Рельсы - Мьевиль Чайна

— Вряд ли, — сказал Шэм.

— Или даже так: «Эх, быть бы мне учеником доктора на кротобое».

— Дай мне его адресок, я ему черкну, предложу поменяться.

— К тому же капитан у тебя с философией, разве не так? — продолжал Робалсон. — Есть с кого брать пример. А сальважиры, бьюсь об заклад, скучный народ.

В углу бара сидели мужчина с женщиной и наблюдали за ними. Шэм их давно заметил. «Не сальважиры», — решил он. Те, поняв, что их увидели, отвели глаза. Он тут же непроизвольно напрягся — тело вспомнило неприятный опыт лежания под телегой.

— Я тут познакомился с двумя, вроде сальважиров, — сказал он. — Не совсем сальважиры, но что-то вроде. — Он прищурился. — Они совсем не скучные. Брат и сестра. Уж поверь.

— Погоди-ка, как их там? — сказал Робалсон. — Шутсы? Шрайксы? Соаксы?

— А ты откуда знаешь?

Робалсон пожал плечами.

— Слушаю, когда другие говорят. А тут много болтают. В том числе о чудных братишке с сестренкой, которые отваливают в страну кровоточащего Зеленого Сыра или еще куда в следующий Паровозодень. А еще шепчутся, что кое-кто хочет за ними увязаться. В надежде на воображаемые сокровища. — В этот раз Шэм покинул дом Шроаков по тому пути, который они ему подсказали, — не близкому и кружному, зато не привлекая внимания соглядатаев, которые, несомненно, стерегли у выхода. Вот почему он моргнул, слушая Робалсона. Похоже, самого молодого пирата признаки явно государственной слежки за сестрой и братом совершенно не интересовали.

— Я одного не понимаю, — сказал он. — Насчет тебя. Ты думаешь, что хочешь быть сальважиром, но я даже в этом не уверен.

— Странно, — сказал Шэм. — Они тоже так сказали. А как же ты? Чем ты вообще занимаешься, а, Робалсон?

— Чем занимаюсь? Смотря в какой день. Иногда драю палубы. Иногда чищу гальюны и думаю: «О, ад ты мой маслянистый, разрази меня дерущиеся боги». А иногда и что-нибудь получше. Знаешь, что я сегодня видел? С верхнего неба свалилась одна штука, примерно месяц назад. На пляже, к северу отсюда. Ее положили в банку и за пару монет показывают всем желающим.

— Она живая.

— Шэм. Она с неба упала, с верхнего. Как она может быть живой? Но ее все равно держат в уксусе или в чем-то вроде.

— Ну и ладно, хватит мне зубы заговаривать, — сказал Шэм. — Я хотел узнать, где твой поезд?

— Ты про это, — сказал Робалсон. — Да какая разница?

— Ну ладно, — сказал Шэм. — Не хочешь — как хочешь. — «Пусть себе играет в свои шпионские игры, как пацан, мне-то что». — Верхнее небо, — задумчиво сказал Шэм вслух. — Нормальный уровень. Горизонт. Его стороны. А ты знаешь какие-нибудь истории про это, ну, про край света?

Робалсон моргнул.

— Какие еще истории? — переспросил он. — Это ты про Рай, что ли? Наверное, не больше тебя. А что?

— А тебе бы не хотелось узнать, правда они или нет? — спросил вдруг Шэм с таким пылом, который удивил его самого.

— Да нет, вообще-то, — сказал Робалсон. — Во-первых, истории — они и есть истории. Во-вторых, если они правда, то такая, что лучше бы ее не было. Что, если правдой окажется то, что от Рая нужно бежать? Что в нем такое? Вселенная плача, так про него говорят? Или как там еще, слезное сокровище? — Он покачал головой. — Тут и без семи пядей во лбу ясно, что от них лучше бежать. Кому охота якшаться со злыми духами? Или плакать вечно?

Глава 38

Хозяевам «Мидаса» нужны были монеты и кредит, которые доставляли кротовий жир и мясо. Им было все равно, какого крота поймает Напхи — того, этого или какого-то другого. Правда, они признавали, что определенные события, связанные с ее именем и увеличивающие ее известность, могут положительно сказаться на их прибылях.

Ведь капитанов, которые не просто всей душой стремились к одной-единственной добыче — мечте и немезиде одновременно, — но действительно добывали ее, было по пальцам пересчитать. Как все стреггейские мальчишки, Шэм бывал в Музее Завершения, где видел знаменитые флатографии мужчин и женщин, стоящих на громоздящихся до неба останках своих философий: Хаберстам на своем жуке; ап Могрейв на кроте; Птармеен на волнистом барсуке-мутанте; Нигил Брок, довольный, как сбежавший с уроков школьник, попирает ногой свой мертвый символ ничто.

