Страхи академии - Бенфорд Грегори (Альберт)

Жанна вскинула правую руку в привычном жесте. Так она призывала своих солдат и рыцарей Франции на бой против английского короля и подлых английских прихвостней — к которым, как ей теперь стало совершенно ясно, относился и мсье Аруэ де Вольтер. Когда-то Жанна вдохновляла своих воинов на битву, хотя сама питала глубокое отвращение к убийству. И вот теперь она призывала к беспощадной, безжалостной войне против этих… против этих… Жанна задыхалась от возмущения, с трудом проговорив:

— Этих разбогатевших буржуа, выскочек, добившихся милости у аристократов! Этих богатых бездельников, которые никогда не знали, что такое настоящая нужда или голод, которые думают, что лошади так и рождаются — с повозками, привязанными к ним сзади.

— Давай, давай! Задай ему! — сказала волшебница Сибил, донельзя удивленная яростным пылом Жанны. — Это как раз то, что нам нужно.

— Где он? — потребовала ответа Дева. — Где этот ничтожный, мелкий сморчок? Где он? О, как мне хочется ввергнуть его в бездонные глубины мук и отчаяния, которые пережила я сама!

Как ни странно, волшебнице Сибил, похоже, гневное выступление Жанны пришлось по вкусу — словно оно соответствовало ее собственным непонятным целям.

Глава 16

Вольтер довольно хохотнул. Кафе появилось перед ним и развернулось в отчетливой и ясной реальности совершенно независимо от воли и влияния его хозяев-людей.

«Выполнение подпрограммы завершено», — сообщил тихий голос. Вольтер заставил кафе исчезнуть и вновь появиться три раза подряд, чтобы убедиться, что овладел приемом в совершенстве.

Ну что за глупцы эти власть имущие! Они полагали, что могут принудить Великого Вольтера танцевать под их дудку, превратить его в покорного раба! Но вот оно — настоящее испытание, сложнейшая процедура, которая непременно должна произвести впечатление на Деву, даже при всей ее женской непостижимости — которую, впрочем, Вольтер твердо решил постичь.

Используя новые возможности, которые дал ему ученый-мужчина, Вольтер разобрался в причудливой внутренней логике этого странного места. Неужто они считали его примитивным животным, неспособным применить свой блестящий разум для постижения запутанного лабиринта их логики? Он нашел способ — проследив пути электронных потоков, посредством которых исполнялись команды компьютерных программ. Овладеть ньютоновской системой было не менее трудно, но ведь Вольтер с ней справился, не так ли?

Теперь — Дева. Пальцы Вольтера станцевали замысловатый танец, включились логические цепи, и…

В кафе появилась Дева.

— Ах ты дрянь! Мерзавец! — с ходу обругала она Вольтера и подняла наперевес копье, на которое было что-то нанизано.

Что и говорить, Вольтер рассчитывал на несколько иное приветствие. Но он почти сразу разглядел, что на копье болтается копия его " La Pucelle ".

— Дорогая моя, — примирительно проворковал Вольтер, поскольку считал, что, каким бы ни было оскорбление, лучше сразу начать с извинений. — Я все могу объяснить!

— Только это ты и умеешь! — сурово отрезала Жанна. — Ты только и знаешь, что объясняешь, объясняешь, объясняешь! Твои пьесы скучнее, чем все проповеди, которые мне пришлось выслушать на кладбище Святого Оуэна! Твои нападки на святые таинства Церкви показывают, сколь ничтожен и мелочен твой бесчувственный разум, лишенный благоговения и неспособный поверить в чудо.

— Прошу тебя, не принимай все на свой счет, — умолял Вольтер. — Пьеса обличает тех, кто лицемерно и ханжески пред тобою преклоняется, а также всяческие религиозные предрассудки и суеверия! Мой друг, Тьерио, добавил туда гораздо более резкие и непристойные пассажи, чем я когда-либо писал. Что поделать — ему нужны были деньги. Он устраивал спектакли по моей пьесе в разнообразных салонах. Моя бедная девственница превратилась в отъявленную блудницу, чтобы с ее помощью можно было высказать важные и недопустимые слова.

