Рыцари Сорока Островов - Лукьяненко Сергей Васильевич

Я перелистывал сухие, ломкие страницы и вздрагивал, когда наталкивался на знакомые эпизоды. «Эдик и Витя с Двенадцатого острова затащили Динку в свою комнату и изнасиловали. Тогда Миша с Ринатом взяли автоматы и пошли на мост…»

«Когда мы отступали, Вилли выстрелил из лука и убил Семена. А мы совсем не остерегались, потому что знали, у них патронов нет. А еще думали, что Вилли сын рабочего и с нами. Он оказался фашистом. Ребята взяли мечи и пошли врукопашную…»

«Нас атакуют каждый день. Кричат, что мы затеяли всю эту кашу. Мы хотели лучше, но ничего не получилось…»

Я читал вслух, и вокруг меня собрались все. И Тимур с автоматом ППШ в руках, и Илья, вертевший тяжелый желтый брусок, пока Меломан не предположил, что это – динамит. И девчонки. Оля тихо ревела, прижимаясь к Инге. А Ритка сидела злая и мрачная, как никогда.

«Ник сказал, что я последняя девчонка на острове и должна их всех воодушевлять. Миша сказал, пусть я сама решаю. И я согласилась, только мне противно и совсем не приятно. А Пак смотрит на меня обиженно и говорит, что не хочет. Он это зря, на него я не обижусь…»

«Сегодня кончилась вода, и Ник попытался разобрать камни. Миша молчал, а Пак стал помогать. Но цемент засох, и у них ничего не получилось. Мы, наверное, от голода слабые…»

«Пак вчера застрелился из Мишкиного пистолета. Коммунары так не поступают, но мне его жалко. Я весь день реву».

«Очень воняет, и болит голова. Миша сказал, что свечка последняя, и я больше писать не смогу. Мы старались быть настоящими комсомольцами, но, кажется, у нас не вышло. Если… Когда нас найдет Красная Армия, пусть они разыщут тех, кто назывался марсианцами, и убьют их. Или сделают большой суд, а потом убьют. Меня звали Катя, я училась в седьмом классе. Все».

Записи обрывались. Я посмотрел на Криса, словно он мог что-то добавить. А Крис взглянул на часы.

– На мост! – коротко приказал он. – Нас сейчас накроют прямо в замке.

Тимур, с автоматом наперевес, пошел к двери. За ним потянулись остальные. Прежде чем выйти, я бережно положил дневник на стол.

…Нас не накрыли в замке. Перешедшие уже на нашу половину мостов ребята бросились назад, едва увидев автоматы. Пистолет Тома успел научить их уважению к огнестрельному оружию. Тимур, не выпускающий ППШ из рук, как-то странно смотрел им вслед.

– Жалеешь, что не вышло драки? – спросил я.

– Не жалею. – Тимур протянул мне автомат. – Он не выстрелит, затвор проржавел насквозь.

Я посмотрел на маячившие в безопасном отдалении фигурки. Солнце светило им в спины, превращая в прекрасные мишени.

– Дня через два они это поймут.

– Значит, за два дня нужно придумать что-то другое, – невозмутимо сказал Тимур.

Вечер был из тех неудачных вечеров, в которые устаешь ждать. Нам всем хотелось темноты, перерыва в дежурстве, но солнце все не садилось. А когда наконец наступил вечер и мосты начали, поскрипывая, расходиться, идти в замок уже не хотелось. Толик с Меломаном пошли купаться, Крис с Тимуром уединились на мосту – обсудить военные планы… Я поднялся на сторожевую башню.

Интересно, почему в замках непременно делают башни?

Неужели только для наблюдения, для дозора? Мне кажется, что башня в массивном, огромном замке – это как бы противовес его неуклюжей громаде. Замок обязан быть грозным и неприступным, замок не дом, а комфортабельный вариант блиндажа. Но за толстыми стенами, за тоннами камня и металла остается мечта о красоте. Вот тогда-то и строятся сторожевые башни – каменные иглы, воткнувшиеся в небо, пытающиеся доказать, что и в военной крепости может быть кружевная хрупкость средневековых дворцов. Наверное, даже войне хочется казаться красивой. Даже смерти неприятно ходить в драном саване и с тупой косой…

