Анахрон. Книга первая - Беньковский Виктор

— Что-то я вас не пойму, Сигизмунд Борисович.

— Это потому, что ты, Светлана, непонятливая.

— А у Федора что? — спросила Светочка. Ей надоело пикироваться с шефом.

— Так, Федор, ты у нас Телец. — Сигизмунд снова зашуршал газетой. — Это я помню. Будущий бык. — И осчастливил: — “Для ТЕЛЬЦОВ неделя может стать на редкость удачной. На мелочи лучше не распыляться, сосредоточьтесь на том, что сами считаете главным. Начиная с вечера среды — успех в любовных делах.”

Федор вдруг омрачился.

— Бесовство все это, — сказал он.

Сигизмунд вынырнул из-за газеты.

— Что?

— Волхование бесовское, — еще мрачнее определил Федор. — Мне батюшка уши оборвет.

— А вообще-то сбывается, — заметила Светочка.

— Отец Никодим-то? Непременно оборвет, — с удовольствием подтвердил Сигизмунд. — Я с ним по телефону поговорил — и то у меня уши на ниточках повисли…

— Преследование по религиозным основаниям, — заметила Светочка. — В Америке за это в тюрьму сажают.

— Слушай, Светка, что ты вчера такого читала?

— Я не читала, я ток-шоу по шестому каналу смотрела.

— Здесь не Америка, — солидно молвил Федор, прихлебывая чай. — Америка — она от своей бездуховности гибнет. И лютеранства. Баптизма всякого. Мормонства растленного. А здесь — Россия. Особый путь у нее, вот.

— Византия здесь дремучая, — сказал Сигизмунд. — Только еще хуже.

— Не хотите — не верьте, — обиделся Федор. Он допил чай и ушел мыть свою чашку.

Светочка изумленно посмотрела ему вслед.

— Что это с ним?

— Православный он у нас теперь, Светлана, — сказал Сигизмунд с печалью. — Вот что. Его отец Никодим обратил.

Светочка призадумалась. Еще чаю себе налила. Когда Федор вернулся, приставать стала: как по-православному языческое имя Светлана будет? Языческое ведь имя, да?

Федор сказал, что спросит у батюшки.

А Сигизмунд спросил:

— Слушай, Федор. Не шутка. Есть какой-нибудь святой, которому об упреждении пожаров молиться надо?

Федор, атакуемый с двух сторон, глядел исподлобья. Не понимал, насмехаются или как. Сказал, что спросит. Может, и есть такой святой.

Сигизмунд дружески взял его за плечи.

— Ты, Федор, не куксись. Если такой святой есть, я ему свечу поставлю. Я ведь крещеный, только в церковь не хожу.

— А это вы зря, Сигизмунд Борисович, — строго сказал Федор. Потом подумал и добавил: — Я насчет вашей проблемки-то узнаю, не беспокойтесь. Только я так вот думаю: тут в комплексе рассматривать надо. Как при страховании. Чтобы уж совсем от наездов, от пожаров, от инфляции… У шурина один был друг, вместе служили, он потом на воздушных шариках состояние сколотил — так он в “черный четверг”, когда доллар-то скакнул, застрелился. Натурально. В такой грех ввели.

Сигизмунд вдруг ощутил зависть. Не дано ему было так вот сразу, легко и истово, уверовать. Не дано.

Бесцеремонно врываясь в мысли Сигизмунда, зазвонил телефон. Федор взял трубку. Уставным тоном доложил:

— Это вас, Сигизмунд Борисович.

И протянул ему трубку — отточенным, резким движением. Как на командном пункте.

Сигизмунд уловил краем глаза, что Федор подмигнул Светочке. Баба звонит, не иначе.

С тяжким предчувствием взял трубку.

— Морж у аппарата.

Не сразу понял, кто говорит. Вместо ожидаемого недовольного “Але, это Наталья” услышал задыхающуюся скороговорку. Потом сообразил: Аська. Сразу повеселел, полюбезнел.

Глядя на Сигизмунда, Федор многозначительно подвигал бровями. Потом отвернулся. Из деликатности.

Светка тыкала пальчиком в калькулятор. Была недовольна.

