Левая рука тьмы - Ле Гуин Урсула Кребер

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64

Родительский инстинкт на Геттене, как и всюду, может принимать самые разные формы. Ни одна из них не является главенствующей. На Кархиде я никогда не видел, чтобы били детей, хотя слышал, как с детьми порой разговаривали очень сердито. Я видел, что мягкость и нежность по отношению к детям распространена повсеместно и дает прекрасные результаты. Возможно, именно эта всеобщность заботы о детях отличается от того, что мы называем «материнским» инстинктом. Я подозреваю, что разница между отцовским и материнским инстинктом с трудом различима; отцовский инстинкт, то есть естественное желание сильного защитить, прикрыть, не имеет тут ничего общего с принадлежностью к определенному полу…

Еще в Хаканне до нас донеслись слухи, которые потом подтвердились по сообщениям радиоточки, излагавшей Дворцовый Бюллетень: Король Аргавен объявил, что ждет появления наследника. Не еще один сын от кеммеринга, которых у Короля было уже семеро, а его собственный сын, плоть от плоти. Король забеременел.

Я решил, что это довольно забавно, и к такому же выводу пришли и Обитатели Горинхеринга, но по совершенно разным причинам. Они говорили, Король слишком стар, чтобы рожать детей, они издевались и потешались над ним. Старики несколько дней, кашляя и задыхаясь, обговаривали эту тему. Они смеялись над Королем, но с другой стороны, он не особенно интересовал их. «Кархид — это Домены», сказал как-то Эстравен, и как многое из того, что он говорил, эти слова все чаще приходили мне на ум, по мере того, как я узнавал все больше и больше. Нация, объединявшаяся столетиями, была мешаниной разных княжеств и уделов, городов, деревень, «псевдо-феодальными племенными экономическими союзами», неуклюжими расползающимися объединениями суровых, знающих, но и склонных к ссорам людей, над которыми, тем не менее, довлела невесомая, внушительная власть высших авторитетов. Ничто, я думал, не может сделать из Кархида подлинную нацию. Повсеместное распространение средств современной связи, которые, казалось бы, должны были покончить с национализмом, оказались не в состоянии положить ему конец. Эйкумена не может обращаться к этим людям как к социальному единству, к цельному сообществу. Я был вне себя, думая об этом. Я был, без сомнения, неправ; тем не менее, мне довелось еще кое-что узнать о геттенианах, и это по прошествии долгого времени доказало свою полезность.

После того как я провел весь год в Старом Кархиде, я должен был вернуться к Восточным Водопадам, прежде чем закроется перевал Каргав. Даже здесь, на побережье, где стояли последние месяцы лета, прошло два небольших снегопада. Довольно неохотно я снова двинулся на запад и добрался в Эренранг в начале Гора, первого месяца осени. Аргавен уединился в свой летний дворец Уоревер и объявил, что во время его беременности страной будет править регент Пеммер Хардж рем ир Тибе. Тот уже успел повсеместно утвердить свою власть. Через пару часов после своего прибытия я уже видел приметы правильности моего анализа — хотя не мог их точно определить — и к тому же стал чувствовать в Эренранге какой-то дискомфорт, сравнимый с явным чувством опасности.

Аргавен был нездоров, и тяжелое помрачнение его сознания накладывало мрачный отпечаток на всю столицу: он жил одним лишь страхом. Все хорошее во время его правления было сделано министрами. Но он и не приносил много зла. Его борьба со своими собственными кошмарами не угрожала Королевству. Его кузен Тибе был рыбкой другой породы, потому что его заболевание обладало своей логикой. Тибе знал, когда действовать и что делать. Он не знал лишь, когда остановиться.

Голос его часто звучал по радио. Эстравен, когда был у власти, никогда не прибегал к тому, что противоречило кархидским традициям. В нормальных условиях жизни правительство не будет выступать с публичными представлениями, оно действует скрыто и косвенным образом. Тибе, напротив, произносил многословные речи, ораторствовал. Слыша его голос, я снова видел его улыбку, обнажавшую длинные зубы, и лицо в сети мелких морщинок. Речи у него были длинные и громкие: клятвы в верности Кархиду, умаление Оргорейна, поношение «предательских фракций», обсуждение темы «вторжения в границы Королевства», долгие отступления, почти лекции по истории, экономике и этике, и все с припеваниями, пришептываниями, поднимавшимися почти до визга, когда он переходил на брань или впадал в восторг по какому-то поводу. Он много говорил о гордости за страну и о любви к отечеству, но куда меньше о шифтгретторе, личной гордости или престиже. Неужели престижу Кархида был нанесен такой урон в Долине Синотт, что о нем нельзя больше говорить? Отнюдь — он довольно часто упоминал Долину Синотт. Я предположил, что он сознательно избегает говорить на тему шифтгреттора, потому что хочет добиться эмоционального подъема более простым, неконтролируемым способом. Он хочет, чтобы его слушатели испытывали страх и гнев. Он не говорит ни о гордости, ни о любви, хотя постоянно употребляет эти слова; в его устах они говорят о самовосхвалении и ненависти. Так же он много говорит о Правде, потому что, по его словам, она «отбрасывает лживые покровы цивилизации».