Я стоял, облокотившись о каменные перила, гладкие от тысяч прикасавшихся к ним рук. Стоял и думал о мальчишках, сражавшихся здесь полвека назад. Им наверняка было еще труднее. Никогда не слышавшие про инопланетных захватчиков, знакомых нам хотя бы по книжкам и фильмам, не подозревавшие о том, что на Земле остались их копии… Что чувствовали они, попавшие на Острова из разоренных, прошедших войну стран? Может быть, вначале даже восхищались окружающим великолепием: море, острова, замки, сказочное оружие. А потом понимали, что война снова догнала их, что придется убивать и гибнуть под жарким солнцем, над ласковыми волнами, на овеваемых теплым ветерком мраморных петлях мостов…

– Димка…

Я обернулся. Инга подошла так тихо, что я не услышал ее шагов. Мы с ней давно не оказывались вдвоем, и я вдруг запоздало удивился этому. Словно мы избегали друг друга, стеснялись оказаться наедине.

– Ты грустишь?

– С чего ты взяла?

Увы, отрицания в моем встречном вопросе не получилось. Наоборот.

– Мне тоже грустно.

– Из-за дневника, да? – тихо спросил я.

Инга кивнула.

– Они все продумали, Димка. Пришельцы знают любой наш ход, и не потому, что среди нас есть предатели. Просто все на Островах повторяется. Они изучили нашу реакцию в самых разных ситуациях.

– Может быть, им это и нужно.

Может быть.

Я смотрел Инге в глаза. И думал о том, что почти совсем не боюсь за себя. Не боюсь за Криса или Ритку.

Но, если что-то случится с Ингой, я брошусь вниз с моста. Я ее почти люблю и не должен об этом думать. Иначе «почти» исчезнет, и я не решусь нарушить ни одного правила Игры. Я смирюсь с теми тремя-четырьмя годами, которые мы сможем прожить на острове. Любовь делает свободного человека еще свободнее, но она же превращает заключенного в раба. Я не могу тебя любить, девчонка, которую знал многие годы, а полюбил за несколько недель на Островах. Не должен.

– Димка, придумай что-нибудь. Ты сможешь, я знаю. Мы не должны палить из автоматов по своим соседям, это подло. И не должны пытаться всех объединить, это глупо. Придумай что-то другое, Димка.

Она шагнула к лестнице. Я пытался ответить и не мог. Лишь когда Инга скрылась внизу, беспомощно выдавил:

– Я попробую. Я постараюсь, честно…

Она права, мы не сможем победить по правилам пришельцев. Мы не сможем изменить правила пришельцев. Мы должны разрушить всю систему правил, мы должны разорвать круг…

Мы должны взорвать мосты.

Динамит – это очень странная взрывчатка. Мы убедились в этом, перетаскав на западный мост почти полный ящик желтых брусков и соорудив фитиль из просмоленной пакли. Наши противники хмуро наблюдали за приготовлениями, стоя метрах в двадцати дальше по мосту. Но, когда Крис принялся поджигать фитиль, они дружно бросились бежать. Мы тоже не задержались возле взрывчатки.

Фитиль медленно догорел… и ничего не случилось. Мы ждали взрыва минут пятнадцать, потом Тимур подошел поближе. Секунду он рассматривал сложенные горкой «кирпичики», отступив на несколько шагов… И принялся выбрасывать динамитные шашки вниз. В воду унеслись пять или шесть брусков, затем Тимур махнул рукой, подзывая нас.

– Дерьмо это, а не динамит, – презрительно сказал он. – Даже не собирался взрываться, хотя и горел.

– Горел? – растерянно спросил я.

– Горел. Протух, наверное, вместе с оружием. Не взрывчатка, а манная каша.

– Манная каша не горит, – обиженно возразил Илья, которому идея со взрывом понравилась больше всех.

Пока мы стояли возле неудавшейся мины, переживая свое поражение, Том принялся что-то объяснять Крису. Вначале Крис не обращал на него никакого внимания, потом оживился.

– Ребята, Том сказал интересную вещь. Не вся взрывчатка срабатывает от огня. Для некоторых видов нужен детонатор.

Я с удивлением посмотрел на смущенного специалиста. Том после происшествия с наркотиками явно жаждал реабилитации.

– А где взять детонатор?

– Попробуем сделать из пороха. Автоматы испорчены, но патроны-то целы.

Патронов действительно было много. Если высыпать из них порох, его могло набраться больше килограмма…

Я пожал плечами. Возражений не последовало, даже Тимур, все еще пытающийся восстановить автоматы, не спорил. Он с Крисом отправился в замок, готовить детонатор, а все остальные продолжали толкаться на мосту. Только Меломан с Игорьком на соседнем мосту «держали оборону». У них был наш единственный исправный пистолет, это делало задачу вполне разрешимой.