Великий Гусляр - Булычев Кир

Ознакомительная версия. Доступно 97 страниц из 484

Все оказалось просто.

Речь шла всего-навсего о теореме Ферма.

Триста пятьдесят лет назад французский математик по фамилии Ферма сообщил миру, что это уравнение не имеет целых положительных решений для n = 2. «Ну и что?» — ответили ему современники. Равнодушие современников настолько травмировало математика, что он забыл сообщить, как же он дошел до такой мысли и как можно доказать такую простую и забавную теорему.

Гаврилов даже в носу ковырять перестал, так его испугали перемены в облике профессора. Тот покраснел, лысина запотела и заблестела, на носу тоже выступили капельки пота, губы беззвучно шевелились, а глаза остекленели.

— Что с вами, дядя Лева? — спросил Гаврилов. — Трудная математика? Не по зубам?

Минц словно не услышал вопроса. Он сурово сдвинул брови и задал вопрос:

— Ты чего натворил?

— А чё? — оробел Гаврилов.

— Если все это ты сам написал, то лучше сразу сознаться.

— Кем мне быть — не я! Я только баксы отстегнул. Говорю же, что не понимаю этих уравнений! В чем дело, дядя Лева?

— А в том дело, — торжественно произнес Лев Христофорович, — что человечество может вздохнуть с облегчением. Теорема Ферма доказана!

— Ну и слава богу, — откликнулся Гаврилов. — Я рад за человечество. Давайте папочку, я пошел.

— Никуда ты не пошел. И ничего ты не понял. Ты обязан сообщить мне имя и адрес автора этой работы.

— Откуда мне знать?

— Напрягись!

— А мне это без разницы.

— Ты знаешь, сколько стоит эта курсовая?

— Думаю, что и пятидесяти баксов не стоит.

— Она стоит… — Минц вскочил с кресла, подбежал к книжным стеллажам, вытащил с полки какой-то пузатый справочник на иностранном языке и принялся его листать.

Гаврилов замер. Сейчас что-то случится.

Минц отыскал нужную страницу и перевел на русский:

— Доказательство теоремы Ферма ныне оценивается с превышением суммы в двести тысяч долларов США. Эту сумму готовы заплатить Американская Академия наук, Британское королевское общество, Фонд Сороса, а также муниципалитет города Лион во Франции, который также обещает предоставить победителю звание почетного гражданина Лиона.

— Почетного гражданина? — понял Гаврилов. Прочие награды по причине грандиозности не отпечатались в его сознании.

— Не тебе, — сказал Минц. — Не тебе, бездельник.

— А мне? Мне же причитается!

— Молчать! — рявкнул Минц. — Дай-ка мне адрес Международного университета!

Случилось чудо. Теорема, которая не давалась величайшим математикам мира, покорилась безвестному сотруднику сомнительного университета.

Не задавая больше вопросов, но тяжело дыша и даже покашливая, Гаврилов пошел с Минцем к себе и отдал ему конверт от реферата. С этим пакетом Минц и отправился в университет, который, оказывается, располагался в доме купца Пиренеева как раз перед речным техникумом.

Университет занимал не все двухэтажное здание, а только две комнаты в подвале, вход со двора. Дверь разбухла от зимней влаги, звонка на ней не было.

С большим трудом Минц отворил дверь. Она визжала, будто ее убивали.

В первой комнате никого не было. Во второй оказалась молодая женщина с наглым советским торговым лицом. Она сидела за ученическим письменным столом и распечатывала письма.

Минц простоял с минуту в дверях, девица его не заметила. Она вынимала из конвертов письма. Если обнаруживала в конверте купюру, то клала письмо направо, а если денег не было, то кидала в помойную корзину.

— Здравствуйте, — сказал Минц. — Можно ли увидеть вашего ректора?

— Нет у нас лекторов, — ответила девушка, — у нас обучение заочное. — Она накрыла стопку денег широкой ладонью и сдвинула их по столу к себе так, чтобы можно было свалить стопку на колени. — А вам чего? Если поступать, то по пятницам, а можно по переписке.

— Я именно по переписке, — сказал Лев Христофорович.

— Если претензии, то деньги не возвращаются.

Лев Христофорович подпал под влияние этой наглой девицы и говорил с ней так же отрывисто и быстро, как она сама.

