Серебряная тоска - Валигура М.

- А вагоны разгружать, небось, плохо было?

- Не скажи. Встречаешь интересных людей. Митяя, например. Петро. Да хоть и Ивахненко.

- Насыщенная жизнь. А, главное, Ига, давай ссориться больше никогда не будем.

- Ну, хрен с тобой, давай.

- Дурак ты.

- Сам дурак.

Мы не выдержали и снова поцеловались.

- А я, может, ещё буду вагоны разгружать!

- Дурак ты, Игорёшка.

- Почему это?

- Потому что я тебя люблю.

- А, тогда я действительно, может, дурак.

- Мы дураки.

- Да. Влюблённые дураки.

* * *

- Не, к завтрему никак не вырыть, - с удовольствием сказал Серёжка, глядя в невыразительные глаза бледной дамочки, сидящей по другую сторону стола.

- Как же так! Ведь директор кладбища обещал...

- А ежели он обещал, так пускай он же и роет. Верно, Корнеич? - Серёжка повернулся к напарнику.

Корнеич, сидя сбоку и пуская ртом бесцветные пузыри, умилённо хмыкнул.

- Это возмутительно! - Дама вскочила со стула. - Или, вы думаете, на вас нет управы? К вашему сведению, мой покойный муж был полковником, начальником штаба дивизии...

- Мадам, - галантно произнёс Серёжка, - у нас тут и генералы лежат. И все дожидались своей очереди. Скажи, Корнеич?

- Как не хуй делать, - подтвердил Корнеич.

Дама оскорблённо вспыхнула.

- Я сюда пришла не за тем, чтоб выслушивать ваши матюги! Директор кладбища узнает о нашей встрече всё!

- Мадам! - Серёжка с якобы укоризной взглянул на Корнеича. - Вы уж простите простого человека, всю свою сознательную жизнь отбарабанившего на кладбище. Ваш покойный муж, начальник штаба дивизии, наверняка выражался куда деликатнее.

Дамочка покраснела.

- Всё! - вскочила она со стула. - Директор кладбища узнает обо всём немедленно!

- И метнулась к двери.

- Перчатки! - крикнул ей в спину Серёжка.

- Что? - Дамочка обернулась уже на пороге.

- Вы забыли перчатки. - Серёжка протянул ей пару жёлтых замшевых перчаток.

- Спасибо, - коротко бросила дамочка, подошла, хотела вырвать перчатки из Серёжкиной руки, но тот неожиданно ухватил её за талию и усадил на стул напротив.

- Мадам, люди должны не угрожать друг другу, а договариваться. Мне не хотелось бы, чтоб мы расстались врагами. Давайте попробуем договориться. Корнеич, подыши.

Старик встал и покорно вышел за дверь.

- Поверьте, - сказал Серёжка, когда дверь захлопнулась, - я ведь вовсе не хам какой-нибудь. Я вполне разделяю ваше горе. Вам хочется как можно скорее похоронить любимого мужа. Подумать только - такой молодой... И уже до полковника дослужился.

- С чего вы взяли, что он был молодым?

- Каждый из нас был когда-нибудь молодым.... Шучу. Просто глядя на вас...

- Мой муж был старше меня на двадцать лет.

- Да что вы! - Серёжка всплеснул руками. - Удивительно. Такая преданность...

Даже после смерти. Достойно всяческого восхищения.

- Молодой человек! - Дамочка нахмурилась. - Прекратите юродствовать.

Серёжка удивлённо вскинул брови.

- Во-первых, я не юродствую, - сказал он. - Я вами совершенно искренне восхищаюсь. А во-вторых, почему же я для вас молодой человек? Вы, по-моему, моложе меня года минимум на два. Мне ведь уже двадцать семь.

Мадам зарделась.

- Вы хотите сказать, что я выгляжу на двадцать пять? - спросила она.

- А что я должен сказать, если вы так и выглядите?

- Сначала вы вели себя как беспросветный хам, - покачала головой дамочка. - Теперь - как милый лжец.

- А что вам больше нравится?

- Мне тридцать три, - ответила дамочка не на заданный ей вопрос. - Я этого не скрываю и не нуждаюсь в комплиментах на этот счёт.

- А я хотел бы говорить вам комплименты.

- Потому что вы милый лжец?

- Нет, потому что я беспросветный хам. Хотите чаю? А, может, хотите выпить?

- Для чаю у вас душновато.

- А вы снимите шубку.