Жанна не опускала копье. Более того, она несколько раз прикоснулась наконечником к обтянутой шелковым жилетом груди Вольтера.

— Дорогая, — сказал он. — Знала бы ты, как дорого мне пришлось заплатить за этот костюм!

— Ты хотел сказать — как дорого твой костюм обошелся Фридриху? Фридриху, этому жалкому, распутному, расточительному человеку, этому позору человечества!

— Эпитеты, на мой взгляд, немного тяжеловесны, — заметил Вольтер. — Однако фраза составлена довольно складно.

Если бы Вольтер воспользовался новообретенными возможностями, он с легкостью мог бы отобрать у Жанны ее копье, просто уничтожить его в одно мгновение — и все. Однако он предпочел силе убеждение. И процитировал изречение Павла, одного из христиан, ненавидевших наслаждения:

— Когда я был ребенком, я разговаривал, как ребенок, и вел себя, как ребенок. А когда я стал женщиной, мне пришлось отказаться от всего мужского.

Жанна от удивления несколько раз моргнула. Вольтер припомнил: инквизиторы осуждали Жанну за то, что она с удовольствием приняла в дар роскошный королевский плащ, и утверждали, что этот поступок опровергает божественное происхождение ее голосов. Легкое движение худощавой руки — и Вольтер сотворил расшитое шантильскими кружевами платье. Щелкнул пальцами — и появился богато украшенный плащ.

— Ты издеваешься надо мной! — сказала Жанна.

Но Вольтер успел заметить, что в ее огромных угольно-черных глазах загорелся огонек интереса и любопытства.

— Я очень рад видеть тебя такой, как ты есть, — сказал Вольтер. — Я нисколько не сомневаюсь, что душа твоя — божественна, но твое нынешнее тело, как и мое — человеческое. И, в отличие от моего, оно — женское.

И он протянул ей одежду.

— И ты считаешь, что я могу променять мужскую свободу и независимость на вот это? — спросила Жанна, поддев копьем плащ и платье.

— Не свободу, — пояснил Вольтер. — Всего лишь доспехи и одежду.

Жанна замолчала, задумчиво глядя куда-то вдаль. Люди на улице спешили по своим делам или проходили мимо, неторопливо прогуливаясь. «Совершенно очевидно, что это — просто декорация, — подумал Вольтер. — Надо будет что-нибудь с ней сделать».

Может, попробовать какой-нибудь фокус? Жанне нравятся всякие чудеса.

— А вот и еще один маленький фокус, которому я научился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Оп-ля! Я могу вызвать Официанта.

И Официант мгновенно возник из ниоткуда, со всеми своими четырьмя руками, на сей раз ничем не занятыми. Жанна, которая, насколько было известно Вольтеру, и сама одно время работала в таверне, не смогла сдержать улыбки. А кроме того, она сняла плащ и платье с копья и аккуратно сложила, а копье отставила в сторону.

Вольтер не удержался и процитировал одно из своих стихотворений:

— Я — человек, мужчина, и горжусь, Что мне не чужды слабости людские. К ногам прекрасной дамы брошу сердце, И буду счастлив, ибо тем возвышусь.

И Вольтер галантно опустился перед Жанной на одно колено. Великолепный маневр — верный, понятный всем и каждому, насколько Вольтер мог судить, исходя из собственного богатого опыта.

Жанна замерла, не в силах произнести ни слова.

Официант приложил обе свои правые руки к тому месту, где у человека располагается сердце, и сказал:

— Вы предлагаете мне свободу, такую же, какая дарована вам самим? Мсье, мадемуазель, я высоко ценю вашу доброту, но боюсь, что вынужден отказаться от этого дара. Я не могу принять такую привилегию только для себя одного, пока мои товарищи обречены до конца своих дней выполнять надоевшую, тяжелую и грязную работу.

— У него благородная душа! — воскликнула Дева.

— Да, но его разум оставляет желать лучшего, — процедил сквозь зубы уязвленный Вольтер. — Всегда будет существовать низший класс, избавляющий элиту от выполнения грязной работы. Это естественно! И создание механических слуг с ограниченными интеллектуальными возможностями — идеальное решение этой проблемы. Остается только удивляться, почему за всю их историю никто не сделал столь очевидного шага…