Катализ - Скаландис Ант

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88

– Так, может быть, это не связано с введением моей крови?

– Связано.

– Но ты сумеешь это вылечить?

– До сих пор такое бесплодие не излечивалось.

– Но ты сумеешь? Ты научишься?!

Угрюмый молчал. А Ленка проговорила сквозь слезы:

– Что ты орешь, Виктор?

Она переживала свое горе и, кажется, совершенно не понимала, о чем идет речь. А речь шла ни много, ни мало о конце света.

Я и Альтер говорили одновременно, перебивая друг друга. Угрюмый молчал.

– Значит, конец идее продленной молодости…

– Всему конец…

– Да нет же, можно дать мою кровь избранным…

– Желающим, желающим, а не избранным…

– Глупость. Это конец света…

– Все захотят жить молодыми двести лет, или сколько там, вместо того, чтобы возиться с детьми…

– Ну, положим, не все…

– Может быть, не все сразу, но вообще все.

– А забота о будущем?

– Нет никакой заботы о будущем, есть только забота о себе…

– Значит Апельсин хотел…

– Апельсин – не человек, он ничего не хотел…

– Но это же вторжение… геноцид…

– Ловко они нас!

– На очищенную от человечества планету прилетает много-много Апельсинов…

– Целый вагон. По два рубля килограмм, – встрял Угрюмый.

Но шутку никто не принял.

– Не может быть! – свистящим шепотом сказала Ленка. – Не верю.

Апельсин не мог!

– Какая наивность, Малышка! – я вскочил и заходил по комнате. – Откуда нам знать, что он мог, а чего не мог. Это сибр не враждебен человеку, потому что его изобрел я. А Апельсина я не изобретал. Он сам прилетел. Он сам прилетел! Я не звал его!! … Или звал? Ведь тогда я величайший убийца в истории человечества… Но я не звал его!!! ОН САМ ПРИЛЕТЕЛ!!!

Наверно, в этот момент Угрюмый испугался за мой рассудок.

– Хватит орать, – сказал он. – Вы можете выслушать меня спокойно?

Вопрос подействовал отрезвляюще. Я вдруг понял, что информация еще не вся.

– Никакой это не конец света, – отчеканил Угрюмый. – Вы что, совсем отупели с вашими оранжевыми мозгами? Вакцинацию-то имеет смысл делать лет в тридцать, а до тридцати, представляете, сколько можно нарожать? Пятерых безо всякого труда. Где же тут конец света? Тоже мне, могильщики человечества!

Доходило медленно. Я просто боялся поверить, что все так хорошо. У меня было ощущение, словно я только что своими глазами видел дрожащую костлявую руку, тянущуюся к пресловутой кнопке, и ничего уже нельзя было сделать, а потом вдруг, неизвестно как некий безымянный, но славный агент специальной службы перерубил в самый последний момент силовой кабель, и мир был спасен.

Однако радость улетучилась быстро. В том, что мы сделались жертвами нелепого заблуждения, а потом все прояснилось, ничего хорошего, в сущности не было. Теперь предстояло осмыслить действительное положение вещей, и Ленка первая спросила о главном:

– А сколько же все-таки будут жить эти стерильные люди?

– Сколько? – академик выдержал театральную паузу и сообщил: – Лет около ста. Независимо от возраста, в котором произведена вакцинация.

– Мало, – сказал Альтер.

– Нахал, – возмутилась Алена. – Сотня лет в молодом теле!

– Я не нахал, я бессмертный. Для бессмертного любая цифра мала.

– А от чего будет наступать смерть? – спросил я.

– От старости, – сказал Угрюмый. – Удивляетесь? От мгновенной старости. Понимаете, в ваших головах стоят регуляторы из оранжита как бы неограниченной емкости. Как они устроены, я не знаю.

Причем, пересадить их никому нельзя – каждый регулятор сугубо индивидуален. А в наших головах емкость регуляторов ограничена.

Оранжит берет на себя все ошибки в работе генетического аппарата, но, к сожалению, накапливает их. Этот регулятор представляет собой как бы портрет Дориана Грэя, только уничтожается он сам, автоматически. Ну, и конечно, внешнего старения, как в романе Уайлда, мы наблюдать не будем. Будет что-то вроде обширного инсульта.

– Страшно, – сказала Ленка.

