ответами ушел человек…
– Ушел или уехал?!
– Ушел… Как ты ему говорил – так точно он и повторил… Мол смотрел он – пошел их человек
не к машине… сказал, что позже его около машины заметил. Ты говорил, что они знают, что –
машина на месте довольно долгое время стаяла, а их человек на связь с ними не выходил. Говорил,
что они думать должны, что – оставил Войцеха их человек и вышел спокойный… что пошел он
ходить неподалеку и ходил недостающее время, а к машине вернулся нервный… и – за руль, и – в
столб…
– Верно все! И что?!
– Войцех все точно так и повторил…
– Занервничал он под конец! А они и пришли посмотреть – занервничает или нет!
– Нет, Ян! Вначале все вроде нормально шло, а под конец… Не знаю, что не так пошло, только не
поверили они – напрягаться начали… Один отошел, на связь вышел, сообщил…
– И что?! Нервы вам просто подпалить решили!
– Не знаю, выдал себя нервами Войцех или мы все себя выдали, только… Получилось у них нас
задергать… Тогда и нам, и им ясно стало, что теперь свидетелей не опрашивать, а допрашивать
будут… Тогда мы…
– Стрелять стали!
– Попали мы, Ян…
– Попали! Да не пропали! Не сказал Войцех ничего лишнего перед вашей стрельбой! Они, если
что и передали перед бойней, – лишь то, что проверять надо направление! А теперь – проверять
нечего! Покойники у нас одни, Вацлав! А у них – одни пропавшие без вести!
– Я не пойму никак, Ян…
– Думай, что у них перед глазами! Нарвались их люди на не тех людей – и сгинули, с ними
заодно! Попробуй докопайся теперь, кто с кем кого и куда! Версий до черта – тут и сговор, и
устранение одних другими с тщательной уборкой и бегством! Людей и вариантов в деле полно, а
следов и трупов – нет! Нет трупов – неизвестно, что среди них нет нас! Разорвутся на куски, ища
всех, а не найдут – никого! Скроемся мы – оборвется наш след!
Светлые глаза Вацлава прояснились – он начал понимать, и силы стали подниматься в нем с
надеждой. Трудно поверить, что Вацлав – красавец с кристально чистыми глазами – просто
палач… нет, не просто палач, а – чудовище, наслаждающееся чужими страданиями. Он пытает не с
ненавистью, а со страстью. Он так жесток, что не ненавидит жертву, как противника, а любит, как
утеху. Он туп, несмотря на то, что куда сообразительнее того же Войцеха. Он туп не умом, а –
душой. И он не только жесток, но и – труслив… готов на все, хватаясь за свою драгоценную жизнь.
– Ты что, думаешь, мы еще выберемся?
– Да, Вацлав! Уверен! Нас не найдут. Они место проверят, конечно, только мы его к проверке
подготовим. Вставай, Вацлав! Живо! Отгоняй машину в подземный гараж. Стаскивай трупы в
подвал.
– Жгут мне на руке затяни туже… И подкинь что-нибудь рану заткнуть… и повязку надо сделать
– стянуть крепче.
– Сделаю сейчас! А ты сразу к машине их иди! Электронику из строя выводи всю и все средства
связи! Уничтожай все, что сигнал дает! Держи – с этой штукой сигнал определишь, передатчики
вычислишь и достанешь. Они чаще высокие частоты используют, низкие – реже. Но ты все равно –
по всем частотам пройдись. Моя аппаратура позволяет. А я трупы обыщу. Давай делай – я проверю
после.
– Передатчики, Ян? Какие передатчики?
– Одни за другими присматривают нередко.
– Друг за другом следят? Люди из одной организации?
82
– Бывает такое.
– Ян, а ты каким образом в курсе их внутренних дел?
– Не твое дело. Вставай!
– Во что ты нас втянул, Ян? Кто с тобой в деле? С кем ты дела ведешь?
– Время выходит! Делай, что говорю, без вопросов!
Вацлав, бледный, как покойник, вдруг покраснел – остатки крови кинулись ему в лицо, дыхание у
него перехватило.
– Ян, я не такой недоумок, за какого ты меня держишь. Твоя девица госбезопасности угрожает.
Это ее ищут! Именно ее, Ян! Ее и тебя!
