Я продолжал улыбаться, хотя чувство было такое, будто мне влепили пощечину.
– Это несправедливо.
Что за дьявольское наваждение – обнаженная женщина, прожигающая тебя яростным взглядом!
– Да? А разве не ты через два дня покидаешь родную планету навсегда? Или ты намерен взять меня с собой? Ну-ка, расскажи, как ты себе все это представляешь?
Я потянулся к стоящей на столике бутылке виски. Мы выпили почти все, но на донышке еще чуть-чуть оставалось.
– Не только по моей вине мы не стали духовно близкими людьми, – сказал я. – Ты с самого начала поняла, что я от тебя без ума, а сама даже ни разу… А-а, пошло оно все куда подальше! – Я осушил бутылку. – Что, черт возьми, тебе от меня надо? Ну-ка, давай! Только ты ведь наверняка ничего не скажешь.
Мэри в бешенстве схватила меня за руки, и я выронил бутылку. Освободившись от захвата, я сжал ее запястья, но она успела до крови расцарапать мне плечо. Когда же я попытался ее оттолкнуть, Мэри повалила меня на спину и уселась сверху.
Само собой, после этого нам оставалось только забыть о ссоре.
В ту ночь я так и не смог заснуть. Чего не скажешь о Мэри. Она сообщила, что будет спать, – и тут же уснула, а я сидел еще не один час, разглядывая в лунном свете ее лицо.
Какие у нее резкие черты и какие сильные чувства скрываются за ними, думал я. Лицо Мэри было энергичным, властным и непреклонным. Ни малейшей черточки, которая говорила бы о готовности к компромиссу, я так и не заметил. Определенно, я влюбился не в ту женщину. А ведь послезавтра я действительно улечу отсюда навсегда. Всю свою сознательную жизнь я стремился именно к этому, и никакого запасного плана у меня не было.
За то короткое время, что прошло после моего отлета с Земли, я так и не успел разобраться в своих чувствах к Мэри, не говоря уже о том, чтобы понять, как она ко мне относилась. Я любил ее, но мне не нравились ее хулиганские замашки, задиристая манера речи, самонадеянная уверенность в том, будто я сделаю все, что она захочет. Я страстно желал ее, и в то же время сильнее всего мне хотелось бы больше никогда ее не видеть. У меня были средства, и вся Вселенная открывалась передо мной. Мое будущее предопределено.
Но, Бог свидетель, попроси она меня остаться – и я не задумываясь послал бы все чудеса Вселенной подальше.
Ради нее.
* * *
На следующее утро мы совершили гиперпереход в Голуэй и осмотрели его остеклованные развалины.
– Наиболее упорным сопротивление было на западе Ирландии, – рассказывала Мэри. – Одна за другой все страны Земли просили мира, о примирении заговорили даже в Дублине, и только мы продолжали сражаться. Тогда пришельцы вывели на геостационарную орбиту боевой корабль и применили против нас свое странное оружие. Этот прекрасный город-порт превратился в стекло. Прибой выбрасывал суда на берег, где они разбивались вдребезги. Кафедральный собор рухнул под собственной тяжестью. С тех пор здесь никто не живет.
Дождь на время прекратился. Между порывами шквалистого ветра, который в этой части страны волнами накатывается с Атлантики, наступило короткое затишье, и в тысячах стеклянных граней ослепительно засверкало солнце. Наступившая тишина давила, как тяжелая рука, внезапно опустившаяся на плечо.
– По крайней мере, здесь пришельцы никого не убили, – неуверенно возразил я.