Аська вышла из головокружительного романа. Шестого на памяти Сигизмунда. Желала тепла, понимания, общения с давним другом. Говорила, что одна подруга, уезжая, оставила ей на прокорм крысу — представляешь? — беленькую такую, хорошенькую крыску с красненькими глазками, так эта крыска проела свою коробку и в первую же ночь утекла на кухню и живет теперь за холодильником, и грызла там все что-то, грызла, а потом прогрызла и оказалось, что это провод от холодильника, и холодильник за ночь отморозился и протек к соседям, теперь у них пятно на потолке…

Сигизмунд стал осторожно выяснять, что же от него-то, Сигизмунда, в данной ситуации требуется: тепло с пониманием, поимка крысы или побелка потолков у соседей. Оказалось, что требуется проводок припаять обратно.

В принципе, видеть Аську Сигизмунду хотелось. И даже очень. Соскучился. И интересно, в какой цвет она свой ежик выкрасила? Однажды Аська все волосы на теле покрасила фиолетовым. Даже там, где не видно. То есть, кому не видно, а кому и очень видно. Смешно было. У нее потом щипало, она сбрила и мазала чем-то жирным. Тоже смешно было.

— А как ее током не уделало? — спросил Сигизмунд.

— Кого?

— Крыску.

Оказалось — потому, что беленькая такая, славненькая, с красными глазками, виварная…

— Ну, вечером… после работы заеду. Только не рано.

— Ладно, я тогда спать лягу.

Оказалось, Аська еще не ложилась. Крыску из-под холодильника выковыривала. Безуспешно.

Сигизмунд положил трубку. Поразмышлял. Светочка решила не обижаться — толку-то. У нее, Светочки, между прочим, муж есть. И боец Федор всегда готов. Да и Сигизмунд Борисович от нее никуда пока что не делся.

— Кстати, Сигизмунд Борисович, — сказал Федор. — Я тут вот что подумал… Вы Николаю Угоднику поставьте. Он, как говорится, оптом… в комплексе. И от потопа, и от пожара. Лысый такой, с крестами на плечах.

Федор повозил пальцами у себя на плечах, будто рисуя погоны.

— Спасибо, — сказал Сигизмунд.

— Поставьте, поставьте, — уже уверенно присоветовал Федор. — Хуже не будет.

— Да, — задумчиво проговорил Сигизмунд, думая о девке и вообще обо всем, — хуже уже не будет.

Светочка погрузилась в свой бесконечный отчет. Заехал Генка, завез деньги. Был обозван мудаком. Уехал.

Сигизмунд пересчитал деньги. Убрал в бумажник. Федор осуждающе сказал:

— А че вы его мудаком-то?

— Оздоровительная процедура, — пояснил Сигизмунд. — Вот вы с шурином…

— А… — понимающе сказал Федор.

Сигизмунд склонился над своим бизнес-ежедневником. Принялся там что-то черкать. Сегодня в полдень должны прийти какие-то — снимать помещение. Если им сдадут.

…А в голове назойливо вертелось почему-то:

Я купил советский кондом.

И ты купил советский кондом…

Аська тоже эту песню любит. И петь пытается. Получается смешно.

Ровно в двенадцать, что называется — с ударом пушки, в офисе нарисовалось два молодых человека. По поводу субаренды помещения. По виду оба — примерно середины семидесятых годов рождения. Сразу видно, что приносить пользу социалистическому отечеству не обучены. Впрочем, вежливые. И точные. Это хорошо.

— Здравствуйте.

И ноги вытерли — о порог пошкрябали.

— Добрый день, — отозвался Сигизмунд холодно.

— Мы по поводу субаренды.

Улыбка приветливая, но сдержанная. Хорошо, хорошо…

— Да, пожалуйста.

Сам с места не встает, ждет. Еще более небрежно сел, авторучкой пристукнул по ежедневнику. Боец Федор встал в дверях, скрестив руки. Хорошо стоит. Это он молодец.

— Вы давали объявление в газете?

— Да, да. Разумеется.

Ребятки представились. Того, кто пониже, звали Сергеем; того, кто повыше, — тоже Сергеем. Неназойливо и некучеряво.

Тот, что пониже, востроглазенький, быстренько-быстренько стрельнул влево-вправо, все ощупал. На первый погляд остался доволен. Второй продолжал приветливо улыбаться.

— Помещение хотелось бы посмотреть.

— Пойдемте.

Сигизмунд встал, ребятки двинулись за ним. Шествие замыкал Федор. Светочка даже глаз не подняла.