Дамочка послушно сняла шубку и села на прежнее место возле Серёжки, разве что придвинув стул чуть поближе к нему.

- А выпила бы я всё равно чего-нибудь покрепче.

- Вуаля! - Неведомо откуда Серёжка извлёк и поставил на стол бутылку коньяка.

- Вы фокусник? - удивилась дамочка.

- Нет, - печально ответил Серёжка, - я простой гробокопатель. Могильщик, что лопатою сырою всю жизнь другим удачно ямы роет, не думает, что срок его придёт, что сам он в эту яму попадёт.

- Так вы ещё и поэт?

- Увы. Не люблю хвастаться тем, чего не сделал. Это стихи моего друга Игоря Матушинского. Слыхали?

- Увы. По-моему, вы просто скромничаете.

- Если б мой друг Игорь Матушинский услышал, что я умею скромничать, он бы помер со смеху.

- А вы бы его зарыли. Так коньяку нальёте?

- Из кружки не побрезгуете?

- А я вообще не брезгливая.

- Тогда - салю!

- Чего?

- Извиняюсь. Люблю щегольнуть французским, потому что толком его не знаю. Ужасно я с вами откровенен что-то. Прозит!

- Чего?

- А уж немецкого и вовсе не знаю. Я всегда откровенен с теми, кто мне понравится. Извините за грубый комплимент. Короче, по-русски - выпьем.

Они чокнулись алюминиевыми кружками и выпили.

- А вы заметили, - сказал Серёжка, ставя пустую кружку на стол и вытирая небритые губы ватником, - что у самой пьющей нации - у нас, русских, - нет ёмкого слова для тоста? Ни французского "салю", ни немецкого "прозит", ни английского "чирз", ни скандинавского "скаль". Не странно ли это, мадам?

- Пожалуйста, не называйте меня "мадам", прошу вас.

- А как вас называть?

- Люда.

- Тогда меня - Серёжа.

- Нет, всё-таки здесь у вас слишком душно... Адски жарко... Если вас не смутит, я сниму эту кофточку... Зачем вы это руку мне на грудь?

- Извините... Она у вас такая круглая... И... мягкая, оказывается... Не сдержался... Извините...

- Извиню, - продышала Люда.

- Неужели вы действительно так любили своего покойного мужа?

- Серёжа. Идите на хуй. Вместе с моим покойным мужем.

Серёжка опешил и покрылся красными пятнами. Невероятное - впервые в жизни его вогнали в краску. Впрочем, он быстро оправился.

- Вместе с ним - то есть, в могилу.

- А вы остры на язычок.

- Хотите проверить?

- Было бы недурно.

- Тогда давайте рассчитаемся, - спокойно сказал Серёжка.

- Вы хотите предложить мне за это деньги? - обомлела Люда.

- Нет, я хочу получить деньги с вас.

- За ЭТО? С МЕНЯ?

- За похороны вашего мужа. За то, чтоб могилка была вырыта сегодня.

Люда резко вскочила со стула, схватила кофточку, натянула её.

- А вы редкостный мерзавец, - сказала она.

- Почему? - искренне удивился Серёжка. - Потому, что не хочу воспользоваться ситуацией и изнасиловать вас?

- Потому... потому что мерзавец! - крикнула Люда.

- Аргумент принят, - кивнул Серёжка, подливая себе в кружку ещё коньяку. - А вотр, мадам!

- А к директору вашему я схожу, не сомневайтесь! Немедленно!

- И что же вы ему скажете? Что я не пожелал вас трахнуть?

- Скажу, что вы... что вы пьянствуете на работе!

Серёжка расхохотался так, что чуть не расплескал коньяк из кружки.

- Ох, хотел бы я присутствовать при этой сцене! Он же вас за душевнобольную примет.

- Он так уверен в вашей святости?

- Нет, с вами и цирка не нужно! Да пьём мы вместе! Мы тут на кладбище все в одной лодке.

Люда устало откинула прядь со лба.

- Я так и думала, - сказала она. - Ладно, сколько вы хотите?

- От это другой разговор, дамочка! - довольно воскликнул Серёжка, сразу переходя с французского на нижегородский. - Ну, чтоб не разорять бедную вдову начальника штаба дивизии, ограничимся стольником.

- Грабёж! - взвизгнула дамочка.

- М-да, - сокрушённо покачал головой Серёжка. - А если б я запросил два стольника, вы бы назвали меня убийцей. Это не грабёж, мадам, это акт милосердия.