– … и по завершению темы у вас будет два зачета. Сочинение, по списку представленному в учебнике, и любое стихотворение из предложенных авторов наизусть. На сочинение дам вам недели две, а стих жду к следующему уроку – в понедельник.
Вот и хорошо. Значит у меня есть возможность показать немного другого Есенина, без берёз и Шаганэ.
Первым делом на занятии по гитаре пристала к Никите:
– Ник, мне нужна твоя помощь. Я песню как-то слышала, давай я ее напою, а ты с аккордами поможешь.
– А сама?
– А сама я соврать боюсь.
– Учишь тебя, учишь, – совершенно по-стариковски пробурчал приятель, – А ты!.. Ладно, пой.
Напела, Ник тут же подхватил аккорды на гитаре. Повторила на своей. Записала на листочек. Вместе нашли, где сфальшивила. Разучили. Довольная пошла готовится дальше. Дома взяла классические брюки, приделала к ним подтяжки, среди старых бабушкиных блуз выбрала бежевую в тонкую полоску и с классическим воротником-стойкой, рукава закатала, волосы подкрутила, что б слегка вились. Посмотрела на себя в зеркало. Получился эдакий малец в стиле двадцатых годов прошлого века.
В школе литература была последним уроком, но мой маскарад быстро убирался и ставился. Всего то подтяжки пристегнуть, рукава закатать, да достать гитару. По моему виду учитель поняла, что к заданию я подошла творчески. Я у нее была любимицей, поэтому все подобные начинание учителем поощрялись. Ведь меня можно было позвать в субботу вечером и объявить, что ко вторнику нужно написать творческое эссе на какую-то дикую тему для краевого литературного конкурса или предложить для открытого урока сделать художественный перевод Плача Ярославны. Или попросить выступить на городском конкурсе чтецов который завтра. И о котором всей школой дружно забыли, а теперь вспомнили. Я писала рассказы, стихи, ставила сценки и пьесы с шестого класса, и нам с учителем нравился результат. Мне, потому что мелкая была, глупая, ей, потому что педагог хороший.
И вот сейчас она с довольной улыбкой предложила открыть урок.
Я вышла к доске с гитарой, взяла школьный стул, забралась на его спинку, и пробежалась пальцами по струнам.
Петь я не собиралась. Хоть и Никита все время хвалит голос, но даже при нем я стеснялась лишний раз открывать рот, памятуя о своем «медвежьем слухе». Ник ругался, грозился карами небесными в виде учителя по вокалу. Тем не менее, песни я мурлыкала под гитару исключительно дома, терзая нервы и слух сестры. Хотя вроде, она пока не жаловалась. Тем не менее, чтобы подобрать аккорды на песню группы «Кукрыниксы» пришлось Нику ее напеть. Но перед классом я этот концерт повторять не намерена.
Поэтому, доиграв проигрыш, я отставила гитару, и начала читать:
Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг
Голос постепенно набирал силу. Я входила во вкус. Стряхивала с себя шелуху смятений, обид, слабостей.
«Не гляди на её запястья
И с плечей её льющийся шёлк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашёл.»
Стихотворение оголяло нервы, разносило эмоции в клочья. Гудело реквиемом по прежним чувствам. Стирало прошлые обиды.
Я не знал, что любовь – зараза,
Я не знал, что любовь – чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Я освобождала, отчищала свое сердце. Там в осеннем лесу я простила. Здесь, в душном классе я попрощалась. И устремилась вперед. Только сейчас, обновленная душа порвала плотный кокон сомнений и страхов, и распустилась в груди огромным белым цветком.
Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другого,
Молодая, красивая дрянь.
Вынырнув из сонма строф, я взглянула на учителя. Та с беспокойством смотрела в текст стихотворения. Нет, я не буду шокировать общественность откровениями классика, кто захочет, тот прочтет. Аккуратно покачала головой, и пропустила три наиболее грубых четверостишья.
Так чего ж мне её ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь – простыня да кровать.
Наша жизнь – поцелуй да в омут.
Все, отныне я больше не имею права злиться на то, что еще не случилось, не имею права обвинять тех, кто еще ничего не сделал, ревновать того, с кем даже не знакома. Не смею сожалеть о будущем. Ведь его еще нет. А я есть. И если хочу и дальше быть, то нужно распустить тени прошлого и соткать из них полотно опыта. И, да я смогу это сделать, проживу новую жизнь по-другому, по-новому!
Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хер…
Не умру я, мой друг, никогда.
Замолчала. Вдохнула воздух. В классе стояла звенящая тишина. Усмехнулась. На душе было легко и свободно. Поставила стул на место, забрала гитару, и пошла за свою парту.
Первой отмерла учитель.
– Алиса, спасибо. Ты как обычно, нестандартно подошла к вопросу. Таким Есенин, нам еще не знаком. Мы в конце года буем проходить поэму «Черный человек». Думаю, теперь она вам будет более понятна.
Класс постепенно ожил. Гул разговоров, обороты, взгляды. Я сидела уставшая и умиротворенная. Взглянула вовнутрь себя: шкатулки с ключом не было. За то лежал девственно белый лист бумаги, и красивое черное перо.
Пора писать историю своей жизни заново.
Урок закончился, но сразу сбежать на тренировку мне не дали одноклассники, облепили как мухи гнилушку. Теребили гитару, просили сыграть. Заявляли, что я должна подготовить номер на выпускной. Ага должна. Подошел Олег, и с ходу припечатал:
– Что слабо сыграть или не умеешь?
– Не умею, – вот так банально и просто разбивается слабо.
– А зачем тогда тебе гитара? – Удивился одноклассник.
– Красивая, и струнки блестят, – невинно хлопнула глазками, изображая блондинку. Ну же, друг мой сердечный, с какой стати, я должна развлекать тебя?
– Тебе, что жалко, – стал упрашивать Олег.
Нет вот это ни в какие ворота не лезет. Во-первых, такими темпами на тренировку опоздаю, а во-вторых, терпеть не могу вот эти сцены по уламыванию.
– Жалко у пчелки, а я тороплюсь, – сделала я еще одну попытку пробраться к вещам и сменке.
– Алиса! Если ты нам чего ни будь не сыграешь, то я… Олег на секунду задумался, а потом выпалил, – Я усядусь с тобой за парту!
Класс рухнул со смеху. Ломаться дальше было глупо, а для того, чтобы уступить и перевести в шутку момент был самый подходящий. Подняв обе руки перед собой, я сделала вид, что очень испугалась.
– Это запрещенный прием! Ты разобьешь сердце Алексею! И мне слишком нравится сидеть одной! – С улыбкой сказала я. Напряжённость, образовавшаяся, между нами, этой весной, сама собой отпустила, – Ладно, одну песню, и я бегу на тренировку. И так уже опаздываю.
Расчехлила гитару. Н-да, кажется пару часов назад была уверена, что концерт перед классом устраивать не намерена.