Приставил клинок ему к горлу. Адреналин колотит меня отчаяньем, но я упорно держу
видимость уверенности. Главное, – не терять убедительности. Главное, – давить на него, не давая
ему продохнуть. Я должен грамотно задействовать все его слабые стороны – все его страхи,
туманящие рассудок.
Я должен приблизить мои первые доводы к правде и подогнать его последующие выводы к моей
лжи. Сбить его мысли с дороги, заставить принять мою ложь, лишь в начале похожую на правду, на
веру, заставить увидеть в ней только то, что мне нужно показать. Черт…
– Вацлав, будь внимателен. Дела обстоят еще хуже…
– Ты втянул нас… Я все понял, Ян! Старик немец сказал… Считал поначалу, что он псих
последний, а он правду сказал – про оружие, про подопытных… Ты с оружием связан, с
военными… Ты им дорогу перешел, они тебя ищут… Они за всем стоят… Они к делу службу
госбезопасности подключили и следят за всем и всеми… Ты их передатчики уничтожать меня
посылаешь…
– Верно, Вацлав… Ты не такой тупой, как я думал… Ты умный… Ты и думать не будешь выдать
меня, Вацлав… И не думай – не выйдет. Ты мой – с головой и внутренностями. На волоске твоя
жизнь висит, а волосок – в моих руках. Решу – перережу его к черту. Не будешь делать, что говорю,
– просто прикончу.
– Ты и так меня прикончишь, Ян.
– Ты будешь жить, пока будешь делать все, что я говорю. Мы с тобой теперь крепко завязаны. И
одна у тебя надежда осталась свою шкуру сберечь – делать все, что я говорю, и верить мне. И
только попробуй пойти против меня. Сдую, как пылинку. А возьмут меня – я молчать не буду. Ты у
них в тюрьме еще раньше меня сдохнешь в мучениях, как бы ты с ними не договаривался. Не друг
ты им, и не быть тебе для них другом. Врагом ты им был на воле, врагом у них в неволи и
сдохнешь.
– Не верю я тебе, Ян.
Нет, не дам я ему времени выбирать, кого больше бояться, – меня или властей. Застрянет он у
меня между страхами намертво – ни ко мне с угрозой, ни к ним с соглашением ни шагу не сделает.
– А у тебя выбора нет. Мы с тобой теперь вдвоем в деле, Вацлав, вместе мы. Одна у нас с тобой
дорога теперь на двоих. Тебе и вообразить не под силу, садист, что у них с нами обоими сделают.
Нам обоим с ними дел иметь нельзя, Вацлав. Они дело не хуже меня знают. Ты же помнишь, как я
вашего колол… Он у тебя сутками молчал, а у меня… На таком допросе, кроме камня, никому не
промолчать… и никому, кроме камня, в живых не остаться…
– Камень не живой, Ян…
– Я об этом и говорю, Вацлав… Никому живому у них живым не остаться… Так что слушайся
меня… Вставай и иди…
Вацлав снова стал бледным, как труп. Он смотрит мне в лицо, мутнеющими от ужаса глазами. Он
мне верит. Он мой. Сделает все, что мне надо, и так, как мне надо. Правда, он постарается
прикончить меня поскорее – при первом случае. Но он – не успеет.
– А мы тебе верили, Ян… А ты нас…
– Живо встал!
– А ты нас… в расход пустил.
– Живо!
83
Он поднялся с трудом, встал у стены согнувшись… выпрямился, стискивая зубы, и вышел.
Теперь – пора заняться уборкой.
– Агнешка, давай наверх! Агнешка, выходи! Тащи автомобильную эмаль, растворители и
полиэтилен! Живо! Крюгер, выходи живей! Пятна крови выводить надо, химик, и запах пороха
вытравлять!
Глава 47
Агнешка остановилась в дверях – бледная и… Она не закричала – только закрыла рот рукой.
Крови здесь, конечно… Черт…
– Пан Мсцишевский…
Девушка подлетела к покойнику, приложила руку к его седой голове, словно проверяя – кровь
заливает его лицо или краска.
– Оттирай кровь!
– Он мертв… О боже! Пан…
– Хватит стоять!
– А Войцех? Войцех!
Выставил ее, толкнув к двери.
– Все мертвы! Оттирай кровь!
Агнешка в ужасе посмотрела на окровавленную руку, перевела взгляд на Вацлава, оттеснившего
