Министерство будущего - Робинсон Ким Стэнли

Участники с энтузиазмом обсуждали сельское хозяйство с отрицательным уровнем выбросов, экологически чистую энергию, флотилии парусных судов, эскадры аэростатов, производство взамен цемента углеродных материалов из углекислого газа, высосанного из атмосферы, что позволяло улавливать двуокись углерода напрямую и давало материалы для будущего строительства, недорогие экологически чистые опреснительные установки, очищение воды, напечатанные на трехмерных принтерах дома, туалеты и канализацию, всеобщее образование, развертывание широкой сети медучилищ и медучреждений, восстановление ландшафтов, коридоры между природными зонами обитания животных, сосуществование сельского хозяйства и таких зон…

– Хорошо! – оборвала поток предложений Мэри. Ей показалось, что работники этих направлений заскучали от беспризорности. Ее ум слишком долго занимали финансы. По меткому выражению Боба Уортона, хорошими новыми проектами, уже изобретенными и ожидающими внедрения, можно было заполнить энциклопедию средних размеров. – Я согласна: полезных проектов бесконечно много, не хватает только денег. Но что нам посоветовать национальным правительствам прямо сейчас?

– Устанавливать все более жесткие нормативы углеродных выбросов в шести направлениях, где они самые высокие: и не успеешь оглянуться, как выбросы станут отрицательными и начнется возврат к 350 частям на миллион, – предложил Боб.

– В шести направлениях? Каких?

– В промышленности, на транспорте, в землепользовании, строительстве, пассажирских перевозках и в межотраслевой сфере.

– Межотраслевой?

– Куда входит все, что не уместилось в первых пяти. Великое «и т. п.».

– И этих шести должно хватить?

– Да. Сокращения в шести областях в десяти странах с крупнейшей экономикой покроют восемьдесят пять процентов всех выбросов. А если подпишется «большая двадцатка», вопрос, считай, решен.

– И как добиться сокращений в этих шести областях?

Все хором заявили: потребуются одиннадцать шагов – система тарифов за выбросы углерода, стандарты эффективности промышленного производства, правила землепользования, регулирование выбросов вследствие технологических процессов, дополнительные меры в энергетике, стандарты для проектов возобновляемых энергоносителей, строительные нормы и правила, стандартизация строительных машин, стандартизация экономии горючего, усовершенствование городского транспорта, электрификация средств транспорта и система штрафов-скидок, другими словами, возвращение налогов на выбросы углерода потребителям. Короче, нужны законы, регламентирующая правовая база, которая уже подготовлена и готова к принятию.

– Ваш список напоминает молебен за здравие, – заметила Мэри.

Да, признали члены штаба, в этом наборе нет ничего нового. Министерство энергетики США подготовило эти рекомендации довольно давно, однако роль аналитического требника они еще могут сыграть. Рабочая группа Евросоюза подготовила похожий документ. Ни происхождение проблемы, ни ее решение не были загадкой.

– И все равно нет никакого прогресса, – констатировала Мэри.

Чтобы был прогресс, надо преодолеть сопротивление, напомнили ей.

– Воистину, – согласилась Мэри. Они застряли в лабиринте, подхвачены лавиной, которая неудержимо несет их вниз, дальше точки невозврата. Министерство терпело поражение, проигрывая тем, кто очевидно не желал видеть, что ставкой в игре было выживание планеты.

Мэри спустилась к парку на берегу озера. Присев на скамью, посмотрела на статую Ганимеда, протягивающего руку к орлу, на белых лебедей, кружащих вокруг крохотной пристани в ожидании хлебных крошек. Прекрасные создания. Белые фигуры на черном фоне воды выглядели как гости из параллельной реальности. Не удивительно, что они отталкивают воду и солнечный свет, а может быть, даже светятся сами. Неземные существа.