— Деньги не нужны, — сказал Минц.

— Что нужно?

— Адрес.

— Адресов не даем.

— Конкурентов боитесь?

— Не говорите! У нас в Гусляре из трех университетов наш самый клевый.

— Мне надо поговорить с вашим человеком, — сказал Минц. — С тем, кто заочно курсовые пишет по пятьдесят долларов.

— Ну вот, блин! Придется гнать его в три шеи! — рассердилась девица, хотя Минц ни сном ни духом не собирался подводить автора курсовых.

— Вы кого имеете в виду? — осторожно спросил Минц.

— Кого-кого? Кого и вы! Бруно Васильевича, черта старого! Я ему сколько раз говорила — не умничай! Не выкобенивайся, не будь других умнее! У нас в писателях достойные люди работают. Один кандидат ветеринарных наук, кем мне быть! У всех высшее образование, понимаешь? Третья жалоба за неделю! Нет, я Боре прямо скажу — гнать его, или потеряем клиентуру!

— А может, я другого имею в виду?

— Нет, — твердо сказала девица. — Дайте мне фамилию заочника, и вы увидите, что я права. Гнать его будем.

— Заочника?

— Бруно паршивого.

— Гаврилов, — сказал профессор. — Николай Гаврилов. Первый курс.

— А у нас до второго еще никто не дотянул, — зловеще произнесла девица, словно призналась, что второкурсников приносили в жертву кровавым богам науки.

Толстые, украшенные вишневыми ногтями пальцы шустро пробежались по картотеке на углу стола.

— Гаврилов, — сказала она, — Послано две курсовых. За одну еще не плочено. Вы деньги принесли?

Девица вдруг резко обернулась к дверям. Видно, у нее было развито чутье — ждала удара в спину?

— А вот и он, — сказала она почти радостно. — Явился не запылился. Тебя уже с милицией ищут. Шут гороховый!

В подвале было не очень светло, вошедший не сразу разглядел Минца, да и Минц его разглядеть не успел.

— С милицией? — прошептал голос от двери, и тут же послышались легкие неверные шаги, спешившие прочь.

— Сбежал, блин, — сообщила девица. — Даже денег просить не стал. Напугали мы его с вами!

Она дробно рассмеялась, а Минц кинулся вверх по лестнице.

Конечно, консультант Бруно Васильевич далеко не ушел. Был он немолод, куда старше Минца, худ и плохо одет. На ногах у него были валенки с калошами, совсем уж редкая в наши дни обувь. А выше — черное узкое пальто и лыжная шапочка, вроде бы голубая.

— Стойте, — сказал Минц.

Бруно Васильевич припустил прочь.

Пришлось, скользя и чуть не падая, бежать за ним по переулку.

Старик оказался шустрее, чем думалось, но все же возраст взял свое. Минц, уже разозленный от прыти беглеца и от того, что ему не желают подчиниться, разогнался, прижал старика к высокому забору и сердито заговорил:

— Не бегите, я вам вреда не причиню. Только ответьте на один вопрос.

Старик дышал часто и быстро.

Он был невелик ростом, расплющенный нос и выпяченные губы выдавали негритянскую кровь — впрочем, каких только кровей не найдешь у наших соотечественников. Может, потому русский расист всегда не уверен в себе, требует паспорт у идеологического противника, но избегает показывать свой. Ох, не блюли себя наши предки!

— Только один вопрос, — сказал Минц. — Вам говорит что-нибудь имя Ферма, Фер-ма, ударение на последнем слоге?

— Французский математик семнадцатого века, — ответил старик.

Он замолчал и поднял лицо к серому безнадежному небу, из которого вываливались снежинки и, подлетая к земле, превращались в холодные капельки дождя.

— Правильно, — сказал Минц. — И он, в частности, известен теоремой, названной в его честь… Где бы мы могли поговорить?

— Не о чем нам разговаривать, Лев Христофорович, — сказал старик.

Минц не удивился. Преимущество, как и недостаток жизни в небольшом городке заключается в том, что тебя знают. И ты обязан всех знать.

— Можем пройти ко мне, — сказал Минц. — На Пушкинскую. Угощу вас чаем с морошкой. Прислали из Норвегии. Мой аспирант всегда присылает бочонок к годовщине смерти Пушкина.

Ознакомительная версия. Доступно 97 страниц из 484