Судьба - Буджолд Лоис Макмастер

Хайнс немного ободрился. Те, кто знает, каково это – растить детей, друг друга понимают.

– Хм-м… Ну с ней мы еще поговорим!.. На неделю под домашний арест, это я гарантирую.

– Что ж, вполне годится, – кивнула Корделия.

– Если не считать того, что дом-то это мой… – печально вздохнул Хайнс. Похоже, он вживе представил, что его ждет: всю неделю, каждый вечер сидеть взаперти, один на один с угрюмым подростком в расстроенных чувствах. – Вот черт… хорошо бы ее мать была здесь. – Он покачал головой и поплелся ко входу в участок.

Корделия с Оливером тоже вошли внутрь. Там Корделия выяснила, что ей придется задержаться, пока Лон гем Невитт не воссоединится с соотечественниками, и они с Оливером расположились в служебном помещении, чтобы не мозолить глаза и без того расстроенным родителям, когда те приходили забрать своих отпрысков. У Корделии возникло ощущение, что каринбургские гвардейцы поднаторели разве что в извлечении тел пострадавших из труднодоступных мест, будь то внутренности разбившегося всмятку флайера или, к примеру, захотевшего покушать скатагатора. Тем не менее они неплохо выступили в роли суровых и мрачных стражей закона, и если удача будет им сопутствовать, инцидент не повторится. Они только пугали, но не предъявляли никаких конкретных обвинений. Возможно, этому способствовало еще и то обстоятельство, что один из городских парнишек оказался сыном служащей этого самого участка.

Время шло, Корделия уже умирала от голода, а цетагандийский консул все не появлялся. Она уже думала, что консул решил поучить сына жизни и оставить в участке до утра, но тут прибыл атташе по культуре лорд гем Сорен – в том же официальном раскрасе и наряде, что на приеме в саду неделю назад. Благоухал он чем-то странным – духи, дурман? – но в любом случае не барраярскими алкогольными напитками. Атташе выглядел несколько обеспокоенным. Передача правонарушителя застопорилась, как только выяснилось, что он не является отцом Лона.

Корделия тактично вмешалась в разговор, уверив подозрительного сержанта в том, что гем Сорен – сотрудник консульства и имеет необходимые полномочия.

– А где сегодня вечером леди и лорд гем Невитт, лорд гем Сорен? – спросила она светским тоном.

– Они устраивают в консульстве вечер лунной поэзии, ваша светлость. Осенний ритуал в Небесном Саду на Эта Кита, который… э-э… ну, он проходит как раз сейчас. Осень. Они не могли прервать церемонию на середине, поэтому послали меня.

Значит ли это, что гем Сорен – доверенное лицо или он просто мальчик на побегушках? Скорее второе, решила Корделия, что заодно объясняло и его неуместный здесь парфюм. Оливера все это весьма забавляло. Бобовый Стебель № 3 не имел ничего против, он с видимым облегчением воспринял появление гем Сорена вместо своих родителей. Как бы то ни было, гем Сорен все уладил и удалился, уведя с собой юного Невитта.

Было уже чертовски поздно, а Корделии еще требовалось прочитать до начала утренних совещаний несколько папок с докладами. Оливер вызвался ее проводить, и они на минутку заскочили перехватить пару сандвичей в круглосуточный магазинчик на Главной улице, один из немногих, открытых по будням в это время суток. Так они и шли в сторону вице-королевского дворца, на ходу жуя сандвичи. На углу переулка, ведущего к Карасу, Корделия задержалась, выкидывая в мусорный контейнер скомканную обертку. Потом в задумчивости посмотрела на полуосвещенный фасад репроцентра.

Проследив ее взгляд, Оливер усмехнулся:

– Что, хочешь навестить Аурелию?

– У них ночью есть обслуживающий персонал, но… сейчас не часы для посещений.

– Уверен, для тебя они сделают исключение.

– Я тоже уверена. Но мне не стоит навязываться. К тому же там пока мало что можно увидеть даже на мониторе с увеличением. На этой стадии развития человек – всего лишь комочек клеток.

Но Оливера ее безразличие не обмануло. Интересно, ее действительно так просто понять или Оливер читает ее мысли, потому что он – это он?