Я принадлежал к поколению, считавшему, что завоевание Земли пришельцами в конечном счете обернулось для нас благом. Мы стали здоровее, богаче и счастливее, чем наши родители. Нам больше не нужно опасаться экологической деградации планеты и истощения природных ресурсов. Что и говорить, в результате их вмешательства мы стали намного совершеннее…
– Странное милосердие – избавить жителей Голуэя от мгновенной смерти, но заставить их перебраться в сельскую местность. Без каких-либо средств к существованию, только в той одежде, которая была на них в момент нападения. Как, скажи на милость, могли бы выжить все эти врачи, юристы, клерки?.. Кто-то, несомненно, занялся разбоем и насилием, но остальные брели из последних сил до тех пор, пока не падали замертво прямо на шоссе. Я могла бы дать тебе посмотреть тысячи и тысячи часов видеозаписей, относящихся к Великому Голоду, но боюсь, ты просто не выдержишь. Еды не было – ее нельзя было купить ни за какие деньги, зато благодаря пришельцам, разрушившим земную экономику с помощью своих нанобезделушек, у всех людей имелись подключенные к зрительным нервам видеофиксаторы… Очень полезное устройство – особенно если захочешь запечатлеть, как умирают от голода твои дети.
Мэри была не права: экономический коллапс устроили не пришельцы. Я доподлинно знал это, поскольку в университете изучал экономику. Равно как и историю, и потому знал, что война была навязана пришельцам. И все равно я не находил подходящих слов, что могли бы как-то подействовать на Мэри. В моей душе просто не было того огня, который жарко пылал в ее сердце.
– Но ведь жизнь изменилась в лучшую сторону, – слабо возразил я. – Взять хотя бы то, что пришельцы сделали для…
– Это просто щедрость завоевателей, которые швыряют в пыль медяки и смеются, глядя, как холопы дерутся друг с другом из-за каждого гроша. Они улыбаются, пока мы стоим перед ними на коленях, но достаточно кому-то из нас выпрямиться во весь рост и послать их к черту… Вот увидишь, как быстро все изменится.
* * *
Мы остановились на ланч в пабе, а после взяли хоппер до озера Лох-Гартан. Оттуда на велосипедах отправились дальше вглубь страны – в сельскую местность, которая никогда не была особенно густо населена.
Теперь же нам попадались одни только развалины домов, покинутых четверть века назад. Дороги плохо замощены, большинство и вовсе оставалось ухабистыми проселками, но вокруг было так красиво, что хотелось плакать. Погода стояла замечательная: светило солнце, в голубом небе курчавились редкие облака. Тяжело нажимая на педали, мы поднялись на вершину холма к древней каменной церкви, крыша которой провалилась столетия назад. Вокруг теснились заброшенные, заросшие полевыми цветами могилы.
У входа на кладбище лежал Камень Одиночества.
Огромный продолговатый Камень был упавшим менгиром – одним из тех столбообразных мегалитов, которые встречаются на всей территории Британских островов. Неведомые племена воздвигли их еще в эпоху неолита, причем назначение большинства сооружений до сих пор остается неизвестным. В одних районах массивные каменные столбы стоят группами, образуя круговые ограды – кромлехи, в других встречаются только одиночные менгиры. На одном конце Камня Одиночества, когда-то верхнем, еще виднелся полустершийся спиралевидный рисунок. Камень был настолько большим, что на нем мог в полный рост поместиться взрослый мужчина.
– Что нужно делать? – спросил я.
– Ложись, – велела Мэри.
Я подчинился.
Вытянувшись на Камне Одиночества, я закрыл глаза. Пригревало солнце, среди цветов лениво жужжали пчелы. Мэри немного отступила от камня и запела:
Пали в сраженье три льва,
Я осталась одна, одна…
Это был «Плач Дейрдре» – песня, которую я впервые услышал на концерте в пабе «Заскочил – опрокинул». По древней ирландской легенде, Дейрдре с детства была предназначена в жены королю Ульстера Конхобару. Но, как это часто бывает, девушка полюбила молодого героя Найси, сына Уснеха, и стала его женой. Спасаясь от гнева короля, Найси с Дейрдре и два его брата Ардан и Андле были вынуждены бежать в Шотландию, где некоторое время жили мирно и спокойно. Но мстительный старый король обманом заманил их назад в Ирландию, пообещав полное прощение всем четверым. Когда беглецы вернулись в Ульстер, вероломный Конхобар приказал убить трех сыновей Уснеха и овладел Дейрдре.
Поглотила трех соколов тьма,
И теперь я одна, одна…
