каким образом оказавшийся здесь воздух за ночь никуда не пропал, и после первого часа работы руководитель экспедиции осмелился таки принять решение снять шлемы и работать без баллонов с дыхательной смесью. Поначалу сделал это он один – и в течение еще одного часа прислушивался к своим ощущениям. Собственно, какие-то непривычные ощущения отсутствовали полностью, и Грэхем разрешил и остальным последовать его примеру.

Дел было не меньше, чем накануне: Майкл Савински вновь управлял экскаватором, все глубже погружаясь в постепенно расширяющийся котлован; Торенссен тщательно проверял двигательную систему модуля; Уолтер Грэхем укладывал и состыковывал направляющие для автоконтейнеров и время от времени передвигал транспортер – котлован обрастал бурыми отвалами кизерита, за тысячелетия нанесенного ветрами на равнину Сидонии, вблизи которой когда-то простирался океан; его береговые линии были хорошо различимы на фотоснимках, сделанных автоматическими станциями; Элис Рут занялась своим «нанохозяйством», а потом, впрягшись в небольшую платформу с буром, отправилась проверять наличие золота в окрестностях модуля.

К полудню Майкл Савински добрался до золотого руна.

Его торжествующий вопль разнесся над равниной, и Уолтер Грэхем, выводивший с помощью переносного пульта автоконтейнеры из грузового отсека «консервной банки», бросил свое занятие и заторопился к котловану. По пути он связался по рации с Элис – ее фигура в ярко-оранжевом комбинезоне виднелась метрах в четырехстах от модуля – и Ральфом, засевшим за панель управления в кабине. «Есть золото!» – бросил ареолог в микрофон, большими прыжками приближаясь к кизеритовым отвалам.

Майкл Савински стоял на коленях возле экскаватора и руками счищал грунт с золотого слоя. Все больше становилось открывшееся на дне котлована желтое окошко – и золото мягко сияло в лучах солнца, так похожего ликом своим на драгоценный металл, занимающий ничем не примечательную семьдесят девятую позицию в периодической системе Менделеева и несказанно более высокое место в системе ценностей человеческой цивилизации. Спустившись по длинному склону на дно котлована, Уолтер Грэхем застыл рядом с экспертом, очарованный представшим его глазам зрелищем. То, что они зачастую называли в разговорах между собой «золотым руном», не было единым золотым слоем: в отличие от шерсти волшебного овна из страны мифического царя Ээта, марсианское золотое руно состояло из множества плотно подогнанных друг к другу квадратных плиток. Присев на корточки, ареолог достал из кармана комбинезона складной нож и, вогнав лезвие между плиток, попытался подковырнуть одну из них. Это ему после некоторого усилия удалось и он поднялся, держа в руке небольшой – размером в пол-ладони и в два пальца толщиной – золотой квадратик. Майкл Савински подцепил соседнюю плитку – и прибежавший Ральф Торенссен застал обоих астронавтов за разглядыванием одинаковых бляшек, которыми был вымощен изрядный, судя по всему, участок равнины Сидония.