– Ты все-таки хочешь.

– Ну… да.

Он решительно повернул ее налево.

– Денек выдался не из легких, а завтра еще один рабочий день. Получай удовольствие, пока есть возможность.

– Хочешь поднять мне настроение во благо моих угнетаемых подчиненных? – Она взяла его под руку, и они двинулись в сторону клиники.

– Может, это просвещенный эгоизм?

– Ха.

На их звонок вышел медтех. Он сразу узнал Корделию и без возражений впустил их. Перепроверив записи, он провел обоих в репликаторный банк и отыскал там нужный монитор. В приглушенном свете виден был только крохотный бесформенный комочек, словно какая-то низшая форма морской жизни.

Оливер с сомнением поглядел через ее плечо:

– Как странно. Но это нечто восхитительное.

Он огляделся, словно хотел узнать, в каком именно холодильнике хранятся его будущие надежды. Но не набрался смелости спросить.

– Да, – согласилась Корделия.

– Ты улыбаешься.

– Да, – не стала она отрицать. Ее счастливая улыбка зажгла ответный блеск в глазах Оливера. Даже медтехник, выпуская их наружу, чтобы запереть на ночь дверь, улыбнулся в ответ, настолько заразительной была ее очевидная радость.

Они снова вышли на Главную улицу. Теперь Корделия бодро шагала в ногу с Оливером. У ворот дворца она извинилась, что задержала его до поздней ночи.

– Я не предвидела, с какими непредвиденными обстоятельствами нам придется столкнуться в этой поездке. Да и кто бы смог?

– Если бы ты их предвидела, они бы не были непредвиденными, так ведь?

Она рассмеялась и пожелала ему спокойной ночи.

Корделия проснулась среди ночи, что в последние дни с ней случалось нередко. Из обрывков сна всплыло одно старое воспоминание. «Ага, вот оно!» – сказала себе Корделия, потрясенная возникшим пониманием.

Ей тогда было уже больше двадцати и очень не терпелось вступить во взрослую жизнь. Она была одной из лучших на учебных занятиях, но вот социальные взаимодействия ей не давались. Потому-то она и была вне себя от счастья, когда у нее наконец появился первый настоящий сексуальный партнер. Их связь возобновлялась всякий раз, когда позволяли служебные обязанности в Бетанском Астроэкспедиционном корпусе, и кульминацией стала многомесячная экспедиция. Тогда они объявили себя парой, делили каюту и обязанности младших офицеров. И строили планы на будущее. Равные в любви и в жизни – так она думала. Так оно и было – пока не пришло время повышения по службе. Они оба оказались претендентами на одну и ту же командную должность.

Первым будет он – так они решили. Она тем временем будет работать в наземной службе и растить положенных им двоих детей, а потом уже придет ее черед. Как и планировалось, она перевелась на кабинетную работу. Но как-то так получилось, что за этим не последовало объявление о статусе семейных партнеров и оплодотворение, хотя она и прошла процедуру извлечения яйцеклетки и записалась на обязательные родительские курсы. Но у него не нашлось времени на эти мелочи до того, как отправиться в экспедицию – впервые в роли капитана корабля. Тогда на него свалилось слишком много дел. Вроде все объяснимо.

Все шло по плану. Он вернулся из экспедиции – с другой женщиной, ксенохимиком в звании мичмана, которая не хотела иметь детей. «Мы просто совершили ошибку, Корделия, – сказал он так, словно исправлял погрешность в ее навигационных вычислениях. – Никто не виноват, правда».

Даже будь она скандалисткой, то все равно не стала бы ему устраивать сцену в публичном месте, которое он предусмотрительно выбрал для этого заявления. И она позволила ему ускользнуть, в полном убеждении, что его вранье прокатило. Не сказать, чтобы она хотела его вернуть. Он неуклонно продвигался по службе в АЭК и даже со временем завел двоих детей – то ли с мичманом-ксенохимиком, то ли с какой-то другой партнершей. А на следующий год Корделии предложили командование «Рене Магриттом». А ведь это корабль, правду говоря, получше, чем его, так что все хорошо, верно?