Там, во вместительном баре, уже царило оживление. Т. Р. выкупил весь отель и расставил по периметру охрану, так что посторонних здесь не было и быть не могло. Все, кто собрался в баре, имели какое-то отношение к мероприятию. Напитки предлагались бесплатно. Для Саскии и ее спутников был уже зарезервирован столик. Они опустились в глубокие мягкие кресла и на диваны, ради кожаной обивки которых пожертвовало жизнью немало техасского скота. Череп одного длиннорогого смотрел на них со своего места над камином, таким огромным, что в нем мог бы припарковаться джип. Амелия заказала содовую, Виллем — «манхэттен», Саския — бокал красного вина. С наслаждением сделав первый глоток, огляделась вокруг.
Всего сутки назад, на берегу Бразос, она обитала в мире, где микрочипы и продукты нефтехимии не стоят практически ничего, где за несколько часов из груды мусорных мешков, брезента и пластиковых стяжек можно возвести город. Не город мечты, конечно, — но и не ад на земле. И даже если в обеденном меню этого отеля значится суп гумбо — Саския сильно сомневалась, что он окажется вкуснее того, сваренного на плитке и разлитого в одноразовые тарелки, что ела она вчера под открытым небом.
Однако в этом месте ощущалась долговечность. Долговечность и уникальность. Каждое украшение интерьера — будь оно из полированного дерева, из кованого железа или из мрамора — изготовлено вручную, в единственном экземпляре. Там, где требуются картины, висят подлинники, там, где требуются букеты, стоят живые, совсем недавно срезанные цветы. В каждой детали чувствуется людская изобретательность и труд. Даже салфетки сложены вручную и как-то по-особенному, даже апельсиновые и лимонные дольки, что подаются с коктейлями, вырезаны хитрым оригами.
Человеческий труд дорог: лучший способ продемонстрировать богатство — или наслаждаться богатством — это создать обстановку, которую можно поддерживать лишь неустанными усилиями людей. И Саския, со всеми своими помощниками и слугами, повинна в этом грехе не менее прочих — лишь склонна об этом забывать, пока какой-нибудь случай, вроде путешествия вниз по реке, не напоминает о том, чем ее жизнь отличается от настоящей.
В подготовку мероприятия были вплетены тесты на заразные заболевания для всех приглашенных гостей. Каждый, кто сидел сейчас в холле отеля, успешно прошел проверку; так что все они находились в одном эпидемическом «пузыре», не требующем ни масок, ни соблюдения социальной дистанции. В гуле голосов, помимо очевидного техасского акцента, Саския различала британский, итальянский и китайский. Хотя, по правде сказать, многих гостей азиатского вида по разговору было не отличить от образованных англичан. Саския предположила, что они из Гонконга, но Виллем, приглядевшись к именным табличкам на лацканах, поправил: из Сингапура. Что касается итальянцев — они, скорее всего, прибыли из северной части страны: визуально ничем не отличались от прочих европейцев, разве что уделяли чуть больше внимания своей внешности. Как обычно, на Саскию посматривали украдкой, а кое-кто и откровенно пялился: так бывало везде, где ее узнавали. О составе списка гостей персонал Т. Р. упорно молчал, так что Саския не знала, кто другие почетные гости, — и имела основания полагать, что и о ее присутствии никто не был предупрежден заранее.
Вошли Руфус и Аластер — можно ли представить более непохожую пару? — и нерешительно покосились в ее сторону. Саския отправила к ним Виллема, чтобы он пригласил их за ее стол. Тот так и сделал, и оба подошли к ней с явным облегчением. Ни тот ни другой определенно не были любителями светской болтовни за коктейлями.
— Единственное чистое, что нашлось, — признался Руфус, показывая на свою футболку и оглядываясь на других гостей в строгих костюмах.
— Я королева, — твердо ответила Саския. — Обычно я стараюсь не делать из этого шума. Не помню об этом каждый день и каждую минуту. Стараюсь быть нормальной. Не включаю босса, как у вас говорят. Но в таких случаях, как сейчас, я настоящий тиран. Вы со мной, Рэд. И футболка на вас отличная. Потому что я так сказала.
