Министерство будущего - Робинсон Ким Стэнли

Поэтому встречи шли без перерыва. Мэри по-прежнему проталкивала замысел создания денежной единицы для оплаты декарбонизации и смягчения потерь. Прошло несколько недель, глобальная экономика от рецессии перешла к депрессии. Дик почти убедил Мэри, что налогообложение вполне подходящий инструмент, способный дать нужный эффект сам по себе. Важнее всего, уверял он, разница между затратами и выгодами. В отношении баланса в бухгалтерских книгах налоги играли роль и кнута, и пряника. Если взять баланс отдельного лица, компании либо государства, между кнутами и пряниками не было никакой разницы. И то, и другое стимулы. Если налоги будут взымать государства, они же и получат деньги вместо того, чтобы просить центральные банки напечатать новые – прибыток вместо затрат. Когда твоя деятельность облагается жестким налогом, причем по прогрессивной шкале, то чем больше ты ею занимаешься, тем больше налог играет роль кнута, заставляя тебя отказаться от этого вида деятельности. Отказавшись, ты тем самым избегаешь налога, его больше не надо платить, отсутствие этого платежа склоняет баланс в положительную сторону. Получается, что избегание действий, облагаемых налогом, играет роль пряника.

Мэри понимала, куда клонит Дик, однако в конце каждого спора их мнения все равно расходились. Возможно, дело скорее в психологии, чем в экономике, но люди предпочитали избеганию издержек получение денег за конкретные дела. Между кнутами и пряниками существовала психологическая разница, пусть даже цифры в бухгалтерской книге мало различались. Одно тебя кормит, второе бьет по голове. Совершенно не то же самое. Мэри приводила довод снова и снова, Дик улыбался в ответ своей чудаковатой улыбкой экономиста, словно признавая фундаментально отвлеченный характер экономической науки, как если бы она была мнением марсиан или полезным, но оторванным от реальности советом ИИ. Последнее более или менее было правдой.

Кстати о пряниках: у нефтяной промышленности имелись оборудование и опыт, которые можно было перенацелить с выкачивания нефти на перекачку воды. Гонять по трубам воду намного проще. И это здорово, потому как перекачка воды из океана в Антарктиде потребует феноменальных усилий. Даже в том случае, если эти усилия ограничатся выкачиванием воды из-под нескольких крупных ледников, потребуется масса насосов.

Если нефтяная промышленность будет вынуждена прекратить почти всю добычу нефти, их можно привлечь к выкачиванию воды. Или погружению уловленной двуокиси углерода в отработанные нефтяные скважины. Прямое улавливание углекислого газа из атмосферы все больше представлялось важной частью глобального решения, однако, если его довести до масштабов, отвечающих размерам проблемы, в итоге возникнет огромное количество сухого льда, который куда-то надо будет девать. Закачивание углекислого газа под землю решило бы проблему хранилищ. В одном смысле закачивание вместо выкачивания было бы проще и дешевле добычи нефти, в другом – труднее и дороже. Однако в любом случае нефтяники пользовались бы уже существующей технологией, мощной и широко распространенной. Если нефтяной отрасли заплатить за предоставление своей техники для решения насущных задач, выиграют все.

Адвокаты и управленцы сектора углеводородного сырья проявили интерес. Частные компании увидели в предложении министерства палочку-выручалочку для перехода к постнефтяному бизнесу. Государственные компании заинтересовала идея компенсации за бездействующие активы, под которые они набрали кредитов, подчиняясь безудержной финансиализации, характерной для того времени. Получить деньги за перекачку воды из океана в некий сборный бассейн? За нагнетание углекислого газа в скважины? Сколько? И кто оплатит начальные расходы?

– Вы и оплатите, – сказала им Мэри.

– С какой стати? У нас нет денег.

– Потому что, если откажетесь, мы вас затаскаем по судам. Деньги у вас есть. На начальные расходы по трансформации вам хватит, и, если вложитесь, мы заплатим гарантированной валютой, поддержанной всеми центральными банками мира, стоимость которой будет только увеличиваться. Таково исконное свойство этой денежной единицы – верная ставка, что бы ни случилось.

