В чертогах марсианских королей - Варли Джон Герберт (Херберт)

Втайне мы знаем, что мы выживем. А умрут другие люди. Вот о чем все эти рассказы про апокалипсис.

И все эти рассказы – ложь. Ложь, ложь и ложь.

Есть только один правдивый рассказ на эту тему, который вы когда-либо прочитаете.

Умрут все. Вашему отцу и матери оторвало головы и раздавило под рухнувшим зданием. Их головы съедят крысы. Вашему мужу выпустили кишки. Ваша жена ослепла после вспышки и бродила по пепелищам, пока взбесившиеся от страха собаки не сожрали ее живьем. Брат и сестра сгорели вместе с их домами, а огненная буря превратила их тела в тончайший пепел. Ваши дети… простите, очень не хочется вам это говорить, но дети прожили долго. Целых три бесконечных дня. В эти дни они выблевывали внутренности, смотрели, как с их костей спадает плоть, и обоняли вонь гангрены, расползшейся по истерзанным ногам. И спрашивали вас, почему такое произошло. Но вы не могли им ответить. Я ведь уже рассказал, как вы умерли.

Вот для этого вы и платите налоги.

Манекены

– Вы уверены, что она не опасна?

– Совершенно. Во всяком случае, не для вас.

Эвелин сдвинула заслонку на окошке в двери и постаралась справиться с одолевающими ее дурными предчувствиями. Она поздновато обнаружила, что от мыслей о безумцах ее мутит.

Осмотревшись, она с облегчением поняла, что страшилась она вовсе не пациентов. Причиной была сама атмосфера крепости, царившая в «Бедфорде». Это заведение было кошмаром из зарешеченных окон, комнат с мягкой обивкой, холщовых простыней и смирительных рубашек, шприцев и дюжих санитаров. Настоящая тюрьма. При наличии таких мер предосторожности ее нервное отношение к тем, для содержания кого клиника была построена, было лишь естественной реакцией.

Она еще раз заглянула в палату. Женщина в ней была слишком маленькой, спокойной и уравновешенной, чтобы стать причиной всего этого переполоха.

Доктор Барроуз закрыл толстую папку, которую просматривал. «Барбара Эндикотт. Возраст: 28 лет. Рост: 158 см. Вес: 46 кг. Диагноз: параноидная шизофрения. Примечания: пациентку следует считать опасной. Возвращена в клинику для наблюдения уголовным судом Содружества Массачусетс, убийство. Чрезмерная враждебность к мужчинам». Там было написано больше, намного больше. Эвелин прочла часть этого материала.

– У нее чрезвычайно защищенный психоз. Как и обычно, учитывая алогичные исходные положения, система бреда тщательно сконструирована и внутренне непротиворечива.

– Знаю.

– Знаете? Да, полагаю, что знаете – из книг и фильмов. – Он вручил ей папку. – Вы увидите, что реальное общение с кем-то из них несколько отличается от ваших представлений. В том, о чем они говорят, они уверены так, как никогда не будет уверен ни один здравомыслящий человек. Все мы живем, испытывая небольшие сомнения, знаете ли. Они – нет. Они видят истину, и ничто не убедит их в обратном. Чтобы иметь с ними дело, надо крепко держаться за реальность. Пообщавшись с ней, вы, вероятно, будете немного ошарашены.

Эвелин хотелось, чтобы он замолчал и открыл дверь. У нее не имелось опасений насчет собственного чувства реальности. Неужели его действительно тревожит, что маленькая женщина собьет ее с толку той чепухой, что описана в ее истории болезни?

– Всю прошлую неделю мы лечили ее электрошоком, – сказал Барроуз и беспомощно пожал плечами. – Знаю, что об этом говорят ваши преподаватели. Это не было моим решением. Просто не существует иного способа достучаться до таких людей. Когда у нас заканчиваются доводы и убеждения, мы пробуем шок. Ей на пользу он не идет. Ее психоз остается таким же защищенным, каким был всегда.

Он покачался на пятках, хмурясь.

– Полагаю, вы можете спокойно войти. Вы в полной безопасности. Ее враждебность направлена только на мужчин.

Он кивнул санитару в белом комбинезоне, похожему на нападающего «Национальной футбольной лиги», и тот повернул ключ в замке. Открыв дверь, санитар шагнул в сторону, пропуская Эвелин.

