— Остановки через две ОНА сойдет,— поучающе шептал усатый,— и можно будет вернуться. А если в ресторане кто пристанет, скажи, мол, отсек такой-то, а кара, мол, номер — забыл. И порядок.
— Пошли в ресторан, а? Скажем, мол, отсек третий, а кар не помним какой, если спросят,— опустив глаза долу, транслировал Фант Иоланте. Получалось, что он советуется, а не настаивает, как того требовала ситуация. Получалось, что он первый заговорил после долгого молчания, застоявшегося еще с вакуум-станции. Получалось, что он предлагает мириться и сообща давать отпор проискам судьбы. Получалось, что он в своем роде извиняется: ведь для извинения порой нужны не конкретные слова, а слова вообще.
Видит Бог, Фант этого и хотел: капитуляции.
— Интересно, чего это мы в ресторане будем делать? — спросила Иоланта. Она знала, что победителю не грех и по жеманничать.
— Посидим… Переждем… (Подавленный вздох.)
— Там ведь заказывать нужно! (Круглые глаза.)
— Попросим клубниколы принести. (Кривой смешок.)
— Хм… Клубникола!.. Не видала я клубниколы будто! (Глаза-щелочки.)
— Ну, пирожное там… По чашке кофе… (Униженная ухмылка.)
— Мне — два пирожных!
На языке дипломатии это носит название: мир с реституцией и репарацией.