Это мощная сильная метафора — та, что говорит о покровах. Такой подход может скрывать не меньше дюжины заблуждений и ошибок. Одна из самых опасных кроется в убеждении, что цивилизация, будучи создана искусственно, руками человека, а не природой, суть неестественное явление, противопоставленное примитивности… Конечно, тут нет никаких покровов, процесс этот постоянный, а примитивность и цивилизация — это ступени одного процесса. Если и есть, что противопоставить цивилизации, то только войну. Из этих двух вещей можете выбирать то или другое. Но только не обе. Слушая выступления Тибе, пронизанные глупой яростью, я не мог отделаться от впечатления, что он, нагнетая атмосферу страха, пытается заставить свой народ изменить приверженности тому выбору, который он сделал еще в начале своей истории.

Может быть, подошло время. При всей неторопливости технологического и материального развития, при всей незначительности достижений их «прогресса», в конце концов, за последние пять или шесть, десять или пятнадцать столетий они перестали полностью зависеть от Природы. Отныне они уже не зависели от милостей своего безжалостного климата; плохой урожай не заставлял теперь голодать целые провинции, а снегопады суровой зимы — отрезать от мира целые города. Обретя базис в виде материальной стабильности, Оргорейн стал постепенно единым и мощным централизованным государством. Теперь пришла пора и Кархиду собирать силы и идти по тому же пути, и способ, к которому ему надо было прибегнуть, заключался не в подъеме национальной гордости, развитии торговли, прокладке дорог, строительстве ферм и колледжей и так далее — ничего подобного, все это пресловутая цивилизация, лишь внешний лоск, и Тибе с отвращением отбрасывал его. Он был более чем уверен в себе, он действовал стремительно, стараясь уверить людей, что есть только один путь — война. Смысл того, что он говорил, конечно, не носил столь ясно выраженного оттенка, но замысел его читался довольно недвусмысленно. Поднять людей на новые свершения, поднять уверенно и быстро, можно только новой религией, новыми идеями; и лучше этого ничего нет, но он может добиться этого только войной.

Я послал Регенту письмо, в котором привел вопрос, заданный Предсказателям, и пересказал полученный от них ответ. Тибе мне не ответил. Тогда я направился в Орготское посольство и попросил разрешения на въезд в Оргорейн.

Чиновников, помогающих Столпам Эйкумены, на Хайне было куда меньше, чем здесь — в посольстве одной небольшой страны, и все они носились с кучами бумаг в руках. Все они были очень заняты, но дело шло медленно и неторопливо, хотя тут я не сталкивался с внезапно проявляющимися высокомерием и странными увертками, которые были столь характерны для официальных учреждений Кархида. Я терпеливо ждал, пока они заполняли все бумаги.

Но ожидание это далось мне непросто. Количество Дворцовой Стражи и полиции на улицах Эренранга, казалось, увеличивалось с каждым днем, они были вооружены, и все чаще мне доводилось видеть какие-то подобия военной формы. Настроение в городе было мрачноватое, хотя дела шли отменно, чувствовалось процветание, да и погода была хорошая. Никому не было больше до меня дела. Моя «хозяйка» больше не показывала людям мою комнату и куда больше жаловалась, что ее изводят «люди из Дворца», и обращалась со мной, скорее, как с политически подозрительным субъектом, чем с почетным гостем. Тибе произнес речь о мятеже в Долине Синотт: «смелые кархидские фермеры, настоящие патриоты», перейдя границу к югу от Сассинота, напали на орготскую деревню, сожгли ее, убили девять крестьян и, унеся тела с собой, утопили их в речке Эй. «… и такая могила, — сказал Регент, — ждет всех врагов нашего народа!» Я слышал эту передачу за завтраком на моем острове. Кое-кто из присутствующих слушал это выступление в мрачности, другие совершенно равнодушно, были и те, которые выглядели довольными, но во всех этих выражениях было нечто общее — легкий тик или подергивания лиц, чего раньше видеть мне не доводилось, и вид у всех был встревоженный.

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64