Руфуса эта речь явно обрадовала — впервые Саския увидела на его лице нечто, отдаленно напоминающее улыбку. Виллем куда-то пропал. Оглянувшись, королева обнаружила, что его остановил сингапурец и тепло приветствует на каком-то из китайских диалектов. Виллем бросил взгляд в ее сторону, она кивнула, и он ответил на приветствие и начал оживленно говорить с сингапурцем.
Амелия встала, уступая место Руфусу и Аластеру. Заметив это, оба смутились и подвинулись, чтобы могла сесть и она; но Амелия покачала головой и принялась бродить по холлу. Не сказать, что ей здесь было чем заняться. Охрану здания обеспечивал Т. Р., а ее основная задача состояла в том, чтобы опознавать секьюрити — и Т. Р., и других гостей — и им не мешать. Охранники, расположившиеся по периферии холла, отличались в основном тем, что ни с кем не разговаривали. Впрочем, от группы британцев отделился один, подошел к Амелии и представился. Их разговора Саския не слышала, но мужчина очень походил на бывшего военного, из тех, что после отставки пополняют ряды британских охранных агентств.
Вдруг оба повернули головы к мужчине и женщине, вошедшим из соседнего холла. Не сразу Саския сообразила, что перед ней сам Т. Р., а женщина, должно быть, его жена Вероника. В сравнении с Т. Р. Мак-Хулиганом, персонажем из рекламных роликов, Т. Р. Шмидт был (разумеется!) постарше, поменьше ростом и держался с куда большим достоинством. Но и в жизни в нем ощущалась та же неистощимая энергия и задор. Вероника, верная помощница своего мужа, выглядела безупречной светской дамой. Едва пара вошла в бар, перед ними возник официант, что-то сказал вполголоса — и Вероника тут же отделилась от мужа и двинулась к Фредерике Матильде Луизе Саскии с целеустремленностью, с какой бордер-колли бросается за фрисби. Саския поднялась ей навстречу; они обменялись приветствиями и светскими любезностями — искусство, предназначенное Саскии самой судьбой, которым она овладела в совершенстве и смысл которого состоит в первую очередь в том, чтобы помочь собеседнику расслабиться и почувствовать себя уверенно, при этом не сближаясь чересчур торопливо и не скатываясь в фамильярность.
Вероника тоже свое дело знала, так что все шло без сучка, без задоринки. Она, например, прекрасно поняла, что хотела сказать миру Саския своими джинсами. Сама она тоже сделала нечто подобное — только ее послание: «Я обычный человек» передавалось через пару стильных ковбойских сапог. Вполне может быть, что благодаря камерам — ведь здесь, должно быть, повсюду камеры — она заранее узнала, как оденется Саския, и подобрала для себя аналогичный наряд.
Процедура длилась минуту или две, затем подошел Т. Р. и остановился рядом с женой — а та, словно вдруг сообразив свое упущение, представила их друг другу. Итак, с этим покончено. Протокол требовал от хозяина и хозяйки без особых промедлений обойти всех гостей и поздороваться с каждым, и Саския дала им возможность уйти, но сначала представила свою команду. К чести Вероники, она и глазом не моргнула при виде Руфуса Рэда Гранта в футболке и со стаканом пива; стакан он переложил в другую руку, вытер ладонь о штаны и поздоровался с ней за руку. Т. Р. сумел даже вставить что-то вроде «спасибо вам за службу». Это означало, что за примерно шесть часов, протекшие с той минуты, когда Саския импульсивно включила Руфуса в свою команду, люди Т. Р. проверили его бэкграунд, раскопали армейское прошлое и доложили об этом хозяину.
— Мы с вами еще потолкуем о свиньях! — сказал напоследок Т. Р., обернувшись к Руфусу. — У меня на ранчо Коталла от них спасу нет!
— Это ненадолго, — пообещал Руфус.
Т. Р. качнулся на высоких каблуках своих ковбойских сапог из страусиной кожи, тут же наставил на Руфуса палец, словно шестизарядный револьвер, и воскликнул:
— Отлично! Вас понял!
— Заметано, сэр!
— Мы им покажем!
— С меня оружие!
— А с меня вертолет! — закончил Т. Р., но тут жена поволокла его дальше, и он едва успел бросить на ходу указания, к кому из его людей Руфус должен обратиться, чтобы все организовать.