– За исключением краха цивилизации.

– Да. Если хотите, можете сыграть на понижение в отношении будущего цивилизации. Неплохая ставка, что и говорить. Вот только кто выплатит навар? В то время как в случае длинной позиции и выживания цивилизации ваш ждет огромный куш. Поэтому умнее играть в долгую.

Играйте в долгую. Мэри часто ловила себя на том, что повторяет эту фразу. Боб Уортон назвал ее «дальним навесом Мэри». Странно уговаривать играть в долгую мужчин среднего возраста, холеных, катающихся как сыр в масле в своем богатстве и, как подсказывала их аура, сексуально удовлетворенных; если убедить их играть в долгую, это могло вызвать то, что кто-то назвал «эрекцией сердца». Ну, раз уж она завлекала их к уверенному проникновению в мир, в тело праматери Геи, такое великое, живое и грозное, то пусть будет так. Что с того? Мэри не питала иллюзий, что сама она – издерганная, уже не молодая женщина-бюрократ из хромоногой беззубой международной организации – могла сойти в глазах этих мужчин за дублершу Матери Земли. Но все же она женщина или, по выражению пиратов Пензанса насчет глуховатой служанки Рут, «полнейший раритет» [15]. Мэри могла немного на этом сыграть и играла.

Она устраивала безжалостные порки – искючительно из типично ирландского презрения к притворству, которого хватало на таких встречах. Другими словами, мужчины, с которыми она имела дело, были ей противны, однако приходилось преследовать более высокие цели.

В кабинет заглянула Янус-Афина. Она выглядела противоположностью эротическому напору банкиров-мужчин, проект ИИ задумывался так, чтобы сгладить гендерные различия, создать личность, балансирующую в крайне узком промежутке, где пол невозможно доподлинно определить. Что само по себе, надо полагать, было новым гендером. Мэри и сама бы не поверила в существование этого промежутка, если бы не видела Янус-Афину воочию каждый день, совершенно непостижимую в половом аспекте или, выражаясь точнее, начисто лишенную преобладания мужского либо женского начала. Такое можно было сотворить лишь в результате продолжительных, хитроумных опытов.

Мэри посмотрела на эксперта-ИИ с обычным любопытством. Ее подмывало спросить: «Я-А, какой пол тебе присвоили по рождению или никакого вообще?»

Однако такой вопрос шел вразрез с правилами общения, заданными ею самой, Я-А или обществом в целом. Подобный вопрос мог означать неуместное вмешательство, если не помеху для нормальной работы Я-А. Не исключено, что Я-А много раз об этом спрашивали – прямо или намеками, однако Мэри не собиралась этого делать. Важнее просто принять непохожесть ИИ и правила игры.

– Что у тебя, Янус-Афина?

– Группа ИИ готовит инструменты с открытым исходным кодом, имитирующие функции всех крупных социальных сетей.

– Чтобы люди перешли на новую сеть?

– Да. Она будет охранять личные данные с помощью квантовой криптографии.

– Значит, Китай, скорее всего, не допустит ее использования своими гражданами.

– Возможно. На Китай сильно давит необходимость перемен, так что пока неясно, к чему это приведет. Для всех остальных пользование этой сетью означает, что люди сами будут распоряжаться личными данными, их никто не сможет использовать и отслеживать. Продажа личных данных все еще будет разрешена, но в добровольном порядке. Этой меры, надежного шифрования и общественного владения сайтами по принципу общинного пользования должно хватить, чтобы их полюбили все пользователи мира. Достаточно объявить новость, упростить доступ, назначить дату, подготовиться к первому наплыву – бах, дело сделано.

– Много ли пользователей, на твой взгляд, перебежит в новую сеть?

– Половина, возможно, немедленно. Через несколько лет – все.

– Отсечем башку «Фейсбуку»?

– И всем им подобным.