Заходить сверху бесполезно. Парламентарии продажны. Раз не получается сверху, надо действовать снизу. Как смерч. Чьи это слова? Смерчи начинаются на поверхности, хотя в атмосфере должны сложиться благоприятные условия. Начать с народных масс. С молодых? Чтобы молодые не просто собирались на демонстрации, а меняли образ жизни? Селились вместе в маленьких домах, работали на «зеленых» рабочих местах в кооперативах и не ждали, что на них однажды прольется золотой дождь наподобие выигрыша в лотерею? Мир без единорогов, на спине везущих молодежь в рай, – не много ли она нафантазировала? Оккупировать офисы всех политиков, победивших на выборах с помощью «углеродных» денег и голосовавших за ограничение сокращения выбросов одним процентом? Устроить мятеж-забастовку?

Почему план действий снизу не вырисовывается? Из-за ее собственной некомпетентности или потому, что такова реальность?

Перед ней вырос Бадим.

– Не против, если я присоединюсь?

– Нет. Присаживайся. – Мэри похлопала по месту на скамье рядом с собой. Наверное, спросил у телохранителей, где ее найти. Неприятная мысль, однако Мэри была рада появлению коллеги.

Бадим уселся на скамье, охватил взглядом красивый вид.

– Кем, говоришь, был Ганимед? – спросил он, кивнув на статую.

– Кажется, одним из любовников Зевса.

– Гомик?

– Древние греки мыслили другими категориями.

– Пожалуй. Зевс, помнится, любил насиловать своих любовников?

– Не всех, лишь некоторых, если я не ошибаюсь. Трудно сказать. В ирландских школах эту тему не проходят. Как насчет индийских?

– Я вырос в Непале. Тоже нет. Греческую мифологию у нас не преподавали.

– А индуистскую? Там ведь есть шаловливые божества?

– Еще сколько! Хотя я в этом особо не разбираюсь, боги и богини были для нас как семья, дальние родственники. Героические, благородные. Горделивые, глупые. Невольно задумываешься, какими были те люди, что пересказывали друг другу столь скучные истории – ни дать ни взять мюзиклы Болливуда. Бесконечная мелодрама. Я ими никогда не интересовался.

– А что тебя интересовало?

– Механизмы. Я хотел, чтобы мой город был похож на западный. Был чистым, удобным, полным сверкающих зданий и трамваев. С подвесной канатной дорогой. Каждый день по дороге в школу мне приходилось сначала подниматься в гору на четыреста метров, потом спускаться. Поэтому я желал жить в месте, похожем на Цюрих. Переселиться из прошлого в настоящее. У меня было такое чувство, словно я застрял во временном тупике, в средневековье. В телевизоре показывали современный мир, но наш был не таким. Никаких туалетов и антибиотиков, люди постоянно мерли от элементарного поноса. Часто болели, быстро изнашивались и умирали, не дожив до старости. Я хотел все это преодолеть.

– Тебе повезло. Ты хотя бы чего-то хотел.

– Ну, не знаю. Жажда перемен способна сделать человека не менее несчастным. Я был несчастен. Бунтовал.

– Счастье слишком переоценивают. Разве человек бывает по-настоящему счастлив?

– Я считаю, что да. По крайней мере на первый взгляд. – Бадим жестом показал вокруг.

Цюрих солиден, красив. Но счастливы ли его жители? Трудно сказать. Швейцарское счастье выражалось приподнятием краешков губ, стуком пивной кружки о стол после затяжного глотка. Ух! Genau! Или неодобрительным взглядом из-под слегка нахмуренных бровей при редком столкновении с мелкими недостатками. Мэри нравились швейцарцы, их практичность. Сдержанные, солидные, не отвлекающиеся на фантазии люди. Разумеется, это стереотипы, и в части жизни, скрытой от всех, кроме самого себя, швейцарцы, несомненно, были мелодраматичны, как звезды оперы. Или звезды итальянских мыльных сериалов, если вспомнить еще одно клише. Пускаясь в размышления о социальных группах, люди не придумали ничего лучше кроме упрощенного коллективного образа, который при необходимости легко переделывался в образ врага.

– Трудно сказать, – повторила Мэри вслух. – Люди, у которых все есть, кому нечего желать, обречены. Счастье – когда ты чего-то хочешь и твой труд приближает тебя к цели.

– Главное – стремление?

– Да. Стремление к счастью и есть счастье.