Команде «Мидаса» дали три дня на то, чтобы превратить свой поезд из обычного среднего кротобоя в крепость на колесах, мчащуюся в погоню за философией. Молотки молотили, гаечные ключи закручивали гайки. Паровозная бригада испытывала локомотив на прямом и обратном ходу. Охотники точили гарпуны и запасались порохом. Все вместе латали щели в обшивке. «Мидас» сам себя не узнавал, до того хорошо он выглядел. Даже совсем новеньким, с иголочки, он не был так красив, как сейчас.

— Вы знаете, что поставлено на карту, — сказала Напхи. Вообще она была не любительница громких речей, но сейчас всякая фраза, которая срывалась у нее с языка, невольно выходила торжественной. Да и офицеры твердили ей, что команде это нужно. — Возможно, на этот раз мы долго не будем на твердой земле, — говорила она через громкую связь надтреснутым от несовершенства техники голосом. — Месяцы. Годы. Эта охота может завести нас далеко. Я к этому готова. Готовы ли вы идти за мной?

«О-о, вот это мастерский штрих», — подумал Шэм.

— Команды лучшей, чем вы, я для себя не желаю. Мы выходим на охоту во славу наших родных Стреггеев и во славу владельцев этого прекрасного поезда. — Тут все, кто был в курсе, позволили себе усмехнуться. — А также ради знания. Всякий, кто хочет, может идти сейчас со мной. И я этого не забуду. Сначала мы будем держать курс на юг, а оттуда — куда нас поведет знание. Леди и джентльмены дорог — дерзнем ли мы?

Команда дружно заорала в ответ. Хриплые голоса приветствовали наступление охоты и приближение конца неизвестности.

— За философию капитана! — Призыв был подхвачен на всех палубах всех вагонов, от первого до самого последнего.

«Даже так?» — подумал Шэм.

— Шэм, — обратился к нему доктор Фремло, когда команда вернулась к работе. — Начальник порта передал мне это. — Он протянул Шэму запечатанный конверт, на который тот глядел в оцепенении. Потом пробормотал: «спасибо» — не всякий член команды вообще передал бы ему письмо, а тем более благородно отказавшись прочесть его первым. «Сэму Саруупу», — было написано на нем. «Близко», — подумал он. Однако доктор, несмотря на благородство, оказался не вовсе лишен любопытства, и теперь, пристроившись за спиной Шэма, ждал, когда тот сломает печать.

«СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ! — прочитал Шэм. — ГОСТЮ ШРОАКОВ. ХОРОШЕЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЗА ИНФОРМАЦИЮ ОБ ИХ ПЛАНАХ! ПОДРОБНОСТИ У НАЧАЛЬНИКА ПОРТА. ДЕЙСТВУЙ БЕЗ ПРОМЕДЛЕНИЙ — ПОЛУЧИШЬ ПОДАРОК!»

— Что это? — спросил доктор Фремло, когда Шэм смял бумажку в руке и поджал губы.

— Ничего, — сказал он. — Спам. Мусор.

— Не знаю, что со мной такое, — говорил Шэм, — но я просто ничего не почувствовал. — Он пересказал Шроакам эпизод с краснобайством Напхи, особо отметив то, какое воодушевление оно вызвало в команде.

Кальдера пожала плечами.

— И я ничего не чувствую, — сказала она. — Но, может, тебе повезло.

— Повезло?

— Что ты не спешишь бросать в воздух шляпу. — Кальдера пересчитывала на кухонном столе какие-то маленькие штучки вроде булавок или болтиков. Деро набивал чемоданы консервами.

Шэм уже наловчился убегать с «Мидаса». Когда он опять возник у Шроаков на пороге, брат и сестра нисколько не удивились.

— Заходи, — сказала Кальдера. — Мы как раз уроки доделываем.

«Уроки» заключались в том, что Деро и Кальдера сидели по разные стороны стола в библиотеке, среди россыпи раскрытых книг, планшеток ординаторов и распечаток. На полках вокруг костей и всяких диковин было не меньше, чем книг. Деро сортировал и раскладывал стопками учебные материалы согласно какому-то непонятному плану.

— А как учатся у вас на Стреггее? — спросила его Кальдера. — На что похожи ваши школы? — Она моргнула под пристальным взглядом Шэма. — Просто я никого твоего возраста здесь не знаю, а в других местах подавно, — сказала она. — Мне интересно. — Что это, она покраснела? Нет, кажется. Но явно слегка смутилась.