Конец детства (сборник) - Головачев Василий Васильевич

— Предлагаю не обсуждать сегодня организационные вопросы, — сказал Богаев, — что делать руководству района, что нам, и как остановить рост Башни. Об этом пусть думают соответствующие органы. Наше дело — изучение феномена, взаимодействие отрядов и их снабжение необходимым оборудованием и техникой. Дискутировать некогда, пусть начальники отрядов доложат свои мнения о тех объектах, исследованием которых они занимаются.

Он сел. Все посмотрели на Старостина, но тот молчал. Ивашура дал кому-то знак, встал бородатый, крупноголовый, похожий на писателя Юлиана Семенова, начальник группы физиков-ядерщиков из ОИЯИ.

— Наша группа изучает все электрофизические феномены, в частности — “мертвые выбросы”, — начал он густым “протодьяконовым” басом. — Внешне это выглядит довольно безобидно: черная струя, похожая на струю дыма, длиной от двухсот метров до одного километра. Но все предметы, попадающие в эту струю, сохраняя форму, “вырождаются” в полиметаллические болванки! Цепочка ядерных превращений происходит почти мгновенно и абсолютно бесшумно, без видимых вторичных эффектов! Значение этого открытия трудно переоценить. Ведь перед нами технология будущего, причем очень далекого будущего: синтез любых тяжелых элементов из любых простых — водорода, кислорода, углерода, кремния!

— Пока что “мертвые выбросы”- стихийное бедствие похлеще утечки радиоактивных веществ типа чернобыльской, — подал реплику кто-то из стоящих у двери.

— Утечка радиоактивных веществ из реактора — не стихийное бедствие, — возразил чернобородый физик. — А “мертвые выбросы” в действительности гораздо менее опасны, чем утечки. Пользуясь случаем, прошу выделить дополнительные средства нашей группе, а именно…

Аудитория зашумела, послышался смех, восклицания, одобрительные и негодующие реплики, ворчливые замечания ученых старшего поколения.

— Но вы не объяснили, что такое эти ваши “выбросы”, — сказал Старостин, переждав шум.

— А я не знаю, — ответил физик под дружный смех собравшихся. — Может быть, это праматерия, легендарный апейрон древних греков, первооснова всего сущего, а может, облако кварковой субстанции с дефицитом глюонов… — физик осекся. — Извините, проще объяснить гипотезу, пожалуй, не смогу.

Одинцов снова придвинулся к Ивашуре.

— Кто этот бородатый? Личность вроде знакома…

— Доктор физико-математических наук Меньшов. Ваше ведомство должно опекать таких крупных специалистов.

— Наше — нет, за других не ответчик. Просто почитываем научно-популярную литературу для общего развития. По-моему, я читал статьи этого Меньшова в физических журналах и в журнале “Природа”, там даются портреты авторов.

Сквозь толпу пробрался к Ивашуре лейтенант Куща, нагнулся к уху:

— У Башни полчаса назад потерпел аварию вертолет авиаконтроля.

— Пострадавшие?

— Неизвестно. Экипаж вертолета — четыре человека: пилот и трое исследователей. На вызовы не отвечают.

— Где это?

— Северо-восток, со стороны деревни Спасово, примерно в километре от Башни. Их локаторщики вели, я узнавал, они же и сообщили.

Ивашура оглянулся на Богаева, сделал знак продолжать и выбрался из комнаты. Одинцов последовал за ним.

— Что будем делать? — он слышал разговор.

— Тревогу, во всяком случае, поднимать рано. Вот что, Толя, — обратился Ивашура к лейтенанту. — Дай предупреждение по линии, и пошли в точку падения ближайший наряд, и предупреди скорую. А мы подскочим по воздуху.

Лейтенант козырнул и скрылся в домике военного поста связи.

Возле штаба стояли два вездехода и вертолет, приданный штабу в оперативное пользование. Ивашура направился к нему, на ходу вытягивая антенну из плоской коробки рации.

— Диспетчера мне, — бросил он в решетчатое окошечко микрофона.

— Максимов слушает, — отозвался тенорком динамик “Тюльпана”.

— Коля, разыщи Гаспаряна и Рузаева, срочно, и пришли их к штабу.

— Михаил только что направился к вам, а Сурен пошел в вычислительный. Если нужно, и туда позвоню.

— Не надо, долго ждать. Отбой.

Ивашура щелкнул выключателем, задержал шаг.

