Ознакомительная версия. Доступно 46 страниц из 229
– Да.
– Миссис Смит, говорит мистер Бронсон. Могу ли я переговорить с мистером Смитом?
– Это не мама, мистер Бронсон, это Нэнси. О, какой ужас!
– Да, мисс Нэнси?
– Вы хотите поговорить с папой, мистер Бронсон? Но его нет; он уехал в форт Ливенуорт с рапортом. И мы не знаем, когда снова увидим его!
– Ну-ну, не плачьте, пожалуйста. Не надо плакать.
– Я не плачу. Я просто немножко расстроилась. Вы хотите поговорить с мамой? Она дома... но она лежит.
Лазарус торопливо думал. Конечно, ему хотелось поговорить с Морин. Но... нет, пожалуй, не следует, это излишне.
– Пожалуйста, не тревожьте ее. А вы не можете сказать, когда вернется дедушка?
(Может ли он ждать? Ах ты, черт!) – Что вы, дедушка еще вчера вернулся.
– А нельзя ли поговорить с ним, мисс Нэнси?
– Его тоже нет дома. Он ушел в город несколько часов назад. Наверное, в шахматный клуб. Вы не хотите что-нибудь передать ему?
– Нет. Просто скажите, что я звонил. Перезвоню попозже. И еще, мисс Нэнси, – не волнуйтесь.
– Как же мне не волноваться?
– Я умею угадывать будущее. Никому не рассказывайте, но поверьте мне. Старая цыганка заметила мои способности и всему меня научила. Ваш отец вернется. В этой войне он даже не будет ранен. Я знаю.
– Ах, не знаю, можно ли верить вашим словам... Однако, пожалуй, мне стало чуточку легче.
– Запомните, так и будет.
Лазарус вежливо распрощался и повесил трубку.
* * *
Шахматный клуб... Конечно же, сегодня дедуся не будет сшиваться в игорном доме. Но поскольку заведение располагается неподалеку, можно зайти, посмотреть, а потом вернуться и дождаться деда у подъезда. Дедуся сидел за шахматным столиком, но даже не пытался изобразить, что обдумывает шахматную задачу. Он был чем-то недоволен.
– Добрый вечер, мистер Джонсон.
Дедуся поднял голову.
– А чего в нем доброго? Садись, Тед.
– Благодарю вас, сэр. – Лазарус опустился в кресло. – Ничего доброго, вы сказали?
– Что? – Старик посмотрел на него так, словно только что увидел. – Тед, как по-твоему, я в хорошей физической форме?
– Безусловно.
– Я способен взять ружье на плечо и прошагать в день двадцать миль.
– По-моему, да. (Не сомневаюсь в этом, дедуся.) – То же самое я сказал умнику на призывном пункте. А он ответил, что я, с его точки зрения, слишком стар! – Казалось, Айра Джонсон готов был заплакать. – Я спросил его, с каких это пор сорок пять лет уже старость. А он велел мне убираться и не задерживать очередь. Я сказал, что один могу вздуть его и еще трех мужиков. И тогда меня выставили. Тед, меня выставили! – И дедуся закрыл свое лицо ладонями. Потом опустил руки и пробормотал: – А я носил армейскую синюю форму еще до того, как этот наглый выскочка научился ходить на горшок.
– Мне очень жаль, сэр.
– Я сам виноват: взял с собой свидетельство об увольнении... и забыл, что в нем проставлена дата моего рождения. Как по-твоему, Тед, если я выкрашу волосы и поеду в Сент-Луис или Джоплин, меня возьмут? Как ты считаешь?
– Вероятно. (Я знаю, что у тебя ничего не получилось, дедуся. Однако, по-моему, ты ухитрился попасть во внутренние войска. Но я не могу сказать тебе этого.) – Я так и сделаю! Но увольнительную оставлю дома.
– Значит, я могу отвезти вас домой? Моя жестянка стоит у клуба.
– Да, думаю, я вернусь домой... на какое-то время.
– А не заглянуть ли нам в "Пасео" и не пропустить по рюмочке?
– Неплохая идея. А это тебя не разорит?
– Вовсе нет.
Лазарус вел машину и помалкивал. Заметив, что старик успокоился, он развернулся, проехал немного на восток от 31-й улицы и остановился.
– Мистер Джонсон, можно я скажу вам кое-что?
– Что? Говори.
– Если вас не возьмут, даже с выкрашенными волосами, советую вам не слишком расстраиваться. Потому что вся эта война – ужасная ошибка.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что сказал. – (Что я могу ему сказать? Чему он поверит?
Я не могу совсем ничего не говорить – это же дедуся, научивший меня стрельбе и еще тысяче разных вещей. Но чему он поверит?) – Эта война никому не принесет пользы; после нее станет еще хуже.
Дедуся посмотрел на него, сдвинув клочковатые брови.
– Тед, ты что, симпатизируешь Германии?
– Нет.
– Может, ты пацифист? А что – может быть, ведь ты никогда не говорил о войне.
– Нет, я не пацифист. И не симпатизирую Германии. Но если мы выиграем эту войну...
– Ты хочешь сказать, когда мы выиграем эту войну!
– Хорошо: когда мы выиграем эту войну, окажется, что на самом деле мы ее проиграли. Мы потеряем все, за что, как мы думали, боролись. Мистер Джонсон резко изменил тактику.
– Когда ты идешь в армию?
Лазарус помедлил.
– У меня еще есть парочка неотложных дел.
– Я знал, что вы ответите мне именно так, мистер Бронсон. До свидания.
Дедуся повозился с дверной ручкой, ругнулся и вылез из автомобиля.
– Дедуся! То есть я хотел сказать, мистер Джонсон. Позвольте я все-таки довезу вас домой. Пожалуйста!
Дед покосился на Лазаруса через плечо и проговорил:
– Не на твоей жестянке, трусливый засранец. – И быстро зашагал по улице к ближайшей остановке.
* * *
Лазарус подождал, пока мистер Джонсон подымется в автобус, и поехал следом, не желая признать, что отношения с дедом безнадежно испорчены. Он увидел, как старик вышел из автобуса, и уже собрался догнать его и попытаться заговорить снова.
Но что он скажет? Он понимал чувства дедуси, понятно было, почему он так думает. К тому же Лазарус наговорил столько лишнего, что никакой разговор не поможет. И он медленно поехал вдоль 31-й улицы. На Индиана-авеню остановился, купил у газетчика "Звезду", зашел в аптеку, сел возле фонтанчика с содовой, заказал вишневый фосфат и развернул газету.
Но читать не стал, а просто задумался, уставившись в газетный лист. Продавец содовой вытер мраморный прилавок перед ним и выжидательно замер. Лазарус заказал еще один фосфат. Когда это повторилось еще раз, Лазарус попросил разрешения воспользоваться телефоном.
– Хоума или Белла?
– Хоума.
– За сигарным прилавком. Заплатить можно мне.