Барбара Эндикотт сидела на стуле возле окна. Через него струился солнечный свет, и тень от решеток перекрестьями падала на ее лицо. Она повернулась, но не встала.

– Здравствуйте, я… Эвелин Уинтерс.

Женщина отвернулась, едва Эвелин заговорила. Ее уверенность, и без того слабая в этом недружелюбном месте, грозила покинуть ее полностью.

– Я хотела бы поговорить с вами, если не возражаете. Я не врач, Барбара.

Женщина повернулась и посмотрела на нее.

– Тогда почему на вас этот белый халат?

Эвелин посмотрела на свой лабораторный халат. Она чувствовала себя глупо в этом дурацком одеянии.

– Они сказали, что я должна его носить.

– Кто такие «они»? – осведомилась Барбара с намеком на усмешку. – Да у вас паранойя, милочка.

Эвелин немного расслабилась.

– Ну, этот вопрос должна была задать я. «Они» – это персонал этой… клиники. – «Расслабься, черт побери!» Увидев, что Эвелин не врач, женщина стала вполне дружелюбной. – Думаю, это для того, чтобы отличать меня от пациентов.

– Верно. Будь вы пациентом, вам дали бы синюю одежду.

– Я студентка. Они сказали, что я могу с вами поговорить.

– Так валяйте.

Тут она улыбнулась, и это оказалась настолько приветливая и нормальная улыбка, что Эвелин улыбнулась в ответ и протянула руку. Но Барбара покачала головой.

– Это мужское, – пояснила она, указывая на руку. – Видишь? Мол, у меня нет оружия. Я не собираюсь тебя убить. Мы в этом не нуждаемся, Эвелин. Мы женщины.

– О, конечно. – Она неуклюже сунула руку в карман халата, сжала кулак. – Можно мне сесть?

– Конечно. Здесь только кровать, но она вполне жесткая, выдержит.

Эвелин села на край кровати, положив на колени папку и блокнот. Балансируя на краю, она обнаружила, что все еще удерживает вес тела на пятках, готовая вскочить в любой миг. Унылость палаты неприятно подействовала на нее: она увидела шелушащуюся серую краску на стенах, желтое оконное стекло в нише за сетчатым экраном, прикрепленным к стене серыми болтами. Пол был бетонным, сырым и неприятным. В комнате слышалось легкое эхо. Единственной мебелью были стул и кровать с серыми простынями и одеялом.

Барбара Эндикотт оказалась маленькой брюнеткой с гладким совершенством черт лица, которое напомнило Эвелин восточных женщин. Кожа бледная, вероятно, после двух месяцев в палате. Но здоровье у нее было крепкое. Она сидела в пятне солнечного света, впитывая те лучи, что проникали через стекло. Одета в голубой купальный халат на голое тело, подпоясанный на талии, на ногах матерчатые шлепанцы.

– Значит, я ваше задание на сегодня. Вы сами меня выбрали или кто-то другой?

– Мне сказали, что вы разговариваете только с женщинами.

– Это так, но вы не ответили на мой вопрос. Извините. Я не намеревалась заставить вас нервничать, честно. Я больше такой не буду. Я вела себя как сумасшедшая.

– О чем вы?

– Вела себя вызывающе, агрессивно. Говорила все, что хотела. Так себя здесь ведут все безумные люди. Но я, разумеется, не сумасшедшая.

Она подмигнула.

– Я не смогла бы понять, разыгрываете ли вы меня, – призналась Эвелин и внезапно ощутила себя гораздо ближе к этой женщине. Это была ловушка, в которую легко угодить – думать о психически неуравновешенных людях как о слабоумных, лишенных умственных способностей. В этом смысле с Барбарой Эндикотт было все в порядке. Она была способна проявить тонкость ума.

– Конечно же я сумасшедшая, – сказала она. – Иначе меня бы здесь не заперли, верно?

Она улыбнулась, и Эвелин расслабилась. Напряженность в спине ушла, кроватные пружины скрипнули, приняв вес ее тела.

– Хорошо. Хотите об этом поговорить?

– Не уверена, что вы захотите слушать. Вы ведь знаете, что я убила мужчину?

– А это так? Я знаю, в суде полагают, что да, но они поняли, что вы не в состоянии предстать перед судом.

– Ладно, я его убила. Я должна была выяснить.

– Выяснить что?

– Сможет ли он ходить без головы.