Небо сингулярности - Стросс Чарлз

Рашель при этих словах слегка вздрогнула, и он ее обнял, неправильно поняв источник ее огорчения. Она не возразила, не желая дать ему понять, что он ее расстроил. С выгрузками ей приходилось иметь дело. Выгрузки первого поколения, только что из вселенной мясных марионеток, проблемой не были, а вот их детки до нее добрались. Рожденные – если это можно так назвать – в виртуальной среде, они быстро уходили от любых норм человечества. Что серьезнее, их представление о реальном мире было неадекватно. Что было совершенно без разницы, пока им не приходилось иметь с этим миром дело, но когда контакты начались, они стали использовать в качестве конечностей развитые наносистемы и время от времени ломали что-нибудь – например, планеты.

Это нельзя было назвать злонамеренностью – они просто созрели в среде, где информация не пропадала, если только кто-нибудь этого сознательно не хотел, где смерть и разрушение были обратимы, где волшебная палочка действовала, а галлюцинации жили своей жизнью и были опасны. Реальная вселенная играла по другим правилам – по тем, от которых в ужасе удрали их предки, как только был создан процесс миграции разумов в распределенные компьютерные сети.

Фестиваль – это, кажется, настоящий «геморрой». С одной стороны, выгруженная цивилизация, привыкшая к всемогуществу в собственной карманной вселенной, решила без всякой видимой причины выйти на свет и поиграть в галактического туриста. С другой стороны, в каждом порту захода к ее услугам были физические машины огромного разума и мощи. Например, кустовые роботы. В их основе – ветвящееся дерево крон. Каждый сук разделяется на конце на две ветви, соединяемые гибким сочленением. Процесс повторяется до молекулярного уровня, и каждая конечная ветвь снабжается наноманипулятором. Результат – серебряный туман с гантелевидной сердцевиной, излучающий когерентные световые волны, способный изменять форму, собирать и разбирать физические предметы по желанию – и могущий построить практически что угодно в желаемой физической форме, начиная с атомных масштабов. Кустовые роботы были идеалом пехоты: стреляй в них – и они сожрут пули, рассекай их на дополнительные ветки – и спасибо тебе за лишний металл.

– Тревожит меня, что будет, когда мы прилетим, – сознался Мартин. Он жестикулировал, бессознательно подчеркивая главное в разговоре. – Кажется, Новая Республика не может на самом деле понять, что происходит. Они видят нападение, и я могу их понять – Фестиваль уничтожил политическую и экономическую систему на одной из их колоний так же тщательно, как бомбардировка с орбиты, – но я не вижу, какой здесь может быть путь к урегулированию. Общей почвы не будет никакой. Чего хочет Фестиваль? Что может заставить его уйти и оставить Новую Республику в покое?

– А мне казалось, ты не в восторге от Новой Республики, – поддела его Рашель.

Он поморщился.

– А ты? Мне не по душе их общественный строй, и они это знают. Вот почему я сижу в этой камере, а не в своей каюте или машинном отделении. Но… – Он пожал плечами. – Одно дело – их общественное устройство, но люди всюду люди, и как-то пытаются сжиться с этой сумасшедшей вселенной. Они мне не нравятся как личности, но это еще не значит, что я хочу их смерти. Они не чудовища, и не заслуживают того, что на них надвигаются, но жизнь вообще несправедлива.

– В том, что она такова, есть и твой вклад.

– Да. – Он опустил взгляд, будто рассматривал что-то, для нее невидимое. – Жаль, что альтернативы нет. Но Герман не может им этого спустить с рук. Либо закон причинности нерушим, либо – полный распад. Будет куда лучше, если их маневр просто не удастся, и тогда весь рейс окажется ляпом неумехи, чем если они добьются успеха и тем поощрят будущих авантюристов добираться до своих врагов по времениподобным путям.

– А если тебя привяжут к мачте, когда корабль направится в Мальстрем?

– Я же не говорил никогда, что я всеведущий. Герман сказал, что попытается меня вытащить, если у меня получится. Хотелось бы мне знать, что он имел в виду. А какие у тебя варианты?

Она скривила губы.