— Вы пока садитесь в кабину, я сейчас.

Он забежал в один из домиков экспедиции, на дверце которого был намалеван красный крест в белом круге, и вернулся с миловидной девушкой, врачом отряда, накидывающей на ходу пальто на белый халат. Ивашура держал в руке медицинский саквояж.

Из-за деревьев показался Рузаев, заметив подзывающую руку Ивашуры, рысцой направился к ним.

— Заводи, — кивнул Ивашура пилоту и пропустил врача вперед.

Рузаев, не задавая вопросов, поднялся следом. Одинцов подвинулся, пропуская их в тесную, сдавленную вверху, кабину.

Пилот запустил двигатель, и через несколько минут они взлетели. Ушла вниз поляна с домиками экспедиции, машинами и радиостанцией. Горизонт раздвинулся, распахнулась палево-серая даль зимнего леса, у отодвинувшейся Башни стала заметна окружавшая ее черно-бурая полоса растаявшего грунта.

Ивашура снова включил “Тюльпан”, перещелкнул диапазоны.

— Связь-два, лейтенант у вас?

— Я здесь, Игорь Васильевич.

— Молчат?

— Наряд только что пошел, пока никаких сведений.

— Я имею в виду вертолет.

— Молчат.

Ивашура наклонился к пилоту.

— Давай вокруг Башни, на румбе северо-востока снизишься, будем искать.

Пилот шевельнул каменными скулами:

— Найдем, — и снова застыл, положив сильные руки на полукольцо штурвала.

В километре от Башни, закрывшей половину небосвода колоссальной, геометрически правильной горой, вертолет стало болтать в воздухе.

— Восходящие потоки, — пояснил пилот бесстрастно.

Ивашура не ответил, водя окулярами бинокля по курсу вертолета. Остальные тоже взялись за бинокли, даже врач. Смотреть было неудобно, сильно мешала болтанка, но терпели, вглядываясь до слез в бурое месиво внизу. С четверть часа длилось молчание, лишь Ивашура дважды запрашивал по рации лейтенанта. Наряд солдат застрял где-то у непроходимой топи и сообщить ничего нового не мог.

— Топь, — пробормотал Одинцов. — Вертолет не мог затонуть в трясине?

Ивашура тоже подумал о том же, но промолчал, продолжая осматривать местность под вертолетом. За него ответил Рузаев:

— Болото оттаяло только сверху максимум на полметра-метр, так что провалиться глубже они не могли.

— Вижу! — воскликнула вдруг врач и вытянула руку вперед. — Смотрите, вот он!

Пилот тоже увидел упавший вертолет и направил машину к Башне, потому что вертолет авиаконтроля лежал на полкилометра ближе, чем говорил лейтенант.

— Оранжевый? — удивился Одинцов.

— Чтоб виден был издалека, — пояснил Рузаев.

Башня приблизилась, угрюмая, голубовато-серая, в узорах черных пятен и ниш. Казалось, она кренится в их сторону и сейчас упадет, чудовищное творение неизвестных сил, нечто небывалое по земным масштабам и человеческим меркам, и поэтому противоестественное и таинственно-зловещее.

Одинцов покачал головой:

— И не боитесь же вы здесь летать! А если появится… этот, “глаз дьявола” или “мертвый выброс”? Как у вас соблюдается режим безопасности?

— Соблюдается, — отрывисто бросил Ивашура, готовясь открыть дворцу кабины и выпрыгнуть наружу. — Во-первых, сейчас “межсезонье”- середина периода между пульсациями, подвижками Башни, и активность ее низкая. То есть “мертвые выбросы”, “глаза дьявола” и прочие эксцессы учащаются по мере приближения пульсации, и за день до нее мы прекращаем выходы к Башне. А во-вторых, нас предупреждают пауки.

Одинцов изумленно посмотрел на начальника экспедиции:

— Пауки?! Пауки предупреждают вас о появлении “глаз дьявола”?

— Мы это сами поняли недавно, — проговорил Рузаев. — Но еще ни разу пауки не ошиблись. Как только раздается крик — где-то что-то обязательно вылезет.

В это время вертолет коснулся колесами грунта, слегка накренился. Ивашура открыл дверцу, спрыгнул на желто-бурую плешь сухой травы и, пригибаясь, отбежал в сторону. Рузаев спрыгнул за ним, и Одинцову пришлось помогать врачу сойти на землю, вздрагивающую под ногами, как живая.