– Да, – согласился Угрюмый, – это высокая цена за долгую молодость. Но, по-моему, можно заплатить и побольше.

– А мы и платим побольше, – сердито заметила Алена.

– Верно, девочки, – не спорил Угрюмый, – стерильность – вторая плата, и тоже высокая, но это – регулятор рождаемости. Иначе за восемьдесят с лишним лет половой зрелости мы расплодимся, как тараканы. А перенаселение, братцы, проблема непростая даже при полном изобилии.

– А у тебя дети есть? – вдруг агрессивно осведомилась Ленка.

– Сын, – сказал Угрюмый.

– Легко тебе рассуждать о всяких там платах-зарплатах! А у меня никогда не будет ребенка. Никогда! – крикнула она со слезами.

– Малышка! Но при чем здесь Иван? Не он же придумал Апельсин, – Альтер был, как всегда, рассудителен.

Но и Алена тоже плакала и тоже вопреки всякой логике ругала Угрюмого. Вот уж никогда бы не подумал, что для моей Малышки так важно иметь ребенка – нам с ней раньше и в голову не приходило такое.

Все как-то растерялись. Угрюмый неуклюже гладил обеих Ленок по плечам и явно пытался придумать что-то в утешение.

– Девочки, милые, – родил он, наконец, – но это же не окончательный приговор.

– Да?! – обе спросили одновременно и одновременно улыбнулись.

Они были похожи на детей, которые так легко ударяются в неудержимый рев и так же легко утешаются вдруг какой-нибудь чепухой.

– Не окончательный? – спросили они снова вместе.

От такой синхронности улыбнулся даже Угрюмый. (Третья улыбка Угрюмого, отметил я про себя).

– Ну, конечно, девочки, в медицине не бывает окончательных приговоров. А тем более, в сибромедицине. Это еще слишком молодая наука…

Слава Богу, конфликт был, кажется, улажен. Но Альтер на всякий случай перевел разговор на другую тему:

– Между прочим, перенаселение – не такая страшная штука. Я говорил на днях с астрономом Цвиркиным. Большой поклонник Циолковского.

Так он мне поведал о грандиозном проекте заселения планет Солнечной системы…

Поговорили о проекте Цвиркина. Действительно, впечатляющий замысел. С помощью сибров ничего не стоило в довольно короткие сроки создать земные условия и на Марсе, и на Венере, и на спутниках Сатурна, и еще бог знает где. Хороший получился разговор. Стерильность отошла на второй план, все страхи и волнения забылись, и грядущее вновь засияло радужными красками: бесконечность, звезды, счастье… Но… Было «но». Я ощущал какую-то смутную тревогу. Я ощущал недосказанность в сообщении Угрюмого и недосказанность такого рода, что сам Угрюмый еще не знал, что ему следует сказать в дополнение.

Но был человек, который знал это очень хорошо. Папа Монзано первым почуял недоброе в докладной записке Угрюмого о стерильности. Да, разумеется, академик растолковал начальству, что всеобщая вакцинация – не катастрофа, что обеспечить порядок в деторождении – забота юристов, а не медиков, но Папа Монзано почуял недоброе и насторожился. Может быть, он не очень-то верил полученным результатам (слишком уж много сюрпризов преподносил Апельсин); может быть, воображение Папы Монзано поразило то, что появилась некая новая сущность, грозящая выйти из-под контроля – дьявольская кровь Брусилова; а может быть, просто не выдержали нервы (генерал-лейтенанты – они ведь тоже люди). Так или иначе, директор ВЦС принял суровые меры. Но сначала был диалог.

– Ваши тайные сообщники заражены вашей кровью?

– У меня нет сообщников, – сказал я.

– Вы лжете, Брусилов. Но вы хоть понимаете, какой опасности подвергаете все человечество?

– Да, – сказал я.

– Брусилов, вы дурак! – горячился Папа Монзано. – Вы же только что сказали, что у вас нет сообщников.

– Да, – сказал я.

– Так в чем же опасность?

– Во мне.

– Бросьте. Здесь вы не опасны.

– Перестреляете, как бешеных собак?

– Прекратите, Брусилов. Отсюда нельзя выйти.

– Выйти можно откуда угодно. Пансионат охраняют люди. Представьте, кого-нибудь из вашей охраны совратит моя жена. И этот стерильный, этот заразный там, за кордоном пойдет по бабам. Не остановите вы его. Апокалипсис.

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88