– Может быть, он надул моего начальника, который учил меня никогда не выходить в море без спасательной лодки.

Мартин фыркнул, очевидным образом не поняв.

– Ага, говорят, что капитан всегда тонет со своим судном – да только никто никогда не вспоминает черную команду, тонущую в машинном отделении!

Объявление с мостика вернуло Рашель к настоящему.

– Прыжок через сто секунд.

– Состояние? – запросил Муромец. Все посты по очереди ответили, все шло по плану. – Время до перехода?

– Сорок секунд. Замедление вращения ядра продолжается, идет отрицательный выброс массы.

Глубоко под ногами массивная сингулярность ядра системы привода крутилась все медленнее, высвобождая момент импульса в энергетический вакуум пространства-времени. Вибрации не было, не было ощущения движения, да и не могло быть. Момент импульса – в контексте космического двигателя – был свойством искривленных участков пространства и ничего общего не имел с материей в том смысле, в каком понимает ее большинство людей.

– Продолжайте, капитан второго ранга. – Командир корабля стоял позади, сцепив руки за спиной. – С вашего разрешения, контр-адмирал?

Бауэр кивнул.

– Действуйте по своему усмотрению.

– Идет переход… Чисто. Система координат фиксирована.

– Препятствий нет, – сообщил Радар-1. – Кажется мы на точке.

– Десять «же», направление на центральное светило, – сообщил Илья. Вид у него был почти скучающий – все это за последние три дня уже с десяток раз повторялось. – Подтвердите фиксацию положения, потом дайте мне результат пассивного сканирования. Стандартный профиль.

– Есть. Навигация подтверждает, звезда фиксирована. Ага, на этот раз куда ближе к колодцу. Вижу массивный сброс лишнего тепла с «Канцлера Романова», они прошли.

Это подняло людям настроение. Даже при постоянном ускорении в десять «же» промах на пару астрономических единиц мог потребовать часы или дни для устранения.

– Больше ничего не видно.

– Дайте эхо от лидара. Прерывистый импульс, фронтальный девяносто градусов.

– Эмиссия идет – есть. Профиль ровный.

Основной экран имитатора показал мегаватты лазерного света, пробивающие глубины пространства – в основном жесткий ультрафиолет, синхронизированный пилообразным импульсом корабельных часов.

– Сканирование закончено. Лидар отключен.

Радар-2 доложил:

– Есть отражение! Дистанция… Боже мой! Мы прямо над ним! Дистанция шестьдесят килокилометров. С виду – металл!

– Рулевой! Полную мощность через десять секунд! Курс плюс десять, минус сорок.

– Есть! Двести одиннадцать «же» через пять… три… есть.

Как все местные силы, флот Новой Республики оперировал земным значением ускорения – десять метров в секунду за секунду. На полной боевой тяге «Полководец» мог набрать от нуля первую космическую скорость быстрее чем за шестьдесят секунд; без тонкого балансирования спина ядра по отношению к кривизне пространства вокруг корабля команда была бы раздавлена в лепешку. Но наличие ядра двигателя имело свою цену – субсветовая ракета на ядерном двигателе могла на коротком расстоянии догнать и превзойти в маневренности корабль, отягощенный массой горы.

– Радар, дайте-ка мне детали этого препятствия!

Мирский подался вперед.

– Есть!

На дисплее появился график. Рашель всмотрелась в показания, глядя мимо черепа старшины Борисовича на иззубренные края.

– Подтверждаю…

Радар-2 доложил:

– Еще контакты! Повторяю, множественные контакты!

– Дистанция? – спросил капитан.

– Они – слишком близко! Капитан, очень неясные контакты. Сетка анализа потратила несколько секунд на их разрешение. Очевидно, черные тела с характеристиками «стелз». Дистанция девяносто «ка», один и три десятых «эм», семь «эм», еще один на двести пятьдесят «ка»… Мы посередине!

Рашель закрыла глаза. Холодок пробежал по спине, когда она подумала о малых фабриках-роботах, репликаторах, рое самовоспроизводящегося оружия, размножающемся на низкой орбите вокруг луны газового гиганта. Глубоко вдохнув, она открыла глаза.