Рассказы - Казанцев Александр Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55

Это равно числу электронов на устойчивых орбитах (в физике!).

Махатмы все знали, все! 2, 8, 18, 32 и обратно 32, 18, 8, 2 — строение оболочек элементов (химия!).

— Почему же этого нет в дневнике?

— Потому что автор записи ничего в этом не понимал.

— А что это за сакраментальные цифры 260 и 64?

— 64! Это 4 в кубе! 4 — символизирует аденин (А), гуанин (Г), цитозин (Ц) и тимин (Т). Для 20 аминокислот, требуемых человеку, нужны 64 тройки оснований, так как код их триплетен.

Необходимо 4^3=64. Кстати, 260=4х65, а 65 — сумма угловых цифр по диагоналям четырех квадратов «насика». 1+64, 28+37, 40+25, 61+4! И еще…

— Михаила Николаевича уже невозможно было остановить. Он рисовал в «насике» спираль (170).

— Это двойная спираль биологического кода, — объяснял он, — с числом полей по большой диагонали — 2, 8, 18, 32! Это как бы 32 группы симметрии в кристаллографии. Кстати, вспомните сетку на «насике», так напоминающую кристаллическую решетку.

Или кристаллические фигуры диагональных квадратов! Но двойвая спираль еще и астрономический символ, скажем, схема строения галактик. Но вернемся к учению о жизни. Заметим, что ДНК — это АГЦТ, РНК — АГЦУ. У — урацил — аналог тимина.

Строение ДНК и РНК, то есть дезоксирибонуклеиновая и рибонуклеиновая кислоты, составляющие основу наследственного кода любого существа: и комара, и слона, и человека-по своему строению одинаковы и отражены (пусть символически) в шахматах!

— Сдаюсь! — поднял я руки. — Остановите часы. Впрочем, с часами я не играю. Одно мне ясно, если шахматы хоть в какой-то мере зиждятся на математических или биологических основах, то…

— И астрономических! космических! Они отражают химические реакции, ядерный процесс, синтез белка, рождение и смерть звезд!..

— Стоп, стоп, стоп! Как же вы можете искать алгоритм шахмат? Вы же убьете их!

— Почему же? Подъемные краны и экскаваторы не уничтожили тяжелую атлетику. Алгоритм пригодится и в теории шахмат, и при анализах. И, может быть, заставит шахматистов искать пути сохранения единоборства. Скажем, так изменить регламент игры, чтобы заканчивать партию за один прием. Разве не лучше, чтобы в состязании участвовали только сами шахматисты-соперники, а не их команды секундантов и помощников.

— Мысль не нова. Ее выдвигал еще гроссмейстер Давид Бронштейн. Разве что угроза применения вашего алгоритма поможет?

Честное слово, я боюсь, что он умертвит живую мудрую игру. И вам ли, покушающемуся своим алгоритмом на основу шахматной борьбы, печься о чистоте единоборства шахматистов, обязанных торопливо закончить партию в один прием? Что ж, публикуйте тогда свой алгоритм. Публикуйте!

— Не раньше чем выиграю у гроссмейстера.

— Благодарю вас за оценку проигранной мной партии.

— Но она же была экспериментальная, — попытался он утешить меня.

— Нет, нет! Я вполне согласен с вашей оценкой моей игры.

Но я от души благодарю вас за этот эксперимент.

— А я благодарю за Махатма, за беседу Рериха с ним. За то, что сумели убедить меня в причастности шахмат к объективным законам математики и природы. Может быть, потому они так жизненны? Я не боюсь применить к ним желанное вами слово «чудо».

ГОСТЬ БАСТИЛИИ

Рассказ блестящего графа де Лейе о том, как ему удалось решить задачу древнеегипетских жрецов бога Ра в каземате колодца Лотоса, где не осилившие этого задания погибали, привел в восторг гостей баронессы Шарлотты де Гранжери, которая представила графа как главный сюрприз вечера. Одарив его восхищенным взглядом, она произнесла:

— Граф, вы — живая легенда в парижском обществе, к тому же непревзойденный рассказчик! Вы не можете лишить нас еще одного рассказа о том, как вы променяли блеск аристократических салонов на скучную мантию математика.

— Охотно, баронесса, но я расскажу о нашей семейной легенде, связанной с великим математиком Франции Пьером Ферма, которому я обязан своим существованием.

— Граф! — жеманно воскликнула хозяйка салона, погрозив гостю пальчиком,

— вы переходите границы дозволенного, компрометируя кого-то из своих предков по женской линии: Пьер Ферма, не принадлежа к нашему кругу, да еще живя около трехсот лет назад, не мог быть вашим законным предком!

— Что вы, баронесса! — возразил граф. — Я не существовал бы без Пьера Ферма, поскольку он был незаурядным юристом и спас от смерти моего безвинного предка графа Рауля де Лейе, вызволив из Бастилии и его отца, графа Эдмона де Лейе.

— Боже! Как интересно! Так расскажите же нам! — попросила подруга баронессы маркиза де Вуазье.

— Но он, Пьер Ферма, был еще и великим математиком не только своего времени, но и нашей эпохи, ибо его великая теорема не доказана до сих пор <Современные электронно-вычислительные машины, проделав многие миллионы вычислений, практически показали правоту вывода Пьера Ферма, но сделанное им и не дошедшее до современности доказательство его Великой теоремы так и не восстановлено до сих пор.>, хотя ученые всего мира триста лет старались воссоздать неопубликованное Ферма его доказательство.

Я тоже увлекся этой теоремой и стал математиком, правда, без мантии, так пугающей нашу очаровательную хозяйку.

— Так просто? — разочарованно произнесла баронесса. — Нет, вам не уклониться от рассказа. Где же ваша легенда о спасении графа Рауля де Лейе?

— Вот я и расскажу вам о том, как Пьер Ферма стал гостем Бастилии.

— Бастилия! Это ужасно! — воскликнула маркиза де Вуазье. — Народ разрушил ее в дни Великой Революции.

— А вот это уже поистине легенда. Бастилию действительно разобрали, но не усилиями революционных масс. Это сделали строительные рабочие спустя несколько лет после революции. Но триста лет назад ее стены возвышались в центре тогдашнего Парижа. Но я несколько отвлекся, тем более что в Париже в то время было немало и других монастырских стен, близ которых обычно происходили запрещенные в описываемое время дуэли.

В тот день, вернее утро, к одной из таких монастырских стен подъехал верхом грузный всадник в черном плаще и черной шляпе, надвинутой на глаза.

Всадник завернул за угол, чтобы постучать в монастырские ворота, но внезапно трое пеших гвардейцев кардинала преградили ему путь. Всадник не внял грозному окрику и направил коня на гвардейца, тесня его.

Тот обнажил шпагу:

— Не угодно ли спешиться, сударь?

— Зачем? — буркнул всадник, не осаживая коня.

— Чтобы следовать за нами, — ухватился за стремя гвардеец.

— По какому праву?

— Именем его высокопреосвященства господина кардинала.

— Кто это высоким именем останавливает проезжих путников, как разбойник на большой дороге? — послышался громкий голос.

Всадник увидел трех спешащих к нему мушкетеров.

— Что мы видим, господа гвардейцы? — продолжал тот /ке голос, принадлежащий первому из мушкетеров, — трое против одного? Это не благородно. Если вы немедленно не сочтете возможным принести извинения остановленному вами господину, мы предложим вам иное соотношение сил: трое против троих. Так вам будет угодно?

— Вы опять затеваете, господа мушкетеры, запрещенные его величеством и его высокопреосвященством поединки? Мы находимся при исполнении служебных обязанностей, выполняя приказ, и никто не имеет права нам мешать.

— Полноте, господин гвардеец! — продолжал задиристый мушкетер. — Разве можно помешать в чем-нибудь безнадежным бездельникам?

— Вы ответите за свои слова перед его высокопреосвященством.

— Простите, почтенный гвардеец, но я не вижу здесь его высокопреосвященства, перед которым должен отвечать.

— Мы доставим вас к нему, не беспокойтесь.

— Очень интересно, какой способ вы выберете